Раздели со мной безумие

-Убирайся! Слышишь? Пошел вон. Забирай свои манатки и проваливай к чертям собачим! -Высказался? А теперь садись, лапша стынет. -К черту твою лапшу! И тебе к чёрту. Не слышал, что я тебя сказал? Проваливай отсюда! -Хорошо, только поешь.Ты вторую неделю уже голодаешь. Тихие и спокойные ответы Минхёка ни капли не успокоили Хосока. Он наоборот, кажется только больше взбесился. Бывает.Его периодически накрывает омут собственного безумства, и тогда к нему лучше не подходить. Вообще с ним лучше никак не контактировать. Кормить желательно. Хотя бы раз в день. Это Минхёк уже выучил как заповедь, и точно выполнял все истины прописанные в ней. Не шумел, не прикасался к Хосоку, и кормил, даже не один, а целых два раза. Всего один единственный раз Минхёк решил пойти наперекор правилам, рискнуть здоровьем так сказать, и вот что из этого вышло. Разгневанный Хосок выставляет его, Минхёка из его же квартиры. Хосок много чего наговорил Минхёку в порыве своей ярости, хорошо хоть до рукоприкладства не дошло. Такое было то все пару раз, и то после этого Хосок несколько часов стоял на коленях перед Минхеком и со слезами на глазах вымаливал у него прощение. Минхёк же, только успокаивающе гладил Хосока по голове словно ребенка, ведь он простил его почти сразу же. Благо, он, Хосок, своих чертей с цепи спускал крайне редко. Только когда их шепот проедал ему барабанные перепонки и отмахиваться от них, словно от назойливых мух больше не представлялось возможным. Тогда он закрывался в студии и писал. Писал, писал и еще раз писал. Иногда конечно выползал на свет божий, но это только когда первый голод этих поистине адских тварей был утолен. Ну или до него доходил запах еды. Тогда он словно зверь на охоте, тихой и мягкой поступью прокрадется на запах добычи, схватит и утащит её в свое логово. А потом снова выползать из своей норы не будет. Зачастую нашествие проходит мирно. Хосок на пару дней закрывается в своей студии, и при учете того, что его никто не побеспокоит выдаст очередной шедевр по окончанию потери контроля. Парадокс, но именно его ужасные и отвратные черти являлись творцами столь прекрасного творения как музыка. Хосок в принципе много писал, но именно в моменты его безумства рождались поистине невероятные шедевры. И Минхёк привык ко всему этому. К хосоковскому безумству, замкнутости и даже приступам агрессии. Он в принципе ничего этого не замечал. Все хосоковские гнилые язвы застилала пеленой Минхёку любовь. Хотя, скорее не так. Минхёку не нужно было закрывать глаза на все выходки и недостатки Хосока. Он просто любил его, той самой отчаянной любовью, когда ты все отдаешь, не требуя ничего взамен. Только Минхёк отдал намного больше чем «всё». Каждый раз выворачивая себя наизнанку перед Хосоком, обнажая душу, он надеется на хоть малейшее проявление чувств и симпатии. Каждый раз переступая через себя, запихивая в самые потаенные участки души свою гордость, он надеется на… На что? На то, что Хосок изменится? Что вдруг полюбит его? Он уже и сам не знает. Минхёк прекрасно помнит тот день, который до сих пор кажется ему самым счастливым в его до этого никчемной жизни. Он, Хосок, позволил Минхёку быть рядом с собой. Казалось бы, для такой мелочи вовсе не нужно дозволение. Но Хосок, всегда был волком одиночкой, и только невероятная напористость Минхёка позволила ему пробиться сквозь толстую стену одиночества Хосока. Тогда Минхёка не волновало, то, что Хосок сразу предупредил его, о том, чтобы он на корню рубил все ростки надежды на взаимные чувства. Его не волновало грубое отношение к себе, как не волнует и сейчас. Но. Вот это самое «но», словно рой мух навис над их квартирой. Они жужжат днем, жужжат ночью, и не дают ни секунды отдыха. Минхёк с Хосоком оба чувствуют приближение чего-то поистине ужасного. Они оба чувствуют, что скоро в их квартире в центре Сеула развернется Третья Мировая, и никому уже тогда не спастись. Они оба это чувствуют, но вот только оба не знаю, что с этим делать. Когда Хосок предупредил Минхёка, чтобы тот даже не надеялся на взаимные чувства. Он думал, что это самое предупреждение пропастью ляжет между ними. Оттолкнет от него и без того слишком приставучего Минхёка. Но не тут то было. У Минхёка после разрешения Хосока казалось крылья выросли. Или же этот дурак просто ослеп. Но той самой пропасти, на которую Хосок возлагал столь большие надежды, этот слепец не замечал. Казалось для него вовсе не существует никаких рамок, или границ. Он был довольный, словно кот объевшийся сметаны и все не прекращал ластится к Хосоку. Будто «случайные» прикосновения, приготовленный рамен, заботливо покоившийся в тарелке возле кровати Хосока по утрам, отглаженная одежда аккуратно сложенная в общем шкафу. Хосок сам не заметил, как все его вещи медленно, но верно перекочевали в квартиру Минхёка. Да он как-то и не особо сопротивлялся этому. Хосок просто принимал это как должное. Ведь Минхёка никто не заставлял заботиться о Хосоке. Его даже предупреждали. И не только Хосок, но и их общие, не многочисленные друзья. Не раз, и не два, Минхёку повторяли, что с этим психом Хосоком лучше не связываться. Но Минхёк похоже не только ослеп, но еще и оглох, или ему просто удобно прикидываться таковым. Но Хосока это мало интересовало. Его вообще мало, что интересовало, помимо музыки, конечно. Ей он просто болел, ей одной он жил и дышал. И его это вполне устраивало. Устраивало, да, до появления в его проклятой жизни этого чертового разрушителя границ Минхёка. Пьянки до утра, наркотики, знакомства на одну ночь. Все это медленно, незаметно, словно ночная дымка рассеиваясь по утру, вытеснил собой Минхёк. Он словно юркий щенок пролез в крохотную дыру забора прямо в сердце Хосока. Этот вечно приставучий парень, кажется построил целый домище в душе Хосока, и вообще не собирается её покидать. Как бы Хосок не пытался, как больно он только не делал Минхёку, тот все стерпел. И продолжал с улыбкой на губах и любовью в глазах смотреть на Хосока, прощая ему все грехи, что числились за его далеко не девственной душонкой. И кажется сегодняшняя ссора, еще одна из многих, стала столь желанным для Минхёка переломным моментом. -Хорошо, я уйду. Если тебе так будет лучше. Если без меня ты действительно будешь счастлив. Черт, похоже это нужно было сделать еще давно. Когда человек несчетное количество раз говорит тебе проваливать, похоже нужно его послушать и просто свалить уже в бездну. Это действительно был переломный момент. Для Минхёка, который кажется впервые за всю свою, уже снова никчемную жизнь, решил сделать шаг назад. И для Хосока, который впервые пересилив свой эгоизм, решил сделать шаг навстречу. -Подожди, кажется я давно должен был кое-что сказать, — Хосок быстрым, словно бросок змеи движением схватил Минхёка за руку, не позволяя тому и шагу сделать.И в этот момент когда их руки соприкасаются, что-то невидимое, но давно назревавшее ломается внутри Хосока, и тот, начинает говорить. -Пожалуйста, не уходи, -никогда еще Минхёк не слышал, чтобы вечно дерзкий и язвительный Хосок говорил таким тихим и просительным голосом.-Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, -словно и впрямь обезумевший повторял он. -Тиши, тише, -начал гладить голову Хосока Минхёк.-Я никуда не ухожу. Но Хосок казалось бы абстрагировался от этого мира, и находясь то ли в трансе, то ли в бреду шептал, — Мне страшно. Не оставляй меня, не оставляй меня одного. Мне так страшно. Если ты уйдешь, тьма поглотит меня. Я окончательно утону в пучине своего безумства. Глаза Хосока горели каким-то внутренним огнем и словно мотылька манили Минхёка. Но Хосок все продолжал и продолжал изливать свою душу тому, кто столько лет этого ждал. — Я прошу, пожалуйста. Один я уже не справляюсь, -ноги Хосока резко подкосились, и он словно утопленник пошел ко дну.-Вот он, весь я. На коленях стою перед тобой и прошу.Раздели со мной моё безумство. Утопленнику не даёт достигнуть дна заботливо протянутая рука.