Слишком взрослая для Лолиты, слишком молод для Гумберта.

Она была Ло, просто Ло, по утрам, ростом в пять футов (без двух вершков и в одном носке). Она была Лола в длинных штанах. Она была Долли в школе. Она была Долорес на пунктире бланков. Но в моих объятьях она была всегда: Лолита.©

Летняя жара действует Джин Грей на нервы, мешая думать, запоминать, учиться, да вообще чем-то заниматься, но похоже, все остальные не разделяют ее недовольство слишком ярким солнцем. Занятия на сегодня были отменены. Студенты и учителя высыпали на улицу, радуясь этому зною. Джин увлекается психологией. Она может читать мысли людей, но этого мало, нужно знать причины, понимать то, что спрятано в глубине. Чарльз говорит, что знание психологии поможет справляться с кошмарами, поможет держать пламя внутри под контролем. Она не особо верит, но продолжает учиться. Сегодня ей не дали устроиться в тени любимого дерева, затеяв на поляне водяное побоище, что грозило участью попасть под обстрел холодных струй. Джин нашла уединённое место на огромной территории особняка Ксавье: подвесные качели, почти незаметные за небольшой рощицей, посаженной кем-то из предков Чарльза. Скандальный роман двадцатого века. Его не желали печатать, называя порнографическим, но позднее сменили гнев на милость, и даже экранизировали лет двадцать назад, но не из-за этого Грей взяла его в руки. Эта книга была из списка книг для чтения, и девушка, стараясь вникнуть в психологию писателя и его персонажей, понять мотивы поступков, раз за разом отвлекалась на сюжет. Запретная, неправильная любовь, страсть. Связь взрослого мужчины и юной нимфетки, и вот в голове Джин уже не сцена из книги, а воспоминание: она сидит на лекции Ксавье, слушает его голос, но смысл сказанного никак не хочет доходить до сознания. С ней это впервые, дрожь в руках, заставляющая нервно крутить ручку в пальцах, сжатые вместе колени и совершенная пустота в голове. Она лишь надеется, что Чарльз не заметит и не поймет, хотя собственный пульс уже, кажется, оглушающим набатом, слышимый всеми вокруг. Девушка почти бегом покидает аудиторию, как только Ксавье всех отпускает. Джин больше не ходит на лекции, стараясь понять все самостоятельно. Она боится раскрыть свои мысли, свои чувства и что совсем иные желания и другие сны теперь сжигают ее по ночам. Образы из книги проникают в сознание, отравляя все вокруг. Чарльз совсем не Гумберт и она для него просто ученица, но его твидовые пиджаки и любовь к литературе, его взгляд, что иногда останавливается на ней. Ей хочется верить во что-то большее. Джин совсем не Лолита, но она завидует наглой смелости и даже некоторой распущенности юной нимфетки. Отличница Джин не имеет на это право. Слова и строчки сливаются перед глазами, превращаясь в образы. И вот она уже видит перед собой мужчину, страстно, но с тем же самым нежно держащего в объятьях хрупкую девушку. Его губы нежно покрывают поцелуями тонкую шею, переходят на выпирающие острые ключицы, тем временем ловкими пальцами спуская бретельки сарафана с плеч, едва ощутимыми касаниями пальцев ласкают небольшую упругую грудь. Жар раскатывается по телу, заставляя выгибаться под этими невидимыми прикосновениями, порождая стон из самой грудной клетки. Джин словно наяву ощущает, как чужая ладонь скользит от колена вверх. Пальцы девушки комкают подол платья. Жар становится все сильнее, он сводит мышцы и сбивает дыхание. И вот уже в объятьях не какая-то эфемерная девушка, а она сама, а у мужчины черты лица такого любимого и недоступного Чарльза Ксавье, смотрящего на нее кристально-голубыми глазами, потемневшими от страсти. Разум твердит Джин остановиться, но воображение с разгорячённым жаром и гормонами телом требуют продолжения. И вот уже рука самой девушки скользит по краю подола, касаясь внутренней стороны бедра, поднимаясь к резинке трусиков. Дрожь пробирает до кончиков пальцев, рисуя в воображение картины, от которых горят щеки. Книга не держится в ослабевших пальцах и чуть не выпадает из рук. Это резкое движение отрезвляет, девушка садится прямо и приглаживает волосы чуть нервными движениями. Она явно сходит с ума, раз позволила себе такое на улице, да еще средь белого дня. Во всем виновата жара, или Джубили права, и ей давно стоит задуматься над тем чтобы не отшивать парней, что рискнули пригласить ее на свидание, но все сложнее, когда в голове образ лишь одного человека. — Здравствуй, Джин, — голос Ксавье заставляет вздрогнуть и захлопнуть книгу. — Чарльз? — голос дрожит и вот снова судорожно сведенные вместе ноги и прямая спина. Она и не заметила, когда он успел приехать. Ей остается лишь надеяться, что мужчина не был свидетелем ее недавнего помутнения, иначе Джин впору проваливаться от стыда под землю. Девушка не просто натянутая струна, она оголенный нерв. Он чувствует это и не может понять этого. В сознание Джин всегда существовал страх: страх перед своими силами, страх оказаться изгоем даже среди таких же, как она, одаренных, страх ошибиться, страх навредить, но этот совсем недавний страх сильнее. Чарльз не знает точно, но чувствует, что этот страх как-то связан с ним. — Джин, мне нужно с тобой поговорить, — осторожно начинает мужчина, подъезжая, так чтобы видеть девушку. — Да, что-то случилось? — взгляд зеленых глаз невинно-удивленный, но губы чуть закушены. — Почему ты не ходишь на лекции? — Я просто думала, что смогу разобраться со всем сама, — тихо отвечает Джин, отводя взгляд в сторону. Ответ звучит двусмысленно и это чувствуют они оба. Чарльз скользит взглядом по женственной фигурке. Привычные юбки-макси и строгие блузки сегодня сменило легкое ситцевое платье небесно-голубого цвета, открывающееся округлые коленки и подчеркивая фарфоровую бледность кожи, которую вскоре украсят озорные точки веснушек. Изящность Джин влечет опаснее, чем откровенные заигрывания некоторых учениц, что приходят на его уроки в нарядах ночных бабочек городских улиц. Как давно он понял, что смотрит на мисс Джин Грей не просто, как на свою ученицу? Когда девушка практиковалась в телепатии, создавая совместно с ним образы и иллюзии в сознание самого Ксавье? Или когда испуганная, измученная, собственными кошмарами и пламенем, что билось внутри, прижималась к нему, а он, убирая влажные от пота пряди, твердил, что все будет хорошо, бережно баюкая, пока она не успокаивалась? Он не мог точно сказать, но цельность ее натуры, живость ума импонировали Чарльзу. Ее зеленые глаза и рыжие локоны снились ему по ночам, став его пламенем. Чарльз делал все, чтобы скрыть, усыпить эти чувства и ни в коем случае не дать повода девушке догадаться. Он не имел права на эти чувства. Хотя бы потому, что он находится в инвалидном кресле. — Джин, если тебя что-то беспокоит, ты всегда можешь рассказать мне, — мужчина подъезжает ближе. О таком не рассказывают, такое хранят на самой дальней полочке подсознания, вместе с другими тайнами. — Нет, совершенно ничего, — качает головой Джин. — Обычные подростковые бредни, комплексы и заморочки. Девушка старается придать голосу беззаботность, но выходит это из рук вон плохо. Воспоминание о пережитом возбуждении краской заливает щеки и Джин вспоминает все уроки по блокированию мыслей, хотя понимает, что Чарльз без спросу не станет сканировать ее разум. Чарльз хмурится, его тревожит поведение девушки все больше и больше. Ему хочется встряхнуть ее, либо прижать к себе, но как-то вывести из этого странного состояния постоянной скованности делающие ее похоже на марионетку. — Дай мне руку, — протягивает он ладонь. Джин сомневается, смотря на протянутую руку с опаской, но послушно вкладывает свою ладонь в его. Порыв ветра, внезапный в окружающем их штиле, срывает покровы с тайн. Чувства вырываются на волю волной страсти и возбуждения. Вдох замирает на губах, кажется, застывает все вокруг. Лишь ощущение прикосновения и разряд тока между пальцами. Чарльз чувствует все: ее эмоции, чувства, желания, — прокатываются по его сознанию, словно прорвавшая плотину волна. Это чувства настолько сильные, что напрочь сносят все доводы разума. Оставляя лишь желание обладать человеком, прикасаться к нему, быть с ним. Гром раздается прямо над ними, словно само небо предупреждает их о опасной близости той черты, переступив которую они не смогут вернутся. Первые тяжелые капли срываются вниз, остужая раскаленный до предела воздух. Они падают, порождая мурашки на коже, заставляя ткань темнеть и липнуть к телу. Вскоре их не одна и не две, дождь льет стеной, загоняя глупых людей под крыши домов, показывая силу и неотвратимость стихии, силу и неотвратимость чувств. Чарльз резко, с некоторой долей грубости, что так ему не свойственно, тянет Джин за руку. Девушка одним движением оказывается на его коленях, непозволительно близко, и не успевает ни запротестовать, ни испугаться, когда его губы впиваются в ее. Поцелуй больше похож на укус, и вместе с ним под кожу проникает страсть: настоящее мужское, неудовлетворенное желание, от осознания которого уже все трепещет внутри. Куда уж тут несмелым мальчишечьим поползновениям и глупым девичьим мечтам. Джин подается вперед, впиваясь пальцами в плечи мужчины, чувствуя, как его руки проходятся по спине, ладонь ложится на затылок, привлекая ее ближе. Промокшая ткань платья не оставляет простора для воображения, обрисовывая и холмики грудей, и вершины сосков. И когда длинные тонкие пальцы задевают чувствительные места, Джин непроизвольно вздрагивает, ощущая, как ток бежит по позвоночнику, останавливает внизу живота. Рука Чарльза следует за разрядом, вниз, сминая подол платья. Ладонь мужчины проходит по внутренней стороне бедра вверх, заставляя замереть и задержать дыхание. Чарльз прекращает поцелуй, позволяя девушке отстраниться. Во взглядах обоих еще горит не погасший огонь желания, еще чувства владеют телами. — Ты понимаешь,что то, что мы делаем, непозволительно? — спрашивает он. — Да, — кивает она, чуть покусывая губу. — Непозволительно, но необходимо. Джин склоняется, легко целуя мужчину в подбородок, потом губы скользят ниже, прикасаясь к жилке на шее, где до сих пор быстро и неровно, как у нее самой, бьется пульс. Упавшая с качелей книжка шелестит на ветру страницами, словно напоминая о своем существовании. — Я слишком молод для Гумберта, — тихо смеется Ксавье, обнимая девушку, сидящую у него на коленях. — А я слишком взрослая для Лолиты, — в тон ему отвечает Джин, прижимаясь еще сильнее.