Секреты ценою в жизнь

Китнисс всего лишь шестнадцать, но она многое знает об эмоциях; практически ничего о счастье, немного о разочаровании и больше всего о страхе. У Томаса руки в жёстких мозолях и капельки пота стекают по загоревшей коже, Томас самую чуточку напуганный и слишком-слишком храбрый, чтобы позволять ей видеть. Томас, по сути – напарник, по существу – незнакомец; Китнисс знает его дня три-четыре, растянувшихся упругой пружиной – чем дальше тянешь, тем больнее вернётся. У них уроки выживания, арена, делимая на двадцать четыре (на двадцать три, двадцать два, и всё меньше, меньше, меньше) и маленький секрет, ценою в её жизнь. Китнисс едва двенадцать, когда тёмноволосый мальчик с лихой улыбкой на губах протягивает серебряную монету с чуть приказным «тебе нужнее». Бедных в двенадцатом много – одну серую куртку с чёрными всполохами угля от другой не отличишь. Томас из тех, кому повезло немного больше (полностью не везёт никому, даже мэру), у него мать – аптекарь, и отец работает где-то рядом с управлением, не в сравнение с её фактически умершей вместе с людьми в шахтах семьёй. Китнисс хочется выжить слишком сильно и бежать бы от тёмноволосого парня с мальчишеской улыбкой, но ветер в пещеру завывает пугливо, и чужой смех разрезает воздух; одному болезненно страшно, и улыбка мальчишки греет душу. Мальчик-спаситель, мальчик с доброй душой так и отпечатывается внутри черепной коробки, застывает красивой картинкой в голове, служит напоминанием. Китнисс в тот день начинает бороться; мальчик-надежда служит ориентиром во тьме. Томаса здесь быть не должно. Он ведь из тех, что побогаче; не меняет жизнь на еду, подписывая, словно смертный договор, тессеры. Такие общепринято пролетают, но всё, оказывается, возможно, Прим ведь попалась с одной единственной бумажкой. Китнисс помнит необдуманное «доброволец» и серо-чёрную землю под ногами, ставшую для неё тропинкой. Походка у неё была слегка шаткой, и голова обездоленно опущенной, но кто бы знал, какого это – идти на смерть. Китнисс совсем-совсем не помнит Томаса в тот момент, перед глазами застряла картинка с витиеватой брошкой на поношенном платьице Прим и взгляд чистых-чистых голубых глаз с затаённым страхом и надеждой на дне. На играх страшно, и ветер неустанно завывает страшную колыбельную; уснуть и проснуться бы завтра, а не хладным трупом обратиться от перерезанного горла или выпущенной в лоб стрелы. Томас – светлый и верящий-верящий; совсем не думает о прощальных речах и глупом необратимом «когда я видел их в последний раз». Слёзы у Прим прозрачные стекали по белым мельным щекам, и ладошка была влажной, мокрой, когда она, сдерживая дрожь, вручила сойку с подбитым «живи». У Томаса, конечно, есть семья; улыбчивая мать с только испечённым резным хлебом на выходных и строгий, завёрнутый в важные бумажки отец, едва появляющийся дома. Томасу есть к кому возвращаться, ради кого бороться; помимо отца и матери есть Тереза – дочка подруги матери, просящая просто выжить, есть Ньют с едва искривившейся улыбкой и немного смешливым «удачи, Томми», есть Минхо, дающий практические советы, и слишком открыто липнущая, но искренне желающая ему жизни, Бренда. В жизни Томаса столько людей, сколько никогда не было в её, в жизни Томаса что-то отстранённо похожее на счастье, с громким смехом и полу-взглядами, полу-касаниями и обменами улыбками с хрупкой-хрупкой Терезой; у Китнисс нет и половины этого. У Китнисс сломленная мать, не сумевшая подняться, словно заваленная вместе с остальными в шахте, добрая мягкая сестра, жалеющая каждого ободранного котёнка вдоль длинной бедной улицы их района, и вкусное свежее мясо под чудными травами только по редким праздникам. Томас сжимает её руку крепко и повторяет «мы сможем» – лжёт нещадно, они точно не смогут, ведь в конце только один, убитый морально и покалеченный физически, выживший, не победитель даже. Победитель здесь один, и фамилия ему Сноу; они жалкие подростки, платящие за старые ошибки. Им не выиграть, никому из них, даже кровожадной Мирте и обученному переученному Катону; им не выиграть, Кориолан Сноу привычно забирает золотую медальку победителя, меняя её на жизнь. Китнисс хочется разломаться, разойтись по швам и пасть мертвой куклой; в ней веры мало и силы на исходе, и лишь холодный металл брошки, и тонкие пальцы мальчика-трибута, мальчика-смертника не дают упасть на самое дно. У Китнисс всё не очень получается; выживай – дурацкая установка Хеймитча без инструкции и возможности совета, выживай, когда желудок скручивает от голода, выживай когда яд растекается по венам гадкой отравой, выживай, когда не хочется, когда нет сил. Просто выживай, Китнисс, у тебя нет другого способа. Томас рассказывает смешные истории про весёлые посиделки и душевные разговоры, ей хочется спросить «каково это», но он ведь ответит «узнаешь», а она может и не узнать ничего, кроме боли от перерезанной глотки и размалёванных ножом вен. А у него волосы в вечном беспорядке и в коньячных глазах лихорадочный блеск; Томас настоящий, слишком живой, совсем не картинка с идеальными пропорциями и количеством эмоций. Томас совершенно такой же, слишком искренний, вовсе не лживый, не умеющий лгать, только жёсткости меньше и смех живее. Осторожнее, хочется прошептать ей, когда он бесстрашно идёт за лекарством; Томас слишком хороший, чтобы умирать, и кто она такая, если не отдаст старый долг. Долг действительно старый, но дорогой, Китнисс, чтобы расплатиться и жизни, наверное, не хватит или всю её придётся отдать, чтобы не сидеть в должницах. Та монетка спасла их от голодной смерти, мальчик-надежда Томас спас от собственного бессилия. Китнисс нужна жизнь, Китнисс слишком сильная, чтобы умирать. И, захлёбываясь собственной кровью, мальчик-надежда ответит «живи»; её сила здесь приоритетнее его доброты. Его «тебе нужнее» стынет неоплаченным долгом, а «живи» звоном отдаётся в голове, звучит на повторе и лишь «живи-живи-живи» до выхарканных от смеха альвеол от наждачной боли; мальчик-надежда становится дорогой картиной в алых тонах внутри черепной коробки, и она беспомощно сворачивается комком, зажимая уши и закрывая глаза. «Живи», – повторяет мальчик надежда; она беспомощно спрашивает «зачем»; вывернутая наизнанку душа не справляется долгом в чужую уничтоженную жизнь. Китнисс всего шестнадцать, когда слишком хороший парень с мальчишеской улыбкой на губах отдаёт за неё жизнь.