Спустя тридцать лет...

Угнетенные жизнью, отсутствием каких-либо желаний, целей, они стояли друг напротив друга уже много-много лет. Уставшие от ежедневной суеты, грязные, спасибо пыли большого города, и уже не такие красивые как раньше, два дома. О времени говорят много, об его полезных свойствах и о том, что оно совсем не помогает. Спустя тридцать лет они уныло смотрели на серое, дождливое небо, все затянутое такими же тусклыми облаками, и думали о том, что все вокруг пустое, бессодержательное. Капли одна за другой украшали их панельную оболочку безвкусными, размытыми узорами, которые и вовсе превращались в бесформенные пятна. А вскоре и земля, вдоволь напитавшись влагой, начинала чавкать под ногами прохожих, превращаясь в черно-коричневую масляную краску. Этот промежуток осени особо раздражал серый дом, он остро ощущал свою схожесть с этим неприятным явлением, да еще и люди, ходившие рядом, ругались на эту мерзость, маравшую их до этого чистую обувь. В это время раньше голубой дом совершенно спокойно наблюдал за переменой настроения соседа. Свежий, кристально-белый снег уже не казался им таковым, он имел все те же унылые, наскучившие серые оттенки, смешавшись с пылью и грязью. И даже метели, танцы маленьких снежинок, не вызывали в них никаких порывов радости. Лишь в это природное явление, они оба могли повыть вместе с ветром или поплакать. Февральское солнце, такое далекое, имело исключительно холодные оттенки, а голубое-голубое небо вновь вызывало тонны неприятных эмоций, еще под ним был грязный снег. Весна - время подъема настроения, радости и жизни. Для них, видевшим это явление гораздо больше, чем тридцать раз, оно стало обыденным, ничем не примечательным. Природа оживала, а в памяти лишь оставалась все та же насыщенная влагой земля, грязные серые лужи, жужжание мух, дожди, уродующие их тела. Задорный детский смех не вызывал больше улыбку на их серых лицах, они лишь сильнее хмурились. Просто потому, что не могли как маленькие человечки больше смеяться. Цветущие лето ни в шесть утра с тишиной на окрестных улочках, ни двенадцать ночи под звездным небом не трогало их сердец. Казалось, что уже поздно. Они слышали разговоры влюбленных молодых людей, восхищавшихся маленькими сияющими созданиями над своей головой, находящимися в нескольких световых лет от них. Дома все это не раз видели, наверное, за столько лет выучили карту звездного неба. И только легкую улыбку, скрытую за морщинами на их лицах мог вызвать запах травы, такой сочной, зеленой-зеленой, живой. Сами они, казалось больше не жили.       Тридцать лет назад все было иначе. Серый дом никогда не считал себя красавцем, даже более того привлекательным. И вообще в нем не было ничего примечательного, только, может быть, что в его окнах отражался красавец голубой дом, что стоял напротив и всегда улыбался. И как в него можно было не влюбиться? Новенький, цвета февральского и весеннего неба. Серый всегда смотрел на него с восхищением. Голубой дом безумно любил и ждал весну, правда, звуки первой капели первым слышал, видел серый дом. Тот редко смотрел на что-то помимо соседа, к тому же объект его влюбленности стоял лицом к солнцу. Сосульки переливались разными цветами, отражая, преломляя свет, и редко срывались с крыши на зевающих прохожих. У этих двоих, слава небесам, все было без происшествий... даже спустя тридцать лет. Пение птиц завораживало, заставляло вслушиваться и, кажется, понимать, о чем щебечут пернатые. Очень нравились голубому и первые цветы, что распускались на клумбе, он махал серому антенной, будто даря ему эту яркую красоту, взращенную солнечной благодатью и весенним дождиком. Тогда обоим казалось, что они счастливы, они могли и умели смеяться. Тогда казалось, что впереди у них вечность. Лето теплое, холодное, дождливое, солнечное. Неважно. Оно радовало зеленью, запахами, детскими криками, продолжением жизни, всегда разной, яркой, насыщенной. А осень пестрила красками в сентябре. А потом она затягивала небо в серую мантию и поливала окрестности дождями. Голубой отмечал среди других времен года и позднюю осень. Уж больно она напоминала ему соседа напротив. И не казалась тогда осень унылой и тоскливой, а была близкой и родной, как дом напротив. За что его любить? Ну хотя бы за то, что его построили напротив и практически каждый день на него можно смотреть и радоваться тому, что он есть, он рядом. Его глаза горят огнем, когда он смотрит на красавца-соседа. Зима не пугала даже колючим ветром, вьюгой, за которой пропадал любимый образ. Ведь за это время можно соскучиться очень сильно, а потом вновь помахать другу напротив антенной, а он помашет в ответ. Маленькие кристаллика льда выстраивались в заумные узоры, каждый не похожий друг на друга. За тридцать с лишним лет ни одной одинаковой снежинки! Но теперь это не имело никакого значения. Со временем они потеряли способность замечать, как прекрасен мир. Два дома: пыльный серый и грязно-голубой. Их глаза не горели как раньше. Десять вечера. Лето. В первом горело шестнадцать окон, во втором - четырнадцать. Они давно устали, потеряли всякий смысл радоваться, разучились быть счастливыми и, кажется, любить. Их лица сплошь исполосованы морщинами - полосками грязи, а от уставшего вида хочется плакать. Пропал весь смысл смотреть напротив: между ними построили новый детский сад, который так и рябил красками. Пусть, он был не высок, но глаза сами опускались вниз к яркому пятну. Ни серый, ни голубой не хотели расстраивать друг друга, казалось, этой невинной изменой. Правда, детский сад не был первопричиной. Многое изменилось за эти тридцать лет. Самым запоминающимся событием этих лет было то, как голубой рыдал над любимой клумбой, которой больше не стало по причине, что на этом месте будет построена парковка. Землю разровняли, положили асфальт, разрисовали его непонятными, безвкусными знаками. Дом плакал, кричал, но ничего поделать не мог. Мир был жесток. Еще больнее было, казалось, серому. Видеть, как любимый страдает и быть беспомощным. Тоже хотелось рыдать от бессилия, но он был сильнее, мужественнее. Тогда впервые он захотел коснуться голубого, утешить его невинным касанием, но между ними была, казалось, пропасть. Боль, обиды, бессилие, страх, проглядывали нотки ненависти и, наверное, самое светлое, что теплилось до сих пор в их сердцах, желание не причинить боль другому, не сделать еще хуже.       Вечность, которая продлилась тридцать лет. Серый всегда был мечтателем. Невзрачная оболочка, теперь самый угрюмый дом на районе, но яркий внутренний мир, где мысль летела. Только вот ему даже в голову прийти не могло, что это в нем тоже могут полюбить. Голубой был красавцем, да только вот она стерлась под натиском лет, это его угнетало, но все остальное - еще сильнее. Пересох водоем жизни в нем, больше, увы, ничего не радовало. Любимый был рядом. Да что с того? Не поговорить, не помахать антенной, не подарить любимых цветов. Еще с того злополучного события с клумбой, серый дом много фантазировал о том, как все могло бы сложиться по-другому. Как мысли продолжают петь, а дом напротив смеяться. Наверное, только это в нем и осталось. Ему давно не снился этот сон: как на улице буйствует непогода, идут ненавистные дожди, заливая улицы, а ветер сильнее, чем зимой. Сносит антенны, они летят с крыши прямиком вниз. Разбиваются стекла, осколки такие мелкие, а в них отражается надвигающаяся буря. Сверкает молния, гремит гром. Раньше этот сон не был таким громким, еще его сопровождали раньше испуганные крики людей. Теперь все кажется нереалистичным. Но снова эти громкие звуки. Может, с непривычки?! Сильный толчок в бок оказывается болезненным и последнее, что видит серый - это испуганный взгляд голубого. Хоть какие-то эмоции за столько лет. Летят камни, огромные валуны, торчат металлические балки, они же гнутся с ревом, сыпется бетонная пыль. Остается закрыть глаза и проснуться. Всегда просыпался немного раньше этого момента. Сон. Ужасный кошмар.       Но он теперь не заканчивается. Кажется, серый услышал чей-то испуганный крик, а потом новый грохот. Стало больнее вдвойне. Умирать одному или знать, что бетонное основание любимого тоже рушится?! Наверное, уж последние десять лет они точно жили неправильно. Он любил все эти годы, его тоже. Нужно было все попытаться исправить, теперь уже поздно. В глазах давно потемнело. #### Буря утихла к утру. На голубом небе светило солнце, пыль осела. Несмотря на произошедшее ночью, дышалось отчего-то легко. Ничего не болело. Ничего и не было. Сильно разбитые куски бетона отдельно, балки в другой стороне, стекла. Завалило новенький детский сад. Так ему и надо! Открыв глаза, серый лежал на земле, все его мысли разлетелись с бетонной пылью, только вот она скорее смешалась с частичкой чужих, любимых крупиц. И они вместе отправились в далекое путешествие. Внутри серой бетонной плиты все трепетало, рядом лежала точно такая же, но другого цвета, кажется, она чувствовала тоже самое. Иначе и быть не могло.