Алые капли на граните

      У Инахо обрезаны крылья по его вине. Чувствовать, как по телу медленно течет яд греха, было невыносимо больно, но одновременно и приятно. Вот только сам Слейн никогда не скажет такой неимоверной глупости вслух. Юноша будет молча, как партизан, стоять напротив с взведенным пистолетом на вытянутой руке и горько усмехаться. Однако на лице Кайзуки не отразится ни эмоции; он, как спокойная безмятежная тень с окровавленными лопатками.       Неподалеку от них с испуганным лицом застыла еще одна представительница рода ангелов с мольбой во взгляде зеленых глаз. Небесные жители, которые принесли в их скудный мирок жизнь, вместе с энергией баланса — Альдноа. По идее, марсиане должны были их любить, а стали презирать. И никто из ныне живущих людей не поймет, как это агонически больно, когда тебе вырывают крылья, выворачивая их с корнем.       Троярд до сих пор со скрежетом зубов вспоминает притворно равнодушное лицо графа Крутео и ликующее Зацбаума на фоне, где-то за спиной. Но как бы больно не было, Инахо не кричал. Его пронзительный взгляд красных, как пески Марса, глаз впился в изможденную фигуру напротив. Парню так было легче. Именно тогда Слейн понял, что все его полученные шрамы, вся скопившаяся за годы боль — всего лишь часть всей той поганой агонии, которую пришлось пережить Кайзуке.       Юношу держали под руки двое, еще трое старались удержать нервно бьющиеся в конвульсиях крылья, чья сила превосходила даже тигров. Троярда заставляли смотреть, не давая даже зажмуриться. Какая-то сволочь крепко сжимала волосы и с явным, нахальным удовольствием оттягивала голову назад. Глаза впервые за долгое время жгло от невыплаканных слез, губы дрожали.       Кайзука спас марсианина, а он навлек на него изгнание. Слейн всегда считал, что для ангела потерять крылья лучше, чем расстаться с жизнью. Только сейчас пришло осознание того, как он, оказывается, ошибался.       Светловолосый юноша не хочет вспоминать — пистолет в руке трясется так, будто по планете прокатилась целая сеть землетрясений. Но адская картинка не желает покидать головы. Так и стоит перед потемневшими от скорби бирюзовыми глазами солдата и требует. Что именно, Троярд пока не понял.       Он снова видит круглый зал суда, с ужасом наблюдает, как Крутео крепко берется за основание, у самой спины. Инахо уже не дергается, даже не пытается сопротивляться. Остается только стиснуть зубы до кроваво-черных пятен перед глазами и ждать своей неминуемой участи.       Тело пронзил один мощный заряд — Инахо ощутил, как с громким визгом лопаются нити Альдноа, перья ломаются, словно стеклянные, один за одним. Кровь бешено бьется в висках, чернота перед глазами странно пульсирует. Кайзука уже не может различать, где верх, а где низ.       По изуродованной, развороченной спине густыми, как чернила, каплями стекает алое месиво, прямо на гранитный пол. Сзади слышен злорадный смех, а оторванные крылья, медленно превращающиеся в черные культяпки, кидают рядом, перед глазами, словно изношенные тряпки.       У Инахо не было грехов, но он был «осужден».       — Пожалуйста, не надо, — тонкий, звенящий от напряжения девичий голосок прорезает тишину, подобно острому изогнутому клинку. Слейн со злобой глядит на девушку, чьи волосы цвета солнца развивает ветер. Асселум могла помочь другу. Ключевое слово здесь, увы, — могла…       Юноша уверенно перекладывает оружие в другую руку и целится без всякого прежнего страха аккурат в сердце. В голове церковным набатом звучит лишь одна мысль: «Предательница здесь только ты». Пистолет больше не дрожит, а сердце ноет. Слейн не хотел никого убивать. Ни марсианскую принцессу, которая лицемерно скрывала дар за спиной, ни Кайзуку Инахо, который, черт возьми, даже не винил его!       Бывший ангел смотрел на человека, казалось бы, равнодушно. Лишь старшая сестра могла бы сказать, что это не так. Но сейчас ее здесь не было. Несмотря на свое отчаяние, Марс был по-настоящему прекрасен, об одном лишь Инахо жалел — на этой планете не бывает гроз.       Ангелы были рождены, чтобы защищать небеса, а люди — защищать землю. Люди не делали ничего наполовину. Они были вольны выбирать свою судьбу. Люди любили и ненавидели на полную катушку. Они жили эмоциями. Душа Инахо могла многое, но только не любить, как ему казалось раньше. Сейчас он впервые сожалел, что родился таким, каков он есть. Фантомная боль за спиной напомнила о себе, но Кайзуке уже было все равно. Он сделал свой выбор — шагнул навстречу Слейну, и будь что будет.       — Стреляй, — царственно и спокойно.       Что-то горячее опаляет грудь, Кайзука не чувствует боли, а, может, ее и в правду нет. Инахо горько смеется, захлебываясь собственной кровью. И, широко расставив руки, падает назад, на спину. Ангел смотрит в небо, а человек бессильно опускается рядом. Щеку опаляет горячей слезой — Слейн плачет безмолвно.       — Кофе был вкусным, — хрипло выдает Инахо. Это явно не те слова, что должны стать последними. Асселум не решается подойти, а Слейн не подпускает ее ближе, чем на метр. Оружие валяется где-то в сторонке с дымящимся дулом. — Как там у вас говорят? — слабо шепчет Кайзука, пусть на губах пузырится темная жидкость. Отчаянный смешок рвется из груди, но выходит какое-то пугающее, нечленораздельное бульканье. — Ничего личного?       Ничего личного.       Слейн утыкается носом в обожженную пулей грудь, не боясь испачкаться. Он задыхался вместе с Инахо. Он не осмелился пойти против приказа. Как жалкий трус.       Ничего личного.       Так говорит граф Крутео… Нормальные люди так не говорят, когда стреляют тебе в спину или безжалостно вырывают крылья. Этот ангел был странным до самой смерти.