Плацебо

— Плацебо. Этот твой тихий и мелодичный голос раздается после моего рассказа. Я оборачиваюсь в твою сторону, вижу тебя, гляжу на тебя. Ты как всегда беспристрастна, от тебя веет холодом, нездоровым. Твой взгляд устремлен куда-то в даль и мыслями ты не здесь. Ты даже не обращаешь внимание на то, как бесстыдно я тебя рассматриваю. Может быть ты уже привыкла? — С чего ты взяла? — переспрашиваю я и смотрю теперь уже под себя, на камень. Вся ситуация вызывала полное недовольство моего «Я». Девушка, которую я презираю всей душой сейчас настолько близко находится, что мое внутреннее негодование начинает мне изменять… вызывая еще большее негодование по тому поводу, что мне нравится эта близость! Я бы отдал все на свете, лишь бы не полюбить тебя, грязную, черную. Убийцу. Дьявольщину. — Ну, вот смотри, — я пытался не поворачивать голову в твою сторону и сидел смиренно, не двигаясь, прислушиваясь. — Ты начал чувствовать, что ведешь себя опрометчиво по отношению к своей сущности, такой светлой и ясной. Тебе вдруг сказали, что если ты выпьешь эту пилюлю, то твое отношение резко к объекту внимания изменится. И вот, ты убедил себя в этом. Поздравляю. Слова пронзили меня. Сучка, как она поняла? Я услышал позади себя тихий смешок. Ты вдруг соскочила со своего камня и затянулась тонкой, длинной сигаретой. Странный табак никогда не пах. Странная ты всегда умела устранять любой запах. — Только вот это не так. Твое отношение никак не изменилось, как бы не показывал ты мне своей ненависти и неприязни. Она прошла мимо меня и пошла дальше, все так же переодически затягиваясь. — Плацебо, — сказала вдруг ты, прервав ход моих мыслей. Я обернулся и посмотрел на тебя: ты уже говорила это пару лет назад, но тогда обстановка была гораздо радостнее. Вместо запыленного подвала тогда белели песчаные дюны. Вместо света от костра тогда багровело небо во время заката. Вместо нас тогда сидели еще дети. Я считал тебя грешной. — И вправду плацебо, — прохрипел я в ответ. Вдруг сверкнул огонек от зажигалки, запахло табаком. Затяжка. И когда ты вновь начала курить? Та же прическа, волосы теперь рыжие. Глаза серо-зеленые, мутные, холодные. Они сжигали мне тело и душу. Они соблазняли меня с самых первых минут. Они сводили меня с ума. — Поясни. — А что тут пояснять? Обычный эффект плацебо. Тебе вспороли брюхо, ты минут двадцать валялся с сильнейшим кровотечением в ожидании медпомощи? А как ты провалялся двадцать минут там, напомни? Я потупил взгляд. — Ты принесла мне подорожника, обложила меня им и сказала, что нет вернее средства от ран. Ты травница, тебе виднее. — Я психолог, я хитрее, — сказала ты и улыбнулась. — А дальше сработало самоубеждение. Полезный навык, помогает часто. А тебе очень часто. — Тебе на руку играет моя тупость. — сказал я и подкинул ветку в костер. Свет от языков пламени отражался на моей коже. — Играет это на руку не мне, а тебе, — сказала ты и соскочила с деревянной тумбы. — А мне играет на руку твое безграничное доверие ко мне. Я промолчал и проводил тебя взглядом. Ты прошла в самый конец комнаты, отложила сигарету и стала расшнуровывать берцы, оголив мягкие смуглые ступни. Лента, собиравшая рыжие волосы в хвост, оказалась развязанной, как и резинка армейских штанов, держащихся на твоих бедрах. Я увидел тебя такой лишь во второй раз. Но уже тысячный раз готов поклясться, что тот, кого ты так часто называешь этим странным герр Сэндж, сущий идиот и простофиля, не понимающий как ему посчастливилось обладать тобой. — Отвернись. И я отвернулся. Нас все время сдерживают рамки с тех пор, как Широ соизволила издохнуть. Теперь я твоя собака на побегушках. Закрываю глаза. Нет, что я твоя собака — это не так. Я твой преданный раб, до гроба верный пес. Телохранитель одной графини. Графини, по прозвищу «Дьявол». И это «Дьявол» в свое время было худшей нашей ошибкой. Наслушавшись рассказов других я не заметил того света, что сиял внутри тебя. Адская пилюля. — Плацебо, — сказала ты и накрывшись пледом, погрузилась в сон.