За облаками

Проселочная дорога, идущая от шоссе, затоптана подошвами грубых ботинок и изрыта вся следами колёс - в округе явно живут в большинстве своём те, кому не по карману планирующие автомобили. Где-то вдали жужжит комбайн, убирающий сено в круглые тюки, в высокой желтой траве гуляет ветер, выметаясь то и дело в ноги Кодзи сухостью и песком, который вскоре тонким слоем притирается к его ботинкам. Длинный высокий забор и выглядывающие из-за его краев купола громадных ангаров видно за много миль, от магистрали до них и вовсе недалеко, и чем короче становится перед глазами расстояние, тем больше ему хочется повернуться кругом и стремглав броситься обратно. Кодзи ужасно нервничает - это первая его настоящая работа, раньше была одна лишь ежегодная практика в колледже, и он в себе уверен, только не может унять иррационально растущую внутри тревогу, так прочно засевшую в нем со школьных лет, когда накануне контрольной он сидел во дворе и вычерчивал на песке формулы, страшась забыть их до начала урока. С тех пор он научился заталкивать нервы подальше и решаться на рискованные идеи, как решился после окончания учебы на перелет в другую часть мира, как вот сейчас - на поиск работы у старого проектировщика гоночных кораблей, которому, судя по объявлению в новостном портале, как раз нужен был подмастерье. Кодзи не уверен в том, делает ли правильный выбор, хватаясь за первую же представившуюся возможность, однако гонки манят его, как что-то недоступно-захватывающее, а шанс своими руками строить то, что после будет летать, кажется ему слишком потрясающе заманчивым, чтобы его упустить. Оттого ноги, должно быть, и несут его так быстро - повороты уходят за спину, петляя, пока дорога не выливается наконец в щербатый от трещин в земле пустырь. У огромных железных ворот меланхолично курит длинную электронную сигарету охранница в серой униформе и сдвинутой набок - видно, от жары - кепке, обнажающей бритый висок. В ответ на робкую просьбу Кодзи она кричит кому-то по ту сторону ограды и в два прыжка забирается по приваренной к бетонной стене лестнице в кабину, расположенную чуть выше уровня ворот; раздается длинный скрип, и между громоздкими панелями металла расползается просвет. Мигель, тот самый гоночный проектировщик, бывший механик компании Вэй Рэйсинг, оказывается поджарым темнокожим стариком с торчком стоящими седыми волосами и широкой добродушной улыбкой - точь-в-точь как на фото в объявлении, где Кодзи и увидел его в первый раз. Он едва успевает представиться, напомнить, что присылал письмо накануне и договаривался о встрече, как того уже след простыл - улетел вперед метров на пять. Чтобы поравняться с ним, приходится перейти на бег. - Насчет работы ты по адресу, парень, - воодушевленно тарахтит старик, и в нем столько запала, что Кодзи даже задумывается, не увлекся ли тот делом своей жизни настолько, что и себе что-нибудь вкрутил. - Мне давно помощник нужен. Один у меня есть, и каких поискать, а все равно дел по горло, не успеваем со всем вдвоем. Громадные ангары вокруг - всего их три - совсем белые, прямо как перистые рельсы в небесах, следы стремительных звездных кораблей и рейсовых самолетов, рыхлящих полуденную синеву высоко над головой. От волнения весь мир кажется Кодзи точно таким же белым, сердце колотится как заведенное, он пытается вслушиваться в болтовню Мигеля, чтобы хоть немного успокоиться, но это помогает мало. - Там у нас склад, там - ремонтная, а дальше - моя личная мастерская, туда нос не совать, пока сам не позову! Выходных у тебя будет два в неделю, в остальные дни работа с десяти утра до восьми вечера! Мигель без конца подпрыгивает на ходу - оттого, должно быть, что ростом он намного ниже Кодзи, хотя тот и расстраивался всегда, что с пятнадцати лет так и не стал выше ста шестидесяти сантиметров. Кодзи пытается идти с ним вровень, но получается плохо - жизнерадостный старик чересчур активно размахивает руками, норовя то и дело едва не сбивать очки у своего нового механика с носа прихваченным с собой гаечным ключом, так что приходится отскакивать попеременно то в сторону, то назад. Сначала это кажется забавным, потом - ужасно смешит, и постепенно Кодзи успокаивается. Едва ли что-то может пойти не так. Уж что-что, а проявить себя он сможет, когда придет время. - А работать будешь во-от здесь! Полутемный ангар накрывает их как крылом, Кодзи следует за Мигелем в тень, гулкую от эха. Где-то глубоко внутри жужжит плазменный резак и искрит во все стороны огнем, бросая на стены сыпь ярко-белых отблесков. - Стэ-э-эн! - орет Мигель, крутясь на месте, как будто сомневается, что эхо его голоса долетит во все без исключения углы. - Выходи, с напарником своим новым познакомишься! Напарник? Кодзи нервничает, приглаживает машинально волосы, убранные с утра в хвост, чтобы не торчали во все стороны. Никто не предупреждал его о том, что у него будет напарник, и эта новость тушит моментально его загоревшуюся было уверенность. Из тени перед ними сперва раздается отрывистое "Сейчас!", затем спустя насчитанные Кодзи тридцать две секунды показывается отделившаяся от темноты фигура. Первыми оформляются в широких полосах света из дверного проема растрепанные во все стороны темно-вишневые волосы, затем полукруглые линии скул в пушистых бакенбардах, медные контуры плеч и рук. Стэн высокий, крепко сложенный, на нем ношенная серая майка, явно узкая ему в грудной клетке, грязно-зеленые штаны на черном ремне, на одной руке у него перчатка без пальцев, в другой - отвертка, а в зубах он сжимает что-то, похожее не то на зубочистку, не то на тонкую сигарету. Кодзи чувствует вдруг, как воздух пропадает из горла, не дойдя до дыхательных путей, и едва не глохнет от зашедшегося сильным стуком сердца. У Стэна глаза - как потемневшие осенние листья, а его плеч почему-то страх как хочется коснуться. - Привет, - подает голос его будущий напарник, подбрасывая инструмент в воздух - следит за ним взглядом, ловит размашисто. - Как звать? Мигель, к большому облегчению Кодзи, замечает его оцепенение, представляет его сам, после чего с такой силой толкает, усмехаясь, вперед, как будто не навстречу Стэну направить хочет, а в небо запустить. Кодзи давится выхлопом воздуха, запершившим в груди, уныло поздравляет себя с потрясающе произведенным впечатлением. Стэн упирает в бок руку, покусывает свою зубочистку - теперь уже видно, что это зубочистка - смотрит на него вдумчиво и долго. Кодзи хочет потянуться рукой к горлу и нащупать голосовые связки, смазать их, настроить как надо, лишь бы не молчать так долго под его неподвижным взглядом. Новый знакомый будит в нем что-то совершенно неведомое и волнительно-странное, что-то, что растет жаром под сводами скул и громкой дробью в висках, за которой мыслей не слышно, и Кодзи думает уже, что совсем пропал, как вдруг Стэн подходит прямо к нему широким безмятежным шагом и обнимает рукой за плечи - так, будто они знакомы не первые минут пять, а по меньшей мере несколько лет. Весь страх выкипает разом, чуть ли не свистя, словно его и не было. От Стэна, как от хорошо прогретого двигателя, пахнет маслом и теплом; Кодзи чувствует, как на губах поневоле зреет улыбка. - Ну что, давай покажу тебе тут всё, новичок, - Стэн подмигивает ему, радостно усмехаясь, и Кодзи готов поклясться, что скулы у него пылают. *** "Надеюсь, вы вдвоем сработаетесь, парни, мне тут не нужны скандалы" - Мигель смеялся, когда говорил это, видел ведь, что они сразу поладили, но Кодзи все равно почудилось, что он обо всем догадался. Кодзи застенчиво улыбается. Кодзи учится шутить, переводить тему, в присутствии Стэна - дышать, не сбиваясь, настолько всё это для него внове, ведь наверняка, нервно думает он, все его неожиданные, неизбежно жгущие изнутри чувства - тот еще скандал, но пока что Мигель об этом не знает, пока Стэн об этом не знает, он еще может жить спокойно, может работать и наслаждаться обретенной дружбой. Кодзи пытается вразумить себя, обуздать, успокоить, убедить в том, что это всё не более, чем временное наваждение, чересчур яркое первое впечатление, которое просто ещё не прошло, ведь он совсем не знает Стэна. Не помогает ни капли - они, кажется, с первых минут стали понимать друг друга с полуслова: за работой их разговоры кратки, но им не нужно говорить больше, чтобы знать о том, что оба планируют сделать в следующий миг, и Мигель, недолго понаблюдав за их взаимодействием, заявляет, что они дополняют друг друга, как черепки пазла. Должно быть, это правда, и они в самом деле идеально подходят друг другу как коллеги, потому что иначе Кодзи определенно не смог бы толково работать, вызывай кто-то другой у него внутри такую неразбериху. Сердце колотится без конца где-то под подбородком, нагреваются щеки и все валится из рук, но, стоит ему украдкой посмотреть на Стэна, залюбовавшись сосредоточенным прищуром шоколадных глаз и фреской солнечных бликов на запястьях, как напарник оборачивается к нему, улыбаясь и маша приветственно рукой - и взгляд глаз в глаза, который должен бы смущать, заставая врасплох, вызывает лишь ответную улыбку. Со Стэном иначе нельзя, Стэн - как солнце, наваливающееся яростно на плотные ставни серых дождевых облаков, разбивает их, прорывается наружу, выплескивается в мир, затопляет его до краёв. У Кодзи беспощадно ломит всё лицо - он в жизни не улыбался столько, сколько улыбается теперь, когда думает о Стэне, смотрит на него каждый день, говорит с ним, изучает его манеры и привычки. Стэн чуть ли не в кровать идет под ночь со своей зубочисткой во рту, настолько нуждается в том, чтобы ее грызть, он сцепляет пальцы в замок, когда потягивается, часто курит, когда думает, часто смеется, обожает носить майки. А еще, если он чему-то удивляется или радуется, он непременно переглядывается со своим новым другом. Кодзи не может не ломать голову над тем, за что Стэн так добр к нему, чем он заслужил такую лучезарную его симпатию. Помимо работы, в которой он несомненно хорош, Кодзи и не знает совсем, как относится к самому себе - ему было не до мыслей о самооценке, пока его окружали школа, колледж и родители - но точно он кажется себе намного более бледным и тихим, чем его потрясающий напарник. Впору потеряться беспросветно в том, как Стэн ему открыт, ведь всё должно быть по-другому с теми, кто так западает в сердце - обычно приходится держаться в стороне, любоваться издалека, не смея подойти, а вовсе не становиться неразлучными друзьями спустя неделю после знакомства. Стэн не оставляет выбора, ему как будто только и нужно, что общество Кодзи - он возникает из ниоткуда, обнимает за плечи, тащит за руку за собой. Играть в карты, смотреть гонки, всё время проводить вместе. Кодзи должен бы испытывать неловкость и дискомфорт - у него никогда не было друзей, но со Стэном сойтись оказалось на удивление легко, общаться с ним - проще не бывает, они словно рождены были для этой дружбы. С появлением Стэна его жизнь словно обретает новый, настоящий смысл, как будто все те необыкновенные картинки из старых родительских книжек сходят со страниц во внешний мир, обступают его, становятся яркими, объемными, ощутимыми, ложатся ему на кожу, щекочут загаром лицо. Кодзи хватается за каждый миг, который может провести с ним рядом, запоминает бережно каждое случайное прикосновение; они проступают на коже, цветут, как веснушки, их хочется пересчитывать и лелеять до конца своих дней. Его чувства не становятся барьером между ними, Стэн, кажется, и вовсе ничего не замечает, хоть Кодзи и не сомневается в том, что легче пропустить запуск ракеты на космодроме, чем не увидеть, как он горит весь, влюбленный, как сияет и цветет, охваченный чувствами, как ярким иссиня пламенем. Его сердце гораздо легче тела, оно набирает скорость, как космический корабль, тянет его вверх, за облака - вверх, к звезде, рассвет которой они встречали со Стэном вместе, выбравшись на покатую крышу, облитую прохладой после долгой ночи. Проходит немного времени, и Стэн рассказывает, что он родом с южных границ Техаса - его мать держала там автозаправку, и это она учила его так здорово управляться с механизмами - до тех пор, пока не умерла от болезни. - Тяжело было? - ком в горле приглушает голос, Кодзи тянет руку к руке друга. У него отношения с родителями всё более холодеют от года к году, но в голосе Стэна так много восхищения и любви, что ему становится очень грустно, как будто в мире выключили все краски. - Еще бы! Я два дня только и делал, что плакал. Потом время прошло, привык как-то, отвлекся. Нашел Мигеля, - Стэн вздыхает, а потом улыбается и подмигивает так ясно и искренне, что у Кодзи невольно рвется вздох облегчения - должно быть, для напарника это уже подзажившая рана. - А ты - звонишь иногда своим? - Да...иногда, - Кодзи почти запинается, но сохраняет безмятежный тон. Не рассказывать же, что отец не узнал его голос, когда он в последний раз решил позвонить и одолжил трубку у Мигеля, потому что на собственном телефоне села батарея. - Ну и правильно! - Стэн сгребает его в объятия уже таким привычным широким жестом. - Держу пари, они жуть какие зануды! Кодзи долго не знает, стоит ли делиться воспоминаниями в ответ, но плитка сомнения крошится от улыбки Стэна, и он рассказывает: о своей полузакрытой от внешнего мира школе, потом о колледже, где он стал лучшим из выпускников, о том, как вяло отговаривали и не отговорили его родители, когда он решил перебраться в другую часть света в поисках хорошей работы. Прежняя его жизнь кажется теперь какой-то ненастоящей, как кукольные домики в магазинах игрушек, где идеальные пастельные тона по стенам и мебели и пластмассовые окна, а за столом сидят бессловесные картонные фигурки. Сейчас всё совсем по-другому - и об этом он тоже набирается смелости сказать. У Мигеля они делят одну комнату, прямо под самым потолком ангара. Над койкой Стэна - открывающееся внутрь прямоугольное окно, ведущее на крышу. Свет льет туда в любое время дня, на что напарник без конца шутливо жалуется, но всерьез поменяться местами никогда не предлагает. Вскоре после приезда Кодзи Стэн притаскивает в их комнату старый потрепанный телевизор со склада, который тот в два счета налаживает, и с тех пор каждый вечер прилипает к экрану, смотря очередной гоночный канал. Сперва Кодзи держится в стороне, пока Стэн стоически переносит тяготы жизни болельщика в одиночку, но совсем скоро сдается и присоединяется, подползая к рябящему помехами экрану на коленках. С того дня они переживают и радуются вместе, обнимаясь и пританцовывая в честь побед своих фаворитов, а после обсуждают по полночи то, что недалек день, когда Рик Зандерболт станет новой легендой гоночного мира. В дни, когда не транслируют гонки, Стэн иногда выбирается в лежащий южнее маленький городок - в основном за журналами, которыми обожает зачитываться. Такими вечерами он заваливается в их маленькую уютную обитель, нагруженный целыми стопками разнообразных изданий - для себя и для Кодзи, которому он тоже целую кучу покупает после того, как тот пожаловался на телефон, с которого неудобно читать. Еще он подолгу рассказывает о своих прогулках - о том, как напугал голубей на транспортной станции, подружился с кошкой, живущей на заправке ("Пушистая, черно-рыжая, такая ласковая, жаль, что сюда ее не принести, Мигель найдет в два счета и выставит!"), о том, как дела у старого друга их наставника, мастера, изготовляющего электронные часы, изредка к ним захаживающего. Стэн рассказывает, что облака над городом теснятся как будто больше, чем в поле, что там всё почти совсем старое, вывески старые, шелушащиеся краской, машины все на колесах, телефоны на станции проводные. Когда Кодзи наконец не выдерживает и просится пойти с ним вместе в следующий раз, напарник, кажется, жутко счастлив. - Только предупреждаю - идти неблизко, приготовься проголодаться! Вечернее жаркое солнце наполняет духотой полы курток, и до города они оба добираются, повязав их на пояса. На транспортной станции им попадается киоск с мороженым; Стэн явно в этом месте завсегдатай, потому что второе клубничное они получают бесплатно и усаживаются лакомиться им в зале ожидания на скрученные из металлических прутьев стулья. Кошка, которую так красочно описывал Стэн, вскоре находит их сама, и они с Кодзи сразу поладили: первое, что делает его новая пушистая знакомая, оказавшись на его руках - лезет облизывать ему щеки. Вместе с ней они обходят станцию несколько раз, пока Стэн не набивает журналами всю свою сумку до краев, а заодно и сумку Кодзи тоже, затем идут к телефонным автоматам и звонят Мигелю, хихикая в ладони друг другу, приложив трубку к уху кошки и слушая, как она вальяжно мурчит пять минут к ряду в ответ на дребезжащие возмущения в духе "Кто это? Что за шутки?!" Ещё час просто слоняются по извилистым улицам без дела; Стэна тянет под каждую встречную вывеску - кончается это тем, что он будит задремавшую у чьих-то дверей громадную бойцовскую собаку, поэтому обратный путь через город они преодолевают на такой скорости, что могли бы победить в гонках и без корабля. Оторваться от преследовательницы им удается уже далеко за городской чертой, и они долго ещё смеются над своим внезапным приключением посреди высоких колосьев, чуть не падая друг другу на руки, пока легкие не начинает резать не хуже, чем от недавней пробежки. В тени ветряной мельницы на холме, привалившись от усталости друг к другу, они отдыхают почти в полной тишине, вслушиваясь в ленивое движение лопастей над головами и едва слышные перебежки ветра в колосьях ржи вокруг. Через поля вдалеке алеет закатом горизонт, весь как в пене тонущий в палевых облаках, и Кодзи ловит себя на мысли, что не может представить ничего правильнее и лучше, чем сидеть вот так со Стэном плечом к плечу, не ища слов для разговора, как будто они и вовсе не нужны, не чувствуя никакого смущения и неловкости в том, чтобы найти наугад его руку и обхватить под локоть своей. Обратно они возвращаются уже затемно, пробираясь по ангару на цыпочках, чтобы никого не разбудить. Кодзи подмечает про себя, что обычно Стэн не возвращается так поздно - не потому ли, что он, Кодзи, обычно остается здесь? Они долго еще лежат без сна в своих постелях, погруженные в лунную тень, заползшую к ним через распахнутое настежь окно, и лениво перебрасываются впечатлениями, как пару часов назад - потрепанным теннисным мячиком, найденным в придорожной пыли. Потолок над головой матовый и темный, Кодзи не сводит с него сонного взгляда. Умиротворенная радость ширится внутри, как гигантский воздушный шар, заполняет собою грудную клетку, налипает на ребра. Кодзи мог бы думать о том, что это был лучший день в его жизни, вот только со Стэном каждый день - лучший. Кодзи знает уже, что это не пройдет, не справится он со своей любовью, не сможет ничего себе приказать, но всё это уже не внушает тревоги, как поначалу, не выводит из равновесия, не кажется чем-то инородным, неправильным и способным навредить. Всё, что нужно ему от Стэна - это лишь чтобы всё оставалось как есть, шло между ними своим чередом, чтобы каждый день они проводили бок о бок, помогая друг другу и работая сообща, а каждым вечером сидели вот так в редящей тяжелый от дневной духоты воздух прохладе, прижимались друг к другу плечами и знали, что нет на свете уютнее мгновений, которые они делят на двоих. Кодзи засыпает, обнимая себя за плечи, и не может не знать с улыбкой, что Стэн думает о том же самом. *** - Эй, Кодзи, у меня для тебя сюрприз! Вылезай, хватит сохнуть над бумажками! Звонкий голос Стэна глушат внутренним эхом стены комнаты, но Кодзи и без того не слушает. Он не прерывался даже на то, чтобы открыть окно, хотя над крышей ангара не первый час набухают грозовые темные облака, а в комнате вдоха не сделать, так жарко. Слишком был занят просчетом, который обнаружил. - Черт, что ты тут устроил? Решил покончить с собой? - Стэн врывается штопором в застоявшуюся прелую духоту и тут же лезет к своему окну. Облегченно вздыхает, когда рама проваливается ему в руки, впуская в комнату свежий воздух. - Ты в курсе, что, если мы оставим реакторы в таком состоянии, при малейшем ускорении корпус разломится надвое? - не обращая на него внимание, Кодзи задумчиво кусает карандаш, периодически вычеркивая целые абзацы в своем рабочем блокноте. - Я сейчас сверил чертежи обоих версий корабля, так во втором случае всё еще хуже, турбины просто одна на одной, а прочность конструкции такая маленькая. Уже две недели как они начали проект новой модели гоночного корабля в тайне от Мигеля, и буквально пару дней спустя взвыли от необходимости в помощи наставника. Как признал Стэн с сокрушительным вздохом пару дней назад, если кто-то рискнет залезть в корабль, сконструированный ими самостоятельно, этот несчастный взлетит на воздух совсем не в том смысле, на который они оба рассчитывают. Стэн явно забыл то, зачем прибежал, потому что приближается уже спокойным шагом с явно обеспокоенным выражением лица. - Я как раз вчера об этом думал, вот и хотел, чтобы ты взглянул. Без понятия, что с этим делать, у нас ничто не рассчитано на такую большую скорость. Но это же гоночный корабль, она ему нужна. Кодзи делает ещё пару исправлений, после чего расправляет перед собой два громадных листа - на одном чертежи корабля, один под другим, другой испещрен расчетами. - Я вот думаю, думаю... Может, иначе их распределить? Чтобы участки выброса энергии были сбалансированы. Только в скорости они от этого не выиграют, мы просто снизим риск аварии, - Кодзи шерстит пятерней кривую чёлку и скулит от боли, чуть не сломав зуб о почти разгрызенный грифель. - У них высокая маневренность, это единственный пока что очевидный плюс, но уязвимость для повреждений еще выше. Вот в самом деле, мы хотим предельно их ускорять, но понятия не имеем, как, не знаем, как увеличить мощность и прочность, - он раздосадовано качает стул взад-вперед. - Нам нужно больше знаний, Стэн, нам нужна его помощь! Обида на Мигеля набирает силу внутри с каждым днем, когда тот отказывается посвящать их обоих в свои новейшие разработки, но сейчас она ярка как никогда. Кодзи понимает, насколько крепко вцепился пальцами в стул, не зная, куда выместить разочарование, только тогда, когда тот отзывается жалобным почти что писком, как будто вот-вот разломится в щепки. - Не вини его, Кодзи, - голос Стэна звучит приглушенно, в нем отчетливы мягкость и сочувствие. - После гибели Майи на его корабле он до сих пор не пришел в себя. Даже не построил ничего нового за эти годы. Где-то далеко над крышей тихо бурчит назревающая гроза, в оконный проем падают первые капли. Дым знаменитой трагедии ложится серым светом на щеки, и Кодзи становится стыдно. - Это была не его вина, - он дырявит бумагу карандашом, потупив взгляд. - Мы могли бы помочь ему, ты же знаешь. Если бы он только позволил нам. - Знаю, - Стэн вздыхает, и Кодзи его не видит, но представляет себе, какая грустная улыбка появляется на его губах, когда он так разговаривает. - Вот увидишь, однажды он придет в себя, и тогда мы покажем ему наши задумки. Только представь, в каком он будет восторге! Точно, думает Кодзи про себя, если они хотят поразить Мигеля, нет ничего лучше этих бестолковых попыток спроектировать что-то самим. Старик скорее уж вовсе откажется конструировать корабли до конца своей жизни, чем согласится помочь им поднять такие чудовищные корабли в воздух. - Только я вообще-то не за этим здесь, - вдруг сбивает его напарник, когда Кодзи уже готов во всех красках описать вытягивающееся от ужаса лицо наставника. - Оторвись ненадолго, у меня тут кое-что есть для тебя. Кодзи улыбается, зная точно, что сразу его раскусил - наверняка очередное редкое издание, с чем ещё напарник так вдохновленно мог к нему нестись. Он почти поворачивается к Стэну, но тот ему не дает - обхватывает пальцами его затылок и поворачивает его обратно, фырча как трактор от возмущения. - Куда спешишь, эй! Сюрприз испортишь! Сперва глаза закрой, потом поворачивайся! Кодзи прячет смешок в кулаке, ломая выбившуюся в крае рта улыбку крепким сжатием губ, застигнутый привычной уже мягкой, как летний ветер, нежностью глубоко в груди. Закрывает послушно глаза, прощупывая наугад спинку стула в поисках опоры, чтобы не грохнуться ненароком на пол вместе со Стэном и его сюрпризом, когда будет вставать. Замирает, едва удерживая в груди беспокойный вздох - рука Стэна ловит его предплечье, сжимая крепко. - Держу, не упадешь, - посмеивается напарник, а Кодзи все старается не закашляться собственным сердцем, которое бьется теперь в горле, как случайно проглоченный комар. - Ну, готов? Раз, два...открывай! Кодзи уже и забыл, с какой радостью ждал подарков, когда ему еще кто-то их дарил, но такого изумления и восторга явно не испытывал ни разу в жизни. Стэн держит в руках повязанный красной лентой планшет, совсем новый, инженерный, Кодзи и не думал заглядываться на такие в магазинах техники - боялся, что в обморок упадет, как бросит взгляд на цену. И что же, Стэн его купил? В подарок?.. - Это, это... мне? - челюсть сводит от изумления, Кодзи таращится на аккуратное сияющее серебристыми боками устройство, не в силах больше ни слова сказать, не замечает даже, как подается вперед, опрокидывая неминуемо злосчастный стул. Глаза напарника сияют, как медяки на солнце. Он явно доволен тем, что сюрприз так удался. - Тебе, кому же ещё! Нравится? Давно его для тебя присмотрел, да денег все не было, а теперь подкопил - и вот. А то смотреть больно на то, сколько ты бумаги переводишь для своих записей и как потом теряешь их всюду. И подключить его можно к чему угодно, то есть не лезть с головой в двигатель, а удаленно настраивать! Теперь будет куда удобнее... Договорить он не успевает, потому что Кодзи бросается ему на шею, совершенно не выдерживая разыгравшихся внутри ураганоподобных эмоций. Пальцы дрожат, как по кнопкам клавиатуры, вцепляются напарнику в плечи, следами остаются в лопатках. Подарок! От Стэна! И какой! - Спасибо, спасибо, - шепчет он Стэну в плечо, и к почти ужасу своему слышит, как его голос дрожит и шипит всхлипами. - Эй, планшет не раздави! - Стэн смеется, обнимая его в ответ и чуть приподнимая над землей, как будто младшего брата. - И игры на него не скачивай - только вместе со мной, понял? Но Кодзи не слышит - только прижимается так крепко, как может, теряя землю под ногами, теряя из виду весь мир, ничего не видя и не ощущая, кроме теплого дыхания где-то в затылке и пахнущих машинным маслом рук, обнимающих в ответ. - Кстати! - раздается откуда-то издалека у него над головой. - Я придумал имя нашему кораблю! Как насчет "Свистящая Стрела"? *** Кодзи щурится от солнца, покачивает головой, чтобы длинная челка упала поверх век. Тень, которой высокое дерево застилает клочок травы, где они со Стэном расположились с пледом, кучей еды и записями своих разработок, без конца прорывается упрямыми косыми лучами, утыкающимися то в спину, то бок, а то и вовсе прямо в глаза. Напарники выбрались за забор мигелевского предприятия ещё на рассвете, рассудив справедливо, что при такой жаре лучше даже и не думать о том, чтобы оставаться в ангаре, отыскали подходящее место неподалеку от города и полдня убили на обсуждение и доработку планов своих будущих кораблей, с которыми дело шло уже в разы лучше, пока Стэн не заявил твердо, что без очередной порции кофе продолжать отказывается. В низине холма, через вмятину рыхлой проселочной дороги располагается небольшой фургон с горячими напитками, бургерами и жареной картошкой, и друзья с самого утра поднимают настроение и выручку торгующему всем этим старичку, который всякий раз заявляет им, что до смерти без них заскучал, пусть и проходит неизменно от силы пару часов. В этот раз Стэн отправляется один, а Кодзи растягивается поперек пледа, заложив за голову руки, и остается его ждать, то и дело почти проваливаясь в утомленную дрёму. Все его пальцы в грифельной стружке и раздражающе зудящих мозолях - даже после появления планшета от привычки использовать бумагу для чертежей не так-то просто отделаться. Голова гудит от многочасовых беспрерывных расчетов, лоб горит болью так, как будто мозг под сводом черепной коробки перегрелся, увеличился в размерах, и ему теперь невыносимо тесно. Стэн показывается из-за ребристой линии склона спустя полчаса - заболтался наверняка с их новым радушным знакомым. Очевидно, по пути обратно он потерял где-то свою излюбленную зубочистку, потому что, качнувшись слегка и приземлившись на землю, принимается тут же искать ей замену, ощупывая по очереди несколько жестких стеблей. Кодзи теряется где-то в пушистых линиях его нахмуренный бровей и приходит в себя только тогда, когда напарник шутливо поддевает его плечом, притягивая стаканчик с кофе. - Мне точно нужен перерыв! - устало сетует он, долго и медленно потягиваясь. - Я уже не помню, обсуждали мы вместимость топливных баков, или мне это только приснилось. - Судя по тому, что тут полно исправлений твоим почерком - первое, - смеется Кодзи в ответ, но и он рад предложению не меньше. Вокруг них на расстеленном полотне ткани, примявшем жухлую от жары траву, немеренное количество таких же пластиковых стаканчиков, бумажных пакетов от фастфуда и чертежи "Стрел", на которых уже нет живого места. Они пьют кофе в полной тишине, колеблемой лишь шелестом мягкой лиственной кроны над их головами. Легкий ветерок, слишком слабый для того, чтобы разогнать вечернюю жару, цепляется за ветви раскинувшегося над ними дерева, качает их из стороны в сторону; в прорехах между листьями виднеются пухлые облака, масляно-желтые от налипших на них отсветов солнца. Кодзи опускает глаза. Закат крадется уже по окрестным полям оранжевыми тенями, рваный, редеющий то и дело свет ложится на кожу Стэна неровными мазками, и эти солнечные кляксы хочется обвести по контуру губами, вжаться носом в изгиб плеча, взлохматить пальцами волосы у самой шеи. Почти как в первую их встречу, только тогда мысли об этом не были такими смелыми и безрассудными, безудержно разливающимися чуть что по лбу и щекам предательским теплом. Кодзи в привычной давно спешке ищет себе занятие, чтобы отвлечься поскорее; поднимает с земли планшет, перебрасывает ремень через шею, утыкается взглядом в экран. По правую руку от него пролетает пустой стакан из-под кофе, приземляясь в общую кучу. Стэн растягивается на земле перед чертежами их будущего общего изобретения, подперев рукой щеку, накрывает ладонью ту часть схемы, где нарисован реактор, сплошь покрытый стрелками и бисерным почерком втесненными записями. - Ты только представь, Кодзи, - голос напарника становится тягучим и мечтательным - так он может говорить только о своих проектах. - Однажды мы построим их. И они будут летать. - Ага, если не разлетятся на кусочки ещё до первого запуска, - усмехается в ответ Кодзи, рассматривая орнамент на пустом кофейном стаканчике. Вспоминает, как воодушевленно Стэн планировал нанести на корпус "Стрел" узоры из языков пламени. - Надеюсь, этого не произойдет. А что там с новым кораблем Мигеля? Это из-за него у нас выходной? К этому кораблю, первому своему проекту после "Лунного Света", Мигель ни на шаг их не подпустил, хотел закончить один. А их обоих так и подмывало залезть внутрь - надеялись найти что-то полезное для проектировки собственных. Напарник лезет в карман, достает оттуда потертую пачку сигарет, всю в бурых хлопьях табака, выбивает пальцем одну, щелкает зажигалкой. - Ага. Вчера Миранда приехала - будут его испытывать, - Стэн выпускает струю дыма в воздух, и она какое-то время плавно тает вместе с его словами. Кодзи кивает - Миранда племянница Мигеля, пилот-самоучка, которая просто без ума от дела своего дяди. - Я только издали видел, как она с управлением ладит, но все равно поражаюсь, - продолжает Стэн, задумчиво чертя линию в воздухе там, где только что рассыпались последние следы сигаретного дыма. - Как у пилотов это вообще получается? Я вот знаю, как все эти машины заставить летать, но чтобы самому их поднять в воздух - даже представить страшно. А им хоть бы что. И весело, и не боятся совсем, что что-то пойдет не так. - Работа у них такая, - пожимает плечами Кодзи, глядя на него сверху вниз. - Если бы уж им было страшно, то я даже не знаю, кому бы не было. Ну и, наверное, тут нужно быть особого склада. - Интересно, какого же, - усмехается Стэн, прежде чем сделать очередную затяжку. Где-то вдали, у оставленных ими ангаров, едва различимо с такого расстояния ведет мерный рокотливый перестук запускаемый двигатель, приглушенно воют турбины готового к своему первому полету корабля. Кодзи и Стэн, не сговариваясь, одновременно поворачивают голову в его сторону. Похоже, все идет как по маслу: корабль описывает несколько кругов низко, над самыми выгнутыми спинами ангаров, потом набирает высоту, кренится боками влево и вправо, резко уходит в пике, настолько крутое, что сердце невольно взбрыкивает в груди, отдавая должное таланту пилота. Белесая точка кружит еще какое-то время в воздухе, выделывая замысловатые петли, но вскоре идет на снижение. Испытание окончено - очевидным успехом. Напарники отворачиваются так же не сговариваясь, как и повернулись. Оба представляют, как там, за полями и высоким забором, кричит приземлившейся Миранде Мигель, и как радостно он сейчас улыбается. Стэн подпирает спину своим рюкзаком, выдыхает дымовое кольцо, свесив руки с колен. - А ты когда-нибудь хотел бы? - выдает вдруг задумчиво, бросая взгляд сквозь листву высоко вверху. - Что? - Ну, летать. Как вот она там. - Да ты что, издеваешься! Я высоты боюсь! - Кодзи, пока отчаянно размахивает руками в доказательство своим словам, успевает и в самом деле испугаться, как будто Стэн всерьез ему предлагает лезть в кабину пилота. - Только если в пассажирском кресле! И намертво пристегнувшись! От того, как хохочет в ответ Стэн, впору жутко обижаться, и Кодзи смеряет напарника холодным взглядом - мол, попробовал бы сам, шутник недоделанный. - А ты? - переспрашивает он язвительно, сильно стараясь, чтобы бровь не тряслась от злости. - Только вместе с тобой, - Стэн поднимает большой палец. - Намертво пристегнувшись в пассажирском сиденье! Кодзи закатывает глаза, пихая напарника рукой в предплечье. Ну как на него сердиться. На какое-то время снова наступает тишина. Стэн тушит сигарету об край упаковки из-под бургера, придвигает к себе ближе чертежи и обломок карандаша, принимаясь что-то сосредоточенно рисовать в нижнем углу. Кодзи сворачивает вкладку за вкладкой на планшете, пока палец не останавливается вдруг на ярлыке, установленном на панель управления всего несколько часов назад, когда солнце ещё и не думало вставать, а каркающий храп Мигеля пробирался в каждую щель ангара и мешал забыться сном. Кодзи выглядывает украдкой из-за серебристого корпуса устройства. Пейзаж вокруг тонет в пряной сепии, солнце то и дело скрывается за растрепанным тряпьем перистых облаков, а Стэн потрясающе красив, как и всегда. Неожиданно пришедшая на ум идея не кажется вдруг плохой. - Стэн? - Да? - напарник как раз перекусывает очередной колосок травы, который задумал грызть, оперенный у другого конца пушистой, как пчела, кисточкой. - А можно я...ну... - Кодзи поправляет очки, внезапно сконфузившись. - Сфотографирую нас вместе? Он даже не уверен на сто процентов, что камера работает, но почему-то испытать её хочется именно сейчас. И не одному. Брови Стэна выразительно ползут вверх. - Сфотографируешь? Ты что же, имеешь в виду - на эту штуку? - и тычет черным от грифельных следов пальцем в сторону планшета на шее у Кодзи. - Да, я...настроил его, - Кодзи становится все более неловко, пальцы немеют на ремне, удерживающем чехол. - Эй! - Стэн прямо всплескивает руками. - Я же подарил его тебе для работы, дружище! - Я работаю с ним! - горячо вступается за себя механик. - Я просто...наладил его немного, и всё, это не помешает! - Да шучу я, чего ты! - Стэн разражается смехом так же внезапно, как начал возмущаться. Смех его теряется хлопками в шуме травы за их спинами. - Давай, приготовь всё, я сейчас! Он отбрасывает назад карандашный огрызок, придвигается ближе, обе руки кладет Кодзи на плечи, высовывается вперед и тут же оказывается в фокусе выплывшего окна камеры. Кромки экрана обрамляют их двоих: Кодзи в фас и Стэн за его спиной, возвышающийся над ним на полголовы. Первый тянется было пальцами прошерстить челку, чтобы аккуратнее лежала, но потом решает, что сойдет и так. Стэн едва прислоняется виском к его макушке, рассматривая с открытым ртом их отражение. По экрану проходит рябь помех, замирая зернистым рубцом где-то на линии его ключицы. - Готов? - Кодзи заносит палец над сенсорной командой съемки - белым кругом по центру правого края образовавшейся рамки. - Ещё бы! - Стэн улыбается широко, поднимая вверх указательный и средний пальцы, образующими вместе римскую цифру пять. Прижимается к Кодзи теснее. Щелчок обдает их белым всплеском, и изображение на экране замирает. Несколько секунд они только и делают, что смотрят на свои запечатленные лица - сияющие и счастливые. - Черт, в голове не укладывается, ты встроил в него камеру! - Стэн восторженно трясет его за плечи обеими ладонями. - Что же ты сразу не сказал, у нас уже мог быть целый архив! - Да пустяки, я просто немного его перенастроил, это...не трудно, - Кодзи смущенно поправляет очки - ему всегда неловко и как-то особенно радостно, когда его хвалит Стэн. - К тому же, я закончил с ним только вчера. - Ничего себе - пустяки! - не успокаивается напарник, воодушевленно раскачиваясь за его спиной. - Я сам его выбрал, я прекрасно знаю, что никаких функций фотосъемки там и в помине не было! Ты гений, Кодзи, ты вообще понимаешь это?! От взгляда на получившееся фото сердца касается будто что-то пухово-нежное и теплое; пальцы, сжимающие края планшета, почти касаются своими кончиками застывшего на кадре контура лица Стэна. Кодзи убирает с экрана изображение, кликнув в его нижний угол, и поворачивает голову к другу, чтобы отозваться на похвалу, но внезапно чужие глаза вспыхивают где-то катастрофически близко, а в следующий момент он уже цепенеет, наталкиваясь лбом на сварочные очки Стэна. Они замирают оба, близкие друг к другу как никогда, и желания отодвигаться, отшатываться напуганными этой близостью как ожогом нет, как ни странно, даже в мыслях. Руки Стэна становятся тяжелее у Кодзи на плечах, он их убирает медленно, но задерживает у локтей, едва касаясь сгибов с тыльной стороны. По коже ползет озноб, щекотный и будоражащий, он иглами тока пробегает по венам, шуршит и вибрирует в кончиках пальцев, когда Кодзи дотягивается до напарника в ответ. И в этот момент, когда они слушают пульс друг друга, соприкасаясь взглядами, руками и лбами, палец Кодзи задевает белый островок фиксирования кадра, и раздается щелчок. Недолго они еще смотрят друг на друга, как будто подстреленные в затылки, потом Стэн отодвигается на несколько дюймов, убегает взглядом в запечатлевший их экран. - Красиво вышло, - говорит он, и голос его звучит севшим, непривычно тихим. - Такое чувство, будто мы вот-вот... Кодзи оборачивается. На снимке всё выглядит не так, словно это внезапное оцепенение: кажется, что всего миг, сиюминутное движение вперед - и ничтожного расстояния между их лицами не станет совсем, их руки вот-вот заключат друг друга в объятия, они смотрят друг на друга, как завороженные, и, будь это фотография каких-то других людей, Кодзи мог бы с уверенностью сказать о том, что в следующий момент между ними произойдет. Только "они" - это же "мы". И тут ему вдруг очень хочется узнать наверняка. - Как будто мы...что? - Ну, знаешь... - Стэн улыбается немного нервно, треплет ладонью волосы на затылке. - Вот-вот поцелуемся? До Кодзи не сразу доходит, что они объясняются в чем-то подобном, уж слишком долго он считал, что этого не будет никогда, однако осознание присоединяет мысль об этом к происходящему так, будто она - деталь, заранее изготовленная специально для этой цели. Стэн всё ещё близко до онемения, и всё в нем заставляет кровь клокотать в узких каналах вен: тонкий срез его бровей, цвета теплого дерева кожа, крохотная родинка на стыке линии подбородка и шеи... Кодзи облизывает покусанные губы, и слюна меж трещинами и мелкими ранками на них бежит как кислота. Ему совсем не хочется смеяться, ему кажется - это шанс, ему кажется - важнее момента в его жизни еще не было. Кодзи впервые не чувствует ни страха, не стеснения. И не отводит глаз. - А ты...хотел бы? Ему кажется, что кто-то другой задал за него этот вопрос: голос звучит чужим и будто бы вовсе не из его губ. Сердце бьется в груди больно, нагревается, растет, плавит сосуды, рвется наружу. Рвется - к нему. Это кажется безумием, отчаянием, но - Стэн придвигается ближе, и расстояние между ними снова короче вдоха. - Да. Ветер застывает на их губах и затихает за их спинами, они слышат теперь только собственное дыхание, замершее между ними, на их руках, перед их глазами - "Да". Кажется, даже время отступило, все краски внешнего мира отступили, оставив только их вдвоем. Стэн переводит дух, сглатывая обретший небывалую плотность воздух, в углу его рта застывает тонким колоском ломкая морщинка, и Кодзи касается ее кончиком пальца, осторожно, с неведомой ему прежде смелостью глядя Стэну в глаза. - Стэн, я...ты...ты такой красивый сейчас...и всегда, - голос срывается, гаснет до шепота, но Кодзи успевает это добавить. Не простил бы себе, если бы не смог. - Всегда. Может, это ему всего лишь чудится, но на щеках Стэна проступают искры румянца, почти неразличимые на темной коже. Кодзи не сводит с него глаз, обводя пальцем чуть шершавый от мелких гранул щетины подбородок, и совсем пропадает в восторженном наваждении, когда слышит проступившее в воздухе шепотом "Ты тоже". Ладонь в потертой перчатке ложится на его шею, а потом - он уверен в этом - они совершенно синхронно подаются навстречу друг другу. В первые секунды уши закладывает звоном - так происходит, когда самолет проходит зону турбулентности, набирая высоту. Губы у Стэна сухие и колются от выкуренной сигареты, как трава в поле, если лицом в нее упасть. Тишина настойчиво звенит на кончиках ушей, когда пальцы ощупывают наугад чужие щеки, губы касаются губ, а потом вдруг гудит низко, выбивая барабанные перепонки, вырывая их из действительности. И пласт земли под ними как будто бы с ревом возносится в воздух, несется вверх, выбрасывая их на немыслимую высоту, выстрелом прошивая слои атмосферы, от дрожи обретенной ими скорости трясутся руки, обхватывающие смуглую шею, соприкосновение кожи высекает снопы искр, мечущиеся вокруг осколками металла, воздуха остается совсем мало, и он - один на двоих, между их телами, они пьют его жадно из губ друг друга. Руки Стэна сжимаются где-то у Кодзи на лопатках, он падает спиной вперед, увлекая напарника следом. Кодзи чувствует его сердце под собой, оно стучит точно так же беспорядочно и быстро, как его собственное, и будто рвется к нему через заслон грудной клетки, горячее и нетерпеливое, такое родное до боли. Хватается за чужие плечи, как будто это полированные миндалём перила над пропастью, не ухватишься - пропадешь. Руки Стэна путаются в его волосах, притягивают за затылок ближе, Кодзи перехватывает прорвавшийся сквозь его губы невнятный стон, щекам чувствуя то и дело мотыльковую дрожь колкого крошева чужих ресниц. Они уже высоко, далеко за облаками, разбивают последние слои атмосферы, рвут, как веревку, притяжение планеты, пылают неземным сиянием в руках друг друга. И Земля далеко внизу, впереди - новые и новые каскады вихреобразных галактик, мириады новых миров, бесконечность, и они в этой бесконечности - единая, ослепительная, самая яркая звезда. Миллионы световых лет проходят, кажется, перед тем, как их губы размыкаются. Воздух обжигает, льется в горло кипятком, когда оба пытаются перевести дух. Музыка в голове стихает, уступая шуму листьев над их головами, кожа отзывается насыпью мурашек на дуновения неожиданно холодного ветра, и Кодзи приходит в себя. Реальность вышибает на раз воздух из легких, будто он снова в школе на уроке физкультуры, и кто-то зарядил ему мячом прямо в спину. Взмокшая ладонь замирает на чужой шее, а мысли дробятся беспорядочными брызгами друг о друга. Он, Стэн, этот поцелуй - о чем они только думали?! Кодзи дрожит, едва удерживаясь на руках, с трудом разогнувшихся в локтях, ему страшно, ему кажется, что мышцы в предплечьях изотрутся в ветхую труху, кости высохнут в прах, и он упадет на Стэна кучей сухого песка. Не зря ведь он молчал так долго, скрывал так долго - знал, что от этого нельзя ждать ничего, кроме бед. Всё это так наивно, бессмысленно, глупо и ненадежно, им вовсе нельзя было ничего такого делать, теперь все разрушится, расколется, пусть не сразу, но однажды наверняка - они потеряют свою неповторимую связь, ставшую такой прочной, и все равно не неуязвимой. Напарник смотрит на него с тем же безмолвным ошеломлением, только добавляя уверенности в том, что всего этого не должно было случиться. Протягивает руку к нему, ухватывается за его ладонь, поднимается с земли с ним вместе. Молчит. Тоска растет в груди, как бронхит в зарослях легких, бьется болью, и без Стэна холодно, но Кодзи не решается нарушить тишину первым. И так уже натворил достаточно. - Эй, Кодзи, - заговаривает наконец Стэн, и тот готовится к худшему, ему страшно даже голову поднять, пока они не оказываются вдруг совсем рядом, лицом к лицу, и Кодзи не падает, теряя под ногами землю, в темные глаза напротив. В них - ни капли осуждения или неприязни, они до краев полны солнца. - А можешь сделать так еще раз? Я что-то, знаешь, совсем ничего не почувствовал! Упавшее было камнем сердце возвращается в орбиту ребер, возносится звездой с земли. По ощущениям ни больше, ни меньше - внутри будто рождается новый мир. Рывок навстречу Стэну - как головокружительный прыжок через пропасть. Белая радуга облаков рассыпается над их головами, как фейерверк. *** На последнем из трех фото они целуются - тянутся друг к другу в траве, и пальцы Кодзи, обхватывающие подбородок Стэна, бледнее выгоревших серых прядей в волосах, а у Стэна сварочные очки съехали за ухо. Кодзи без конца прижимает планшет к груди, лишь бы сердце не выскочило от счастья, эта фотография вынуждает его краснеть, как ничто другое, но он почти готов распечатать ее и повесить на стену в их комнате, если бы только Мигель больше не собирался к ним заходить. Правда, иногда ему кажется, что Мигель знает - не оттого ли и улыбается вдвое чаще обычного, поглядывая на них изредка из-под своих извечных защитных очков, надвинутых на высокий лоб? Кодзи не знает, решат ли они когда-нибудь ему рассказать, но это почти и не имеет значения; мало что уже может тревожить, когда счастье оплетает зелеными ростками руки, и даже воздух кажется мягким, как шерсть кошки, которую они со Стэном регулярно навещают в городе. Сомнения совсем недолго кусают мышиными зубами пальцы: в конце концов, это же он и Стэн, как может быть что-то лучше и надежнее, чем они двое, и как вообще можно удержать равновесие, если начать бояться, что всё между ними может закончиться? Они открыты друг другу, близки друг другу, успели изучить друг друга вплоть до каждого случайного выражения глаз. Они любят друг друга. Дни идут один за другим над крышами их мастерской, холодает, солнце шерстит лучами колючий мох инея на скулах оконной рамы в их комнате. Они по-прежнему встречают рассветы вдвоем, когда не лень встать пораньше, только теперь Стэн опускает голову ему на колени, сонно прижимаясь плечами, и Кодзи зарывается в его волосы пальцами, находя тепло у самых корней. Они всё так же работают вместе, единодушные и созвучные друг другу во всем, только теперь взгляды глаза в глаза распыляют в воздухе солнечную пыльцу, а пальцы сами собой переплетаются невольно над очередным механизмом, который они чинят или собирают, и улыбки заседают ямочками в щеках. Всё осталось по-прежнему, только теперь, когда Мигеля нет рядом, Стэн тянет руку к виску Кодзи, заправляет за дужку очков прядь волос, которую тот тщетно пытался стряхнуть, чтоб не мешалась. Теперь, когда Мигель не смотрит, можно обжечь наскоро угол чужих губ беглым поцелуем, скользнув пальцами от уха до кончика подбородка, и улыбаться потом полдня, замечая темнеющую на щеках напарника краску смущения. И теперь кажется, что всё к тому и шло - не могло не идти, они созданы друг для друга. Всё осталось по-прежнему, только ночами Кодзи засыпает в кровати Стэна, устроившего голову на его плече, и иссиня-черное небо льется в оконный проем над их головами, обдает их сплетенные вместе пальцы сиянием далеких звезд. Кодзи вслушивается завороженно в мерное дыхание задремавшего напарника, друга и возлюбленного, улыбается безудержно и думает о том, что сейчас они оба как никогда близки к тому, чтобы оторваться от земли и научиться летать.