Сага о Белопламии

Часть 1: Тайна приверженца предков. Глава 4: Сноходец.

Белые лилии спят на темной воде, Спят лунные кратеры, космоса черные дыры, И ты плывешь сквозь них в темноте, К берегам совершенного мира. Прячет в ладони лицо Юный месяц - печальный и кроткий, Он ведь знает о том, что твой сон - Самый сладкий и самый короткий. ©

Руни Олафсен упал на землю от неожиданности, когда из чащи выпрыгнул Оскар на белом осле. Конечно, это был не медведь и не лось, которых он ожидал больше всего, но морковный вор появился так внезапно, что норвежец и не ждал от себя другой реакции. Тем не менее, в тот момент собственные действия его волновали меньше всего, поэтому, когда он осознал, что перед ними не зверь, а беззащитный мальчик, его внимание тут же переключилось на датчанина, который уже метнулся в атаку. На самом деле, все происходило в течение считанных секунд, если не быстрее. Нервно поджав губы, юноша распахнул глаза и с замиранием сердца наблюдал, как готовый к атаке Леннарт в последний момент увел топор от головы мальчишки, приложив при этом, кажется, феноменальные усилия. Лезвие бесшумно рассекло воздух над макушкой Оскара, задев пару светлых волосков и, как итог, не найдя точки приложения, слегка дернуло владельца за собой. Оскар, плохо ладящий с инстинктами самосохранения, кажется, вообще ничего не заметил, и когда его осел остановился, он спрыгнул и радостно залепетал. — Я нашел вас, я нашел! Я боялся, что не там свернул! — мальчишка так усердно жестикулировал, что его взмахи руками поднимали вокруг него серую пыль. — Я подумал вчера, как же вы справитесь без меня, и решил, что все равно пойду за вами, даже если Леннарт этого не хочет! Руни приподнял бровь в недоумении, попутно вставая на ноги и от удивления рассматривая Оскара так, словно видел его впервые. Потом его взгляд медленно перекинулся на действительно абсолютно белого, красноглазого осла, который уже начал что-то лениво жевать, смотря перед собой с абсолютным безразличием ко всему живому. За изучением животного Руни и не заметил, как к нему подлетел Оскар и, чуть привстав на носки, чтобы казаться выше, положил свою ладонь ему на плечо. — Руни, друг! — мальчишка заговорил так, словно они были знакомы уже не один десяток лет. — Хочешь познакомлю тебя с Фердинандом? — все еще смотрящий на осла юноша заметил, что животное повернуло в их сторону голову, услышав свое имя. Взглянув на Оскара, Олафсен даже немного растерялся. Не каждый день ему предлагали познакомиться с ослом, да еще и таким тоном, словно этот осел и не осел вовсе, а человек даже больше, чем кто-либо из присутствующих. — Я… я думаю, мы уже познакомились? — ответил Руни, и голос его принял вопросительные оттенки, потому что юноша и сам не понимал, познакомились они или нет. — Он… он посмотрел на меня, — в подтверждение то ли Оскару, то ли самому себе добавил норвежец, и его брови выгнулись двумя высокими дугами, выражая всю абсурдность происходящего. Оскар, очевидно, хотел еще что-то сказать, но подошедший со спины Леннарт схватил его за шиворот, молча оттащил от Руни и посадил мальчишку обратно верхом на осла. Молчаливый Хеммингсен пугал, пожалуй, сильнее любого другого Хеммингсена, по его лицу легко читалось, что он был не просто зол, а буквально взбешен тем, что только что едва не отсек пол головы этому вездесущему Оскару, да и вообще тем, что тот посмел явиться, когда ему четко и ясно сказали “нет”. — В Ньорд! — только и отчеканил мужчина, после чего шлепнул осла, чтобы тот двинулся и отправился в город, унеся с собой надоедливого мальчишку. Но Фердинанд остался на месте, лишь лениво поведя длинным ухом в сторону источника звука. Оскар же несколько минут недоумевал, пока его несли за шиворот, усаживали на осла и пытались отправить прочь, а когда план не удался, он лишь пожал плечами. — Ему нужно сказать секретное слово, чтобы он двинулся с места! — дружелюбно подметил мальчишка. — Но я его тебе не скажу, — добавил он. И тут из Леннарта низверглось все то, что он так старательно сдерживал эти несколько минут своего тихого бешенства. Он разразился руганью, да так неожиданно, что Руни, наблюдавший за всем этим, дернулся и на мгновение зажмурился. Хеммингсен высказал Оскару все, что он о нем думает, и еще сверху в придачу. Мальчик тоже не потерял лица и начал препираться в ответ, за что получил пару несильных подзатыльников и был за ухо стянут с осла. В какой-то момент норвежцу показалось, что Леннарт сейчас сделает то, что не сделал несколько минут ранее, и прихлопнет Оскара, как насекомое, так угрожающе он выглядел. Но спорщики, как ни странно, не трогали друг друга, только кричали и поднимали пыль, расхаживая вокруг осла и выпячивая друг перед другом груди в прямом и переносном смысле, словно два петуха. Через десять минут балаган с участием двух скандинавов и осла так и не прекратился, а Руни, теперь уже уверенный, что никто никого не покалечит, даже заскучал и потоптался на месте от безысходности, осматривая место, на котором они остановились. Пока спорщики продолжали сотрясать воздух, юноша сбросил на землю все свои вещи, собрал небольшой костер и даже успел разжечь его. Лишь тогда ньордовцы, кажется, пришли к какому-то только им ведомому соглашению, после чего Оскар ушел в лес, а Леннарт грузно сел перед костром. На прежнем месте остался только все еще жующий что-то Фердинанд. — Сейчас Оскар принесет ужин! Свежее мясо вместо наших лепешек! — воскликнул Леннарт и, хлопнув в ладоши, потер их друг о друга. Руни не уловил того момента, когда из ругани они снова перешли в дружеские отношения, но решил, что лучше оставить это так, поэтому сделал вид, что его ничего не смущает. — Ужин? — уточнил юноша. — Да, он сказал, что видел здесь недалеко гнездо тетеревов, уверил, что их будет легко поймать! — Голыми руками? — недоумевал норвежец. — О, если ты не заметил, Оскар очень ловкий, да и ему это не впервые! Он живет в лесу и знает, что делает, — заверил мужчина. Руни недоверчиво нахмурился, но в следующий же момент услышал крики птиц, и через некоторое время из чащи снова вышел Оскар с двумя внушительными тетеревами в руках. — Оскар, ты — молодец, малец! — воскликнул Леннарт, увидев результат. — Я знаю! — кивнул мальчишка, приближаясь к ним. — Но мне пришлось позаимствовать нож, что висел у тебя на поясе, прости! — добавил мальчик и, положив птиц рядом с костром, достал нож датчанина из-за пояса и протянул тому. — В следующий раз просто скажи, — проворчал мужчина, забирая почти украденное оружие, — скажи до того, как что-то у кого-то украсть… — Хеммингсен запнулся, — позаимствовать, — демонстративно исправился он. Руни усмехнулся, и это не ушло от глаз Леннарта. — А ты чего там ухмыляешься? — сощурился датчанин, на что норвежец сразу же сделал серьезное лицо, будто ничего и не было. За разделыванием птиц путников и застал вечер, но, несмотря на потраченное время, результат в виде свежего, жаренного на костре мяса определенно стоил того. Вместе с сумерками на густой лес опустился и белесый туман, который, судя по всему, тихо протянулся от какой-то реки или озера неподалеку. Руни, уже закончивший свою трапезу, заметил, как датчанин нервно осмотрел обступающую их белую мглу и беспокойно повел плечами, словно озяб. Тем не менее, он явно пытался скрыть свое непонятное волнение и посему время от времени изрекал шутки, которые заставляли Оскара хохотать до боли в животе и кататься по земле, но никак не могли зацепить ощущающего нервозность Руни. Все встало на свои места уже ночью, хотя перед этим Леннарт еще долго не ложился спать, обосновывая это тем, что кто-то должен следить за костром и охранять привал от местной живности или даже враждебно настроенных людей, если понадобится. Видя, что что-то идет не так, Руни тоже не мог уснуть, хотя очень старался, а иногда и вовсе делал вид, что спит, чтобы мужчина ничего не заметил. Тем не менее, сон в итоге взял свое, и Хеммингсен улегся на оленью накидку, что взял с собой, и тут же заснул. Руни повезло не так сильно, потому что он еще долго ворочался, а сон, взявший его в свои объятия, оказался в итоге не таким крепким, как юноше, возможно, хотелось бы. Именно это и стало ключевым моментом всей последующей ночи. Услышав неподалеку от себя шорох, Руни резко открыл глаза, подумав, что к ним все-таки подобралось какое-то животное. В голове снова всплыли мысли о медведе, о двух медведях, о трех медведях, о целом стаде медведей, пробегающем мимо и пожирающем все на своем пути, даже деревья. Число медведей множилось в мыслях юноши до тех пор, пока он не тряхнул головой, чтобы отогнать пугающие образы, и не осмотрелся. В свете полной луны темная ночь не была такой уж темной, и многое можно было рассмотреть без особого труда, конечно же, в пределах разумного. Вот и Олафсен заметил, что шорох издало далеко не животное, а вставший со своего места Леннарт. Увидев это, Руни облегченно вздохнул, значит, все-таки не медведи, а датчанин, наверняка вставший справить нужду. Спокойствие теплилось внутри норвежца ровно до тех пор, пока он не понял, что вот уже минут двадцать мужчина стоит на своем месте, так никуда и не двигаясь, да и вообще не шевелясь. Это настораживало. Он осторожно и неохотно повернулся и приподнял голову, вновь взглянув на Хеммингсена, чтобы попытаться понять, что же происходит. Может, он встал подумать о жизни? О дальнейших планах на эту жизнь? Полюбоваться на полную луну? Норвежец заметил, что поднявшийся Леннарт теперь уже был повернут лицом в его сторону, и под бледным светом полной луны в полумраке темнели его закрытые глаза. Все предположения о том, что мужчина встал, чтобы полюбоваться ночным светилом, вдребезги разбились об эти пугающие черные псевдодыры. Серебристый туман зловеще обволакивал его тело, и Леннарт, недолго оставаясь на месте, снова повернулся, только в противоположную от Руни сторону. Олафсен шумно сглотнул слюну, и в его голову начали лезть мысли еще менее утешительные, чем те, о медведях, потому что норвежец вспомнил рассказы о людях, чьи тела были захвачены низшими духами или покойниками, и в итоге бедолаги вынуждены были ходить во сне, а кто-то при этом еще и убивал, причем убивал без разбора. Руни решил, что это именно оно. Нервно выдохнув, юноша взглянул на Оскара. Тот мирно спал, обняв своего осла, и норвежец позавидовал этому блаженному сну. Лучше бы и он так спал и не видел всего этого. Все стало еще хуже, когда Руни перевел взгляд на Леннарта и не обнаружил его на прежнем месте. Какая-то сила заставила его подорваться на ноги и быстро осмотреться, преодолевая страх, и хорошо, потому что норвежец сумел увидеть силуэт Хеммингсена, удалявшегося куда-то в чащу. Там, где он рос, всякие мудрецы и старейшины рассказывали, что, дабы изгнать из сноходца духа, нужно разбудить его, пока он ходит. Тогда дух испугается и выпрыгнет из тела, и, несмотря на то, что сам сноходец тоже проснется переполненный ужасом, он будет спасен, как и те, кто могли бы стать его жертвой. Бегло осмотрев землю, юноша для самозащиты подобрал какую-то увесистую палку, что лежала у костра. Немного помедлив и все обдумав, он неуверенно, на почти негнущихся ногах начал красться следом за Леннартом, который уходил все глубже в чащу и в серебристый туман. В конце концов, датчанин остановился посреди леса и замер, а норвежец тем временем юркнул за дерево и прижался к нему спиной, обнимая свою палку. Несколько минут он прислушивался и почти не дышал, не решаясь при этом выглянуть и посмотреть, что же происходит с его приятелем. Юноша очень боялся увидеть что-то еще более жуткое и, тем не менее, надо было рано или поздно сделать это, поэтому, задержав дыхание, он буквально вывалился из-за дерева и сразу же зажал себе рот рукой, чтобы не закричать, потому что Леннарт с его темнеющими псевдодырами на месте глаз уже стоял вплотную к тому дереву, за которым прятался Руни. Норвежец выронил палку, застыл прямо перед Хеммингсеном и, кажется, решил, что дышать ему совсем не нужно и не обязательно. Однако Леннарт, каким бы пугающим он сейчас не выглядел, ничего не предпринимал, а только молча “смотрел” вперед. Немного придя в себя и смутно осознав, что этот сноходец, кажется, совершенно безобиден, юноша даже осторожно помахал рукой перед его лицом. Хеммингсен никак на это не отреагировал, он продолжал стоять и смотреть перед собой, а белый туман как будто лип к нему, причем именно к нему он лип больше, чем к Руни. Норвежец заметил это, но на тот момент не придал особого значения. — Леннарт? — неуверенно, полушепотом позвал Олафсен и тут же метнулся назад, когда голова мужчины едва дернулась, чтобы перевести “взгляд” на норвежца и начать сверлить его темнеющими псевдодырами. В тот момент юноша понял, что Леннарт, кажется, слышит его, а это значит, что можно попробовать достучаться до него и разбудить, изгнав при этом духа. Еще пару минут постояв, для уверенности, что Хеммингсен ничего не предпримет, норвежец все-таки подошел к нему и, положив дрожащую руку на плечо, несильно тряхнул. — Леннарт, открой глаза! Открой! — как можно более властно сказал Руни, насколько его полушепчущий голос, да и голос вообще, мог казаться властным. Но того требовал обряд изгнания, духи должны были ощутить силу изгоняющего их человека, иначе они могли завладеть и его разумом. — Леннарт, открой глаза! — повторился Руни чуть громче, и тут произошло то, что Олафсен ожидал, но немного в другом виде. Леннарт открыл глаза. Абсолютно белые, пустые, закатившиеся глаза, и ими он вперился в юношу. — Закрой! Закрой глаза! — уже во весь голос из-за настигшего его испуга завопил Руни, но в этот раз мужчина не послушался. Наоборот, он двинулся с места, и его губы начали шевелиться, словно бы что-то говоря, хотя при этом не издавая ни звука. Олафсен начал в ужасе пятиться назад, ощущая холод, ползущий по спине, и видя, что датчанин идет прямо на него. Сноходец вытянул руку, и когда она коснулась плеча юноши, тот закричал, а потом оказался оттолкнутым в сторону этой же рукой и упал лицом во влажную, покрытую листьями почву леса, вдыхая терпкий запах гниющей листвы и щедро вбирая ее ртом. Поднявшись и отплевавшись, Руни как мог вытер лицо, отряхнулся и наблюдал за Леннартом, который, судя по всему, возвращался к ночлегу, откинув норвежца в сторону, словно препятствие на своем пути. Юноша ощутил себя даже немного униженным и проигравшим в этой борьбе со злыми духами, но больше ничего не оставалось делать, особенно когда Леннарт лег обратно на свою накидку и захрапел. После всего того, что произошло ночью, он еще долго не мог заснуть, реагируя едва ли не на каждый шорох. Только ближе к рассвету сон наконец-то одолел его, вот только часа через два уже пришлось встать, поэтому очередное утро ознаменовалось для Руни тяжелым пробуждением. Юноша с трудом открыл глаза с огромными синяками под ними и, щурясь, посмотрел на Леннарта, внимательно изучая датчанина, но в оном не было ничего необычного, вообще ничего, что могло бы как-то намекнуть на ночные прогулки по лесу. Мужчина был как обычно бодр и весел, он собирал вещи и иногда отвешивал дружественные подзатыльники Оскару. Ощутив на себе взгляд норвежца, Леннарт обернулся. — Руни? Ты в порядке? Юноша отреагировал медленно и почти неохотно, ему хотелось расспросить Хеммингсена обо всем, поинтересоваться, знает ли он о том, что находится, по мнению Руни, во власти темных сил, но норвежец так и не решился, вдруг злой дух еще сильнее вцепится когтями в Хеммингсена и больше его не отпустит. — Да, просто плохо спал, — отмахиваясь от него ответил юноша, заканчивая собирать вещи, на что Леннарт только приподнял бровь. — Моя бабушка говорила мне, что туман может мешать сну, потому что из-за него тяжело дышать, — заключил датчанин. — Да уж, туман, — пробормотал себе под нос норвежец, и, когда все вещи были собраны и погружены на Фердинанда, три скандинава и осел продолжили свой путь к деревне. В этот день пришлось пройти действительно немало, но к вечеру впереди уже виднелся высокий деревянный забор деревни Вобен и её знаменитые, вечно распахнутые ворота, которые таковыми были не всегда. Когда-то, давным-давно, во времена ещё более жестокие, чем нынешние, эта деревня повидала немало войн, как со стороны города Тоге, так и со стороны города Ньорд, но в памяти потомков она осталась неприступной, благодаря своим стенам и непробиваемым воротам. В те же времена жители деревни, желающие сохранить независимость и отбиться от врагов, обучились военному и кузнечному делу. Последнему, как говорят легенды, их обучил сам Велунд, и с тех пор они стали непревзойдёнными мастерами ковки, чьё оружие очень ценится у воинов и поныне. И теперь, через открытые ворота снова и снова проходят чужаки, желающие приобрести здесь экипировку. Звуки типичного деревенского быта начали слышаться еще на подступах к деревне. Где-то мычали коровы, «переговариваясь» друг с другом на дальних расстояниях, кукарекали петухи, пытаясь перекричать один другого, и звенел металл под инструментами местных мастеров. В отличие от Леннарта, Руни никогда не был в этой деревне, хотя она и находилась примерно на пути от Тоге в Ньорд. Вероятно, что и Оскар сюда никогда не забредал. По этой причине, когда все трое и осел прошли через ворота, юноша и мальчик во все глаза осматривали новую местность, боясь пропустить что-нибудь интересное или необычное. Деревни действительно отличались от городов каким-то особенным шармом. Например, здесь было значительно тише, особенно сейчас, когда большая часть людей разбрелась по домам на ужин, это Олафсену непременно нравилось. По широкой пыльной дороге время от времени перебегали то напуганные детворой куры, то неуклюжие утки с целым выводком утят, то храбрые гуси, которые вытягивали шеи в сторону незнакомцев и безбоязненно шипели. Мимо время от времени проезжали лошадиные повозки с подозрительно косящимися на незнакомцев возничими, которые всегда и на всех так смотрели, вне зависимости от того, как много чужаков появлялось в этой деревне каждый день. Некоторые проходящие мимо люди рефлекторно здоровались с Леннартом, Руни и Оскаром, просто потому, что в деревнях принято со всеми здороваться, и если не поздороваться в ответ, человек может смертельно оскорбиться. Особенно охотно Хеммингсен поздоровался с молодыми девушками, пробегавшими куда-то мимо, хоть эти девушки, в отличие от других людей, и не собирались его приветствовать, да и вообще пытались минуть его за несколько метров, что выходило у них не очень хорошо. Под порицающим взглядом норвежца и колкие шутки Оскара, мужчина всё-таки оставил в покое местное население, а ещё через пару минут ходьбы объявил, что они уже на месте. Остановились путники перед самой обычной хижиной, едва ли отличимой от других таких же в этой деревне. Датчанин открыл дверь калитки и вошёл первым в не очень просторный, но ухоженный и чистый двор. Помимо самой хижины, во дворе так же располагалась баня, сарай и небольшая, но почему-то явно не часто используемая кузня. — Процветания вашему дому! — воскликнул Леннарт, нарушив тем самым прекрасную тишину этого места, которая так нравилась Руни. Они постояли пару минут, но никто не отозвался. — Неужели дома нет? — буркнул датчанин и потянул за хвост нанизанную на верёвку рыбу, которая висела возле входа и в будущем должна была стать таранькой, как будто оценивая, сколько ей ещё оставалось так висеть. — Наглости тебе, как всегда, не занимать, — послышался низкий, немного хриплый голос, и Руни насторожился, когда дверь избы открылась, и в проёме предстал сам хозяин дома. Это был высокий, физически развитый человек, с татуировками в виде скандинавских орнаментов по всему оголённому торсу. Летняя прохлада и северный ветер не пугали этого закалённого холодом человека, поэтому даже вечером он ходил в одних штанах, как будто ему и вовсе было жарко. Его светлые пшеничные волосы, кое-где уже посеребренные сединой, через бакенбарды плавно переходили в густую, но не очень длинную бороду. Однако что действительно удивляло во внешнем виде этого скандинава, так это белая повязка на глазах, из-за которой мужчина едва ли что-то видел. Вернее, не видел ничего вообще. Руни приподнял бровь в недоумении, а потом краем глаза заметил растерянность, ярко отпечатавшуюся на лице Оскара. Юношу это несколько удивило, ведь мальчишка казался ему вообще непробиваемым, даже топор его не напугал, а вид этого человека почему-то даже заставил слегка попятиться. Списав это на стеснительность перед заметно более старшим человеком, норвежец перевел взгляд на Леннарта. Оный же отпустил многострадальную рыбу и ухмыльнулся в ответ на слова человека с повязкой. — А ты как всегда не спешишь встречать гостей, Ивран? — попытался в отместку поддеть его Леннарт. — Как некрасиво, — добавил он и присвистнул. Хозяин ещё несколько секунд постоял в дверном проёме, а после молча подошёл к гостям, так уверенно, словно всё прекрасно видел. Руни представил, каким хмурым был бы сейчас его взгляд, если бы эта повязка не закрывала его глаза, и от этой своей мысли попятился следом за Оскаром, который теперь выглядел еще более подавленным. — Чего тебе надо, пьянчужка? — повернув голову строго к Хеммингсену, словно точно зная, где именно он стоит, промолвил Ивран своим низким хриплым басом. — О, я думал, ты и не спросишь! — прямо-таки расцвёл Леннарт. — Ивран, это — Руни, сын Олафа, а это — Оскар и его белый осел Фердинанд, — начал представлять друг другу незнакомцев датчанин, указывая рукой сначала на стоящего рядом юношу, а потом на мальчишку, несмотря на то, что хозяин дома, очевидно, ничего не видел, — Руни очень быстро пьянеет и любит нарываться на неприятности, а у Оскара очень длинные руки, и он сам — одна большая неприятность, — ухмыльнулся мужчина, давая обоим своим приятелям краткую характеристику. Юноша хмуро взглянул на Хеммингсена, вероятно, пытаясь испепелить того взглядом, что, однако, при всём желании норвежца, было, увы, безуспешно, а мальчишка, как ни странно, не сказал ни слова, словно воды в рот набрал. — Руни, Оскар, это — Ивран, сын... я не знаю, чей он сын, но он кузнец, а в прошлом ещё и очень искусный воин. В одном бою он потерял оба глаза и носит эту глупую повязку, чтобы не пугать прекрасных дев своими отсутствующими зенками. Вместо этого он вызывает у них смех и недоумение, зато его умение подчинять себе металл, о чудо, не исчезло вместе с его глазами, и поэтому он сделает нам оружие за полцены по старой дружбе, — заключил Хеммингсен и самодовольно хмыкнул, почесав свой курносый нос. На фразе “отсутствующие зенки” Руни вспомнил псевдодыры, которыми Леннарт смотрел на него прошлой ночью, и вздрогнул, а после в воздухе повисла недолгая, но явно напряжённая пауза. Норвежец заметил, что Оскар из-за этого бегло осмотрелся, как бы между прочим выискивая пути отхода на случай, если эти двое начнут махать кулаками, а то и топорами, и, решив для себя, что это очень мудро, тоже окинул взглядом окружение. Слепой уже сделал угрожающий шажок в сторону Леннарта, но… — Ты слишком много болтаешь, пьянчужка, — чуть повысив тон голоса, только и ответил Ивран, чем удивил Руни, ожидавшего, что датчанину, как минимум, прилетит в его прекрасный нос за такие слова, — а с оружием, как я мог не догадаться. Понадеялся, что ты просто решил навестить старого друга, а ты, как всегда, только по делу, — попытался надавить на датскую совесть хозяин дома, но выглядело это несерьёзно и даже немного наигранно. Леннарт в ответ только пожал плечами. — Может, ты уже пустишь усталых путников в свой дом, хозяин и старый друг? — снова с той же, дружелюбно-поддевающей интонацией промолвил датчанин и приподнял брови. Ивран поморщился. — Сначала идите в баню и отмойтесь, а то несёт от вас за версту, особенно от тебя, пьянчужка, я вас такими в дом не пущу. Баня за избой, одежду я вам принесу. Пока помоетесь, как раз ужин будет готов. Живо! — последнее слово прозвучало так убедительно, что Руни, даже не задумываясь, пошёл искать эту баню, в отличие от Леннарта, который, уходя, попутно успел ещё несколько раз поддеть Иврана в ответ на его «несёт за версту» и «пьянчужку». Самым последним во двор заходил Оскар, и Руни мельком заметил, как он медленно и опасливо отвернулся, чтобы не видеть Иврана, а тот в свою очередь резко, почти удивленно, опустил голову, как будто смотря на незнакомого мальчишку. Оскар явно заметил это движение и нерешительно застыл на месте, словно боясь сделать лишнее движение. — Осла в сарай, — мальчик дернулся, услышав голос хозяина дома, и, преодолев оцепенение, кивнул, скорее, самому себе, чем мужчине.