Лафайет соткан из прозрачных тихих снов, ненавязчивых цветочных ароматов и французского очарования. Он являет собой предрассветный час и звездную бурю.
Он бросается в бой, как в огонь; он быстрее пуль, сильнее штыков и легче ветра.
Он бросается в объятия Вашингтона, как в воду; обнимает мощный силуэт крепко-крепко, словно опасаясь, что тот может уклониться, растаять, исчезнуть, у й т и.
Вашингтон пахнет морем, гвоздикой, бергамотом и лимоном.
Лафайет приезжает в Америку и вдыхает свободу полной грудью. Она наполняет легкие, проникает в вены, заполняет собой мягкий разум и позволяет обжечь о нее ладони. Мир Жильбера полыхает белым: белый столп громких выстрелов, белый дым от пламени на границе ночи, белое небо, которое все выше во Франции и все ниже здесь, в Штатах;
белая пудра Джорджа, которую генерал наносит на свои каштановые волосы.
— Мой дорогой друг, Вы верите в Атлантиду? — Лоуренс заходит в палатку с рассветом и смотрит на француза своими озорными глазами аквамаринового цвета. Он сам похож на солнышко — такой же яркий и ослепительный.
— Я верю в победу, — Неловко улыбается маркиз и гонит прочь сон, пытаясь сосредоточиться на трактатах Монтескье. При тусклом свете керосиновой лампы строчки плывут перед глазами, а усталость наваливается тяжким грузом.
***
— Главной целью этого договора объявлено “укрепить свободу, суверенитет и полную и неограниченную независимость Соединённых Штатов в делах как политических, так и торговых”; и это гарантировано нам Францией.
У Вашингтона бархатный, уставший голос. Звук дрожит среди золотой пыли комнаты, напоминая об утренней Атлантиде талантливого Лоуренса.
Лафайет показывает больше, чем чувствует на самом деле — французский менталитет и идеал революции — маркиз бросается на шею генерала и целует его лицо. Пухлые губы касаются скул, а сильные руки — такие хрупкие на вид — крепко прижимают мощное тело Вашингтона к себе.
Жильберу плевать на этот свет,
на это общество,
на в с е.
В его мире нет ничего, кроме Джорджа и свободы.
Потому что Вашингтон и Америка — это одно и то же.
***
Гамильтон смеется. Он смеется часто, звонко, завораживающе.
Его мир строится на финансовой системе, памфлетах и политических сражениях. Он слишком прозаичен для Лафайета и слишком очарователен для Лоуренса.
Но француз не сводит глаз с генерала. Он цепляется взглядом за тяжелые веки Джорджа, смотрит на тонкие губы и высчитывает расстояние Атлантики в своей голове.
Вашингтон называет их своими сыновьями.
Александр смеется вновь.
Лафайет у л ы б а е т с я.
