Властелин Позабытых

Какая она, Страна Забытых? Может ли кто-нибудь еще понять это так же хорошо, как и он cам?.. Здесь царит холод. Здесь царит скорбь, скорбь всех тех душ, что оказались стерты из памяти, и далеко не каждая душа заслужила подобной участи. Нет, хороших людей забывают столь же часто, сколь и разного рода обманщиков, разбойников и убийц. Каково же это, проволочить свое скорбное существование, полное всех тех бед и трудностей, коими вынужден страдать каждый смертный, пережить множество обид и обмана, стыда и позора — и в конце концов оказаться на этой пустоши, выжженной холодом и пропитанной болью таких же несчастливцев как и ты, чтобы медленно рассыпаться в прах и погибнуть окончательно?! Только из-за того, что тебя некому помнить!.. Страшась подобного конца, люди стремятся оставить о себе любую память, и если у них не получается остаться в сердцах своих близких благодаря благодеяниям, они начинают творить зло, дабы запомниться если не героями, так хотя бы их противниками. Ведь Шакал оставил о себе память, его имя крепко вписалось в историю города, и рассказами о его набегах еще долго можно будет пугать детей. Но и душа того, о ком помнят, может безвозвратно потухнуть, благодаря маленькому подвоху, о котором нигде не говорится и не упоминается — недобрая память не считается. Тот, кто так решил (а был это не Шибальба), подумал, что воспоминания о злодеях все равно в скором времени растворятся и уступят место вечной памяти об их победителях, и Мексике будет незачем содрогаться от ужаса прошлых лет… Догадаетесь, кто же это был такой наивный?! А было это действительно наивно — в мире смертных скоротечно и преходяще все — конец приходят и людям, и городам, и целым странам, чего уж говорить о какой-то там памяти! Так или иначе, вместо того, чтобы сохранить в своем роду опыт борьбы с тем или иным мерзавцем, люди, так занятые празднованием своей победы, забывают его, и даже не пытаются разобраться — а с кем же они, собственно, все это время сражались? Только ли с той тварью, что жжет и грабит города? Как же нужно было жизни (и, несомненно, самим людям) довести эту душу, чтобы ее еле выдерживала земля Мексики? Любой палач — палач неспроста, не изначально. И оттого все те твари, что населяли царство Забытых, наполняли его ненавистью, злобой и нескончаемой, сочащейся, как из свежей раны, болью. Возможно, даже большей болью, нежели эти негодяи причинили на своем смертном веку. Шибальба, стоя на одном из выступов серых скал, обрамлявших его унылую пустошь, с отвращением наблюдал за страждущими духами. Они пребывали в его земли, питали его своим гневом и страданиями, таяли, а затем на их место пребывали другие. И так продолжалось, продолжается и будет продолжаться вечно. Здесь, в этой мрачной и печальной стране, нет места ни надежде, ни состраданию, ни милосердию. И тот, кто находится здесь на протяжении долгих лет, сам невольно лишается этих чувств. Его глаза налиты кровью, его члены пропитывала тягучая, грязная смола, его черные кости измазаны дегтем, а одним взмахом устрашающих крыльев он мог поднять ураганы пыли, которая устилала его владения — забытые, холодные и опустошенные… как и он сам. Для смертного было бы мукой видеть в своем отражении это желчное, ехидное и язвительное лицо. Но Шибальба не просто не питал к себе ненависти — нет, он себя любил, даже обожал. Да хоть за одно то, что у него хватает терпения гнить здесь. Шибальба воистину наслаждался, теша свое самолюбие хохотом над поносящими его людьми. Порочный лжец?! Ха! Проведи в этом аду век-другой — ты пойдешь не только на ложь! Ты на все пойдешь, лишь бы выбраться из этого проклятого болота, которое засасывает тебя в свою бездну боли и ненависти. Что станет с твоей честью и достоинством, когда ты начнешь падать в пропасть скорби и отчаяния, а? Ты будто бы покрываешься гнилостными миазмами, прозябая здесь день за днем. И миазмы эти неизлечимы — ты будешь ощущать их жжение на своей коже при любой радости и на любом празднике… Притупить эту муку для Шибальбы могли лишь две вещи: игры со смертными… и Катрина. О, Катрина. Женщина-огонь, страстная, сильная, непоколебимая…наивная непорченая девочка, не успевшая как следует разочароваться в смертных, которым она так яро покровительствует. Конечно, когда живешь в веселой и волшебной стране вместе с благородными и исполненными добра душами, на малейшую подлость, вполне объяснимую и естественную для любой натуры, станешь реагировать как бык на красную тряпку! Не знай он Святую Смерть хорошо, а точнее, лучше чем кто-либо, он бы назвал ее дурой. Святая Смерть, всепрощающая, ласковая и милосердная. Любимейшая Катрина. Он проиграл пари и стал властелином этих земель. Только за показной обидой на проигрыш скрывалось нечто гораздо большее. Он гораздо лучше Катрины представлял себе, что такое царство, полное угасающих подобно слабому пламени свечи душ. Шибальба — дух порочный, лживый и хладнокровный, и при том — любящий. Как мог он обречь свою любимую женщину, эту сахарную черноволосую красотку, на такую муку? Но La Muerte всегда так полна азарта, так стремится переиграть его несмотря на любой его подвох (а своими подвохами он всегда стремился больше развлечь ее, чем победить), так горяча и вспыльчива… А она подумала о том, что ждет его в этом царстве?! Вообще представляла, что с ним сотворит вечная жизнь среди Забытых?! Не прощай она рано или поздно каждого его проступка — и Шибальба усомнился бы в ее милосердии. Ему отчаянно хотелось проучить ее, открыть ей глаза на весь тот людской род, который она оберегает, на человеческие пороки, на страдания и гнев тех, кому покровительствует лишь мрачный, пропитанный дегтем и ложью, Дух Страны Забытых. И столь же отчаянно он желал хоть на день вкусить того вечного праздника, в котором жила его Amore… Аргх, не прошло бы и пары дней, как он предложил бы ей новое пари и проиграл ей обратно земли Незабытых! Он не хотел ей зла, но жаждал от нее понимания. И сейчас она отчасти все понимала, но неясно, расплывчато, на словах, но не на собственной шкуре. В ней больше доброты, в нем — опыта. Опыт всегда приходит с ожогами и проступками, коих Шибальба испытал немало. Богиня, которой будут принадлежать все восхищенные взгляды, стоит ей только показаться смертным, и ужасающий Бог, состоящий из всего дрянного и мерзкого, что только есть в этом мире. В нем тоже была честь, и в глубине истекающего ядом сердца крылось милосердие. Но когда речь идет о богах, о тех, кто волен вмешиваться в жизни сотен тысяч людей и вершить их судьбы, не может быть двух воплощений добра! Он должен быть холоден, равнодушен и зачастую зол — чтобы оберегать этот мир и особенно ее, сахарную сердобольную девочку, которая, несмотря на все «пламя её гнева» и божественную силу, не сможет и свинью пнуть, если та на нее полезет. Дух хмыкнул. Как часто они играются! Скрывая одни чувства другими, пытаются выдать третье свое намерение за четвертое, и притом еще сделать движение пятое, а не шестое. Потом он заигрывается и просит прощения, она — отсылает его прочь и вновь извиняет. Они не могут друг друга долго любить или же долго ненавидеть — хоть в чем-то Боги должны быть непостоянны. В спокойные времена (такие нечастые в Мексике!) Страна Забытых не требовала обычного контроля, и Шибальба мог позволить себе навестить La Muerte, тоже не столь занятую ответами на мольбы обманутых и помощью обездоленным. Катрина ожидала его — сидя при одних лишь свечах за столом, по обыкновению усыпанным яствами, она улыбалась и накручивала на белые, сладкие пальчики локоны черных, как ночь, волос. Наблюдая, как Катрина вплетает в кудри неувядающие желтые бархатцы, Шибальба усмехнулся: — Святая Смерть решила отдохнуть от своих бурных пирушек и заняться По-Настоящему Важным Делом — поправить прическу? — Бальби… — томно произнесла Катрина. Она успела изрядно соскучиться по этой самодовольной роже! — Какими судьбами? — Чуток поднадоело плесневеть в родном лепрозории, странно, правда? Святая Смерть, улыбнувшись, поднялась из-за стола и вышла навстречу гостю — сейчас он был именно ее гостем, а не обводящим вокруг пальца соперником или ненавистным до умопомрачения врагом. Он залюбовался ей. Все печали забывались при виде ее лучезарных глаз, восхитительной улыбки и грациозной, кошачьей походки. Прекрасная Muerte. Катрина чуть насторожилась, заметив, что на лице Духа Забытых нет той льстивой усмешки, с коей он обычно клянчил, кривлялся и игрался с ней. Не было и высокомерия, с которым он высмеивал ее мягкосердечность и наивность. Сегодня он пришел не за этим. Спустя несколько мгновений она тихо ахнула — взгляд ее вечного оппонента был исполнен нежности, которой такая змея как Шибальба редко давала выход наружу. — Здравствуй, Mi Amore, — склонил голову в поклоне Дух и поцеловал протянутые к нему руки. Эти слова были вымолвлены так… искренне. Катрина ласково провела кончиками ноготков по смоляной коже духа, чуть дернула его за бородку и улыбнулась еще мягче. На сегодня они оставят свои извечные игры и прошлые обиды. Катрина обвила тонкими руками шею возлюбленного духа, склонила голову ему на грудь и издала тихий стон, ощутив, как его ледяные, но такие бережные руки обвили в ответ ее талию. Шибальба зарылся носом в ее благоухающие цветами волосы и прикрыл веки, втягивая полной грудью этот дурманящий, сводящий с ума аромат. Сладкая, бесконечно сладкая девочка. И сегодня он насладится ее сладостью. Когтистые пальцы приподняли за подбородок выточенное из сахара личико, зажженные страстью алые глаза сверкнули в полумраке комнаты и в следующий миг соленые, жесткие губы накрыли сахарные уста женщины нежным поцелуем. Объятья стали крепче, тела сплелись теснее, а оголенные друг пред другом души наконец смогли стать едины хоть на пару коротких мгновений… Но настала пора Духу Забытых оставить лучезарную Amore и вернуться в свое царство. Шибальба нежно провел ладонью по белоснежному стану любимой женщины и, коснувшись напоследок ее губ легким поцелуем, перенесся в ненавидимые им пустынные земли. И средь мрака этого ада Катрина оставалась его самым желанным, любимым и оберегаемым огоньком — незабываемым воспоминанием и единственной радостью на его скорбном и горестном пути Забытых.