***
Всего за каких-то десять минут Иван смог достать всю необходимую литературу, хотя книг числилось в списке не мало. Однако часть из них он не мог отдать на руки: ими можно было пользоваться только в стенах библиотеки и под надзором библиотекаря. О чём и сообщил посетителю. Альфред был вне себя. От счастья. Ведь у него есть повод, чтобы видеться и, возможно, познакомиться поближе с этим интересным человеком. Потому он без зазрения совести, с радостной улыбкой от уха до уха согласился и пообещал прийти завтра. На что ему пришёл не самый лучший ответ: — Завтра воскресенье — мы не работаем. Приходи через день. Распрощавшись на этой грустной, но на такой обнадёживающей ноте, Альфред Франклин Джонс с большой стопкой книг поплёлся к выходу с территории университета, где на парковке его ждала машина. Уже дома Альфред осознал, каким он был идиотом, что не начал готовиться раньше. Намного раньше. Его тема со всеми этими фразеологизмами и культурно-языковыми обменами и контактами весьма обширна. К тому же одной теории мало, нужна практическая часть, а для этого надо бегать по городам и весям за всякого рода носителями других языков. Слишком муторно и долго. Уже одна мысль о предстоящей работе повергала Джонса в апатию, а в нём самом нарастало желание плыть по течению и даже завалить диплом. Быть может, библиотекарем в каком-нибудь забытом всеми городишке он и так станет… «Библиотекарь! У него фамилия странная. Значит ли это, что сюда, в Америку, он приехал из другой страны?» Альфред сделался таким воодушевлённым, что смог усесться за книги и компьютер, чтобы уже начать свою работу. Завтра он ещё будет заниматься с той литературой, что у него есть, а в понедельник он вновь будет в библиотеке, где ему будут помогать не только книги, но и сам Брагинский.***
День был серый и пасмурный, ветер сбивал с ног, но это нисколько не омрачало настроение счастливого американца Альфреда Джонса. Ведь уже через десяток шагов он будет в библиотеке, где находился прекрасный книгохранитель. Не могли хоть как-то подпортить весь настрой и новости о трупах в городе. Сегодня ночью был найден пятый. Главной и, наверное, самой странной и ужасной особенностью было то, что каждое из мёртвых тел было покрыто коркой льда толщиной в два-три сантиметра. Этот лёд не таял даже спустя три дня; он не давал провести нормального вскрытия, а людей так и хоронили со льдом на коже. В общем, одна загадка. «Ну и чёрт с этим!» Войдя в библиотеку и оглядевшись, Джонс удивился, сколько человек сегодня было в здании: почти все столы были заняты. Однако Ивана нигде не наблюдалось. — Может быть, ты всё же уйдёшь с дороги? А то мешаешь, — этот голос невозможно было не узнать. Альфред в миг отскочил, как ошпаренный, в сторону. — И-иван, привет, — и с каких пор он стал заикой? — А я вот пришёл позаниматься с книгами, которые нельзя домой брать. А ещё я спросить тебя хотел. — Так спрашивай! — Брагинский зашагал в сторону своего стола. Джонс, конечно же, поплёлся за ним. — Ты ведь не из США? — Ошибаешься. — Тогда почему у тебя такие странные имя и фамилия? — да, тактичности голубоглазому блондину не занимать. — Кхм, скажем, у меня родители из России, — как-то задумчиво проговорил Иван, садясь за стол. — Вау! Значит, ты и русский язык знаешь? — Альфред напирал на стол. — Ну, зна-аю, — нехотя, с ленцой протянул хозяин этого места. — Так, значит, ты мне поможешь! — не вопрос, не просьба, а утверждение, не принимающее возражений. — У меня тема диплома связана с фразеологизмами и с тем, как они отражают национальное мировидение и контакты между народами. Будешь называть мне выражения и их смысл! Это будет частью моей практики. — А с чего ты взял, что я вообще тебе буду помогать? — недовольство было во всём облике Брагинского. — А… не поможешь? — голос Джонса выражал скорбь человека, которого несчастье нагнало внезапно, стремительно. — Помогу. Но попроси по-нормальному, — если бы Альфред в это время смотрел в бездонные глаза своего собеседника, то увидел бы там озорство. Американцу ничего не оставалось: он мог лишь выполнить желание этого непонятного человека. — Иван, поможешь мне с моей дипломной работой? Пожалуйста. — Хорошо, помогу. Но только после шести, когда закончится работа. Радости Альфреда Франклина Джонса хватило бы на всех жителей Земли. А то и больше.***
Выполнение работы шло быстрым ходом. Только за эти три дня Альфред сделал столько, сколько не каждый давно готовившийся студент мог сделать. На часах было без десяти шесть, а четверть теоретической части уже есть. И через десять минут будет практика! Да ещё с таким парнем! «Альфред Джонс, Вам стоило бы больше внимания уделять диплому, а не привлекательному библиотекарю! А так хотелось…» — Альфред, я уже закончил свой рабочий день. Теперь я могу помочь, — Иван неспешно подходил к столу, за которым находился Джонс. — Можно просто Фред или Ал, — лучезарно улыбнулся парень. — Ладно, Фред. И что именно ты хотел бы узнать? Только давай быстрее, в девять я должен быть у себя дома. Эти слова не слишком понравились Альфреду. Почему он так торопится? — Вас кто-то ждёт? — Может, и так. Либо ты сейчас начинаешь задавать свои вопросы, либо я немедленно ухожу, — терпение Ивана было не безгранично. — Хорошо! Поехали!.. Иван Брагинский оказался просто кладезем ценной информации. А ещё он был великолепным рассказчиком. Столько всего необычного о русской культуре узнал Альфред всего за каких-то два часа. А сколько он ещё может узнать! Пока Брагинский рассказывал о своём родном языке и о своей культуре, можно было понять, как он их ценит и уважает. Он буквально вдохновлялся самой темой беседы. Его слова сплетались самым дивным образом, образуя красивейшее полотно речи. Ивана хотелось слушать до бесконечности, при этом смотреть в его глаза-омуты. Альфреду казалось, что исчезли и столы, и библиотека, и даже весь мир. Ничего не было, кроме убаюкивающего голоса и глаз редкого оттенка. Джонс был словно в трансе. Свои заметки он делал на автомате. Но из этого безмятежного состояния его вытащила на берег осознанности неожиданная фраза: — На сегодня всё. Мне пора. Альфред будто бы очнулся от чудеснейшего сна, в который хотелось вернуться: — П-подожди! Это всё? — Да. На сегодня — да. Только тебе не кажется, что одного человека мало? — задумчиво проговорил Иван. — Я думал над этим. Но пока никого не нашёл, кто бы ещё мне мог помочь, — растерянно произнёс Альфред. — Фред, у меня есть два друга. Иностранца. Один приехал из Франции, другой — из Голландии. Есть ещё подруга, та — из Беларуси. Вот тебе их номера телефонов, позвонишь им. Скажешь, что от меня. Они не откажут. Может, ещё кого посоветуют. Что ж, а теперь выходи из библиотеки, её надо закрывать. — А почему ты мне помогаешь? — задорно задал вопрос Ал. — Просто. Хочу и помогаю. Радоваться должен, а не спрашивать. Давай, иди уже, горе луковое. Выйдя из здания и пройдя вместе несколько метров, пара остановилась. Альфред не знал, что сказать. Зато знал Иван: — Ну что, Фред? До завтра. Иди домой. Иди! Не стой каменным изваянием. — Хорошо. Удачи тебе, Иван! Если бы было светло, то Альфред Франклин Джонс непременно увидел бы печальные глаза одинокого человека.***
Утро вновь было пасмурным. Но на этот раз лил дождь. Из дома не хотелось выходить, однако там, в университетской библиотеке, были необходимые книги. И Иван. Прошло только четверо суток с того момента, как они встретились, а Альфред, казалось, не мог бы и дня прожить без этого чудоковатого парня. Хотелось видеть его. Слушать его. Чувствовать его. Его. Однако фоном для таких романтичных мыслей были совсем не радужные новости. Девушка-ведущая вещала: — Сегодня утром был найден ещё один труп. Его обнаружили два друга около входа на Центральный мост. Труп принадлежит молодому человеку, предположительно возраст которого — двадцать лет. Мёртвое тело покрыто льдом, который невозможно растопить. Напомним, что этот случай не единственный. Подобное зафиксировано в разных районах города. Жертвами становятся люди разных полов, но примерно одинакового возраста: восемнадцать — двадцать пять лет. На данный момент таких случаев — восемь. Предполагается, что это работа маньяка, однако, как ему удаётся так заморозить тела, остаётся загадкой. На местах происшествий работают специалисты, которые предупреждают об опасности всё население, в особенности — молодёжь. А теперь к менее значимым новостям… Альфреду не было страшно, но эти известия портили настроение. И всё же кое-какие опасения стали появляться в светлой голове. Но Джонс пытался отгонять их. «В конце концов, надо собираться. Диплом сам себя не сделает!»***
Все следующие четыре дня были наполнены яркими красками: где-то очень светлыми, радостными, тёплыми, а где-то тёмными, гнетущими, но это не умаляло их яркость. Светлые тона появлялись от встречи с новыми людьми. Он встретился с теми, кого советовал ему Иван. Новые знакомые — француз Франциск Бонфуа и голландец Тим де Вард — порекомендовали ему ещё людей, которые вполне могли помочь. За небольшой срок благодаря им он смог, хоть и вкратце, ознакомиться с культурой Бельгии, Испании, Италии и Германии. Но ещё больше света и тепла ему приносили встречи с Иваном, который до сих пор рассказывал о русской культуре и русском языке. Теперь их разговоры сводились не только к учебным темам, но и к обычным, житейским. Хоть Брагинский мало говорил о своей личной жизни, семье, он частенько рассказывал какие-то забавные, поучительные и интересные истории из своей жизни. И они всё никак не заканчивались. Их было великое множество для одной короткой жизни, поэтому в голове у Ала всё чаще и чаще проскальзывала вопиющая мысль: «А на самом ли деле Иван — человек?» Но очередной взгляд или головокружительная улыбка, такая нежная и тёплая, отодвигали эту догадку в самые дальние углы сознания. Были ещё прикосновения. Случайные и не очень. С каждым днём их становилось всё больше. Это происходило слишком быстро. Слишком неправильно. Для других. А им же было хорошо вместе. Всё выглядело идиллией: каждый находил в другом то, что не хватало ему самому. Иван — активность, жизнерадостность, спешность. Альфред — спокойствие, рассудительность, мудрость. Их начинало кружить в водовороте, что называется влюблённостью. Она могла бы пройти стремительно и легко с кем угодно, кроме этих двоих. Влюблённость скоротечно переходила в любовь, крепкую и взаимную, подкреплённую обоюдной страстью. Но это пока было в «тайне»: каждый знал, видел чувства другого, но не говорил о своих. Всё выглядело так, будто они решили сыграть в игру «Кто первый проиграет», но, опять же, никто этого не оглашал. Тёмные цвета в его жизни появлялись от новостей и, как ни странно, от того же Ивана. В новостных передачах на телевидении, в лентах в Интернете творилось безумие: они сообщали о новых трупах каждый день. Складывалось ощущение, что маньяк сошёл с ума. «А маньяк ли?» Жертвами всё так же становились молодые люди. Иван огорчал Джонса тем, что, несмотря на их взаимные чувства, всё так же уходил к девяти часам вечера куда-то. Избегал прямых вопросов по этой теме. А когда они почти были готовы признаться друг другу, Брагинский смотрел печально, с рвущей душу тоской, что отбивало всякое желание для дальнейших нежных слов. Вот так быстро и плодотворно прошло больше недели. Кто-то скажет, что для развития сильных чувств это — чересчур короткий срок. Да, короткий. Но не для тех, для кого он состоял не из одной бесконечности. Очередной день был отдельно взятой такой бесконечностью для Ала. Он забросил своих друзей, хоть те постоянно куда-нибудь его звали. За прошедшую неделю он не был ни на одной вечеринке — неслыханное дело для Фреда. Всем, чем он занимался, был диплом, хоть и выполнялся тот на автомате. Само существо Джонса было занято одним человеком — Иваном. И вот Альфред Франклин Джонс опять в библиотеке. В ней на удивление пустынно: ни одного человека, хотя обычно не хватало даже мест для посетителей в дневные часы. Все столы убраны. Однако на одном из них лежала раскрытая книга. Вид её показывал то, что ей уже много лет: кожаный переплёт, жёлтые страницы, на которых текст не напечатан, а написан. Альфред, будто заворожённый, подошёл к столу, на котором и была эта книга. Джонс начал читать. Читать про древнее существо, которое жило за счёт снов молодых людей, преимущественно — кошмаров. Которое выкачивало из своих жертв все жизненные силы, всё тепло, а в «награду» за это их тела покрывались нетающим льдом. Которое появлялось в этом мире раз в столетие. И которое по внешнему описанию жутко было похоже на Ивана. — Ну что? Понял всё? — тихий грустный голос, стоящего за спиной, вызывал мурашки, но не от страха, а, скорей, от наслаждения. — Понял, отчего же не понять? — Альфред повернулся к Ивану. — Ты — то существо, что описывается в этой книге. — Да, так. Что теперь делать собираешься? Бежать? — грусть в голосе Брагинского буквально затапливала душу Фреда. — Зачем же? Я тебя люблю. Слишком сильно, чтобы бежать, — как усмешка над самим собой. — А ты что делать будешь? Убьёшь меня? — Зачем же? — словно передразнивая. — Хотя можно и так сказать. Я тебя тоже полюбил. И чтобы мы были вместе, ты должен перейти в другой мир со мной. — Это как? — Для этого мира ты будешь мёртв или, хочешь, потерян. Тебя могут объявить без вести пропавшим, — Иван подошёл к окну. — Но твоего мёртвого тела они не найдут. Ты будешь жить со мной в родном мне мире. Вряд ли ты согласишься на… — Я согласен, — перебил Джонс. — Что? А твои родители, друзья? — удивление придавало этому чуду слишком детское и невинное выражение лица. — Родителям давно на меня плевать, а друзья уже через неделю забудут. Если ты и вправду любишь меня, то я согласен. «А чего тянуть?» — Хорошо, — сказал, прикрывая глаза, Иван. — Но я дам тебе сутки для того, чтобы ты подумал. Надумаешь — приходи завтра на главную площадь к одиннадцати часам ночи. — Если тебе от этого легче будет, то пусть будет так, — небольшая пауза, чтобы собраться с мыслями. — Иван, а как тебя зовут на самом деле? — Иван. — Что? Правда? — Джонс аж подпрыгнул на месте от удивления. Он-то думал, что там имя, витиеватое и длинное, а оно оказалось таким простым. — Правда. Самая чистая, — в глазах Брагинского не было и капли лжи. — Кстати, можно звать меня Ваней. — Ваня… Такое мягкое произношение, как и ты сам. После этих слов Иван засмущался. И кто скажет, что он — чудовище? — Ваня, а разве у тебя до сих пор нет пары? Судя по всему, ты долго живёшь, — это была та самая мысль, разжигающая ревность, которая грызла Альфреда с прочтения текста в книге. — Интересный вопрос. И очень грустный. В своём мире меня никто не привлекает, а в этом, как только узнавали, кто я, — бежали без оглядки, — горький вздох. — Некоторые, что доходили до части с условиями дальнейшей жизни, падали в обморок. Они думали, что, умерев здесь, они умрут везде. Потому отказывались. Не будем об этом. Как говорится, что было, то прошло. Простояв в молчании некоторое время, Брагинский решился его нарушить: — Уже полдевятого. Мне пора. Да и тебе тоже. — Почему ты всегда уходишь в это время? — Джонс подошёл к Ивану и взял того за руку. — Назовём это «ужином». Я появляюсь в этом мире на несколько месяцев раз в сто лет для пропитания. За это время успеваю насытиться впрок на предстоящую сотню. Я могу приступать к этому с девяти вечера и до часа ночи. А дальше — табу. Такие вот правила, — просто и не таясь ответил Брагинский. — В последнее время ты разбушевался уж сильно, — Альфред вопросительно посмотрел на собеседника, предполагая, что тот должен ответить. Иван робко начал: — Понимаешь, обычно мне хватало и двадцати за все месяца, проведённые в этом мире, но тут… В общем, все эти душевные терзания по поводу тебя, влюблённость и прочее — это, как у вас, людей, заедание стресса. — А люди погибают… — нет, Фред не осуждал, просто озвучил очевидный факт. — Ал, они могли бы жить, если бы не проснулись в ненужный момент, — правду всегда трудно произносить. Вот и сейчас Иван чувствовал себя, мягко сказать, неуютно. — То есть ты их убивал не специально? — в ответ утвердительный кивок. — Подожди, Ваня, значит, жертв ещё больше? Иван поморщился, будто ему нанесли неслабый удар: — Я предпочитаю называть их не «жертвами», а «помощниками». Они помогают мне жить. Впрочем, достаточно. Мне уже пора. Выходи из библиотеки. Как-никак, а я всё же библиотекарь. Ал, было, потянулся к губам такого странного, но очень милого существа за поцелуем. И вот уже было сладкое предчувствие, но: — Не сейчас. Не сегодня. Если решишься, то завтра. На этом они и разошлись. И если Иван ушёл с полным убеждением того, что Альфред завтра не придёт, то тот был, напротив, уверен, что дело решено в положительную для их пары сторону.***
На следующее и последнее утро в этом мире Альфред Франклин Джонс проснулся в самом прекрасном настроении. Сегодня всё решится. И будет самый настоящий счастливый конец для них двоих. Но, несмотря на радужные перспективы, Альфред был обеспокоен: а что с родителями? Написать им прощальную записку? Ничего не говорить? Сколько тогда они нервов потратят на бесплодные поиски?.. В результате мучительных метаний было решено: записку писать. Она вышла банальной и рваной: Дорогие родители! Любимые родители! Я ухожу, меня не ищите. Домой я никогда не вернусь. Меня ожидает другая жизнь, где буду счастлив. В полицию не заявляйте: бесполезно, всё равно не найдёте. Помните, что я вас любил и буду любить. Но вы должны меня отпустить. Не лейте слёз, я буду жить. С любовью, Ваш сын, Альфред Ф. Джонс. До вечера оставалось ещё много времени. Чем не пытался занять себя Альфред! А время шло со скоростью улитки. Томительное ожидание, тысячи вопросов и сомнения — всё вкупе сводило с ума, расшатывало нервы. Раздражение раздували и звуки дождя, который стучал по крыше. И вот настало долгожданное время собираться. Но собирать было нечего: все вещи остались на своих местах, потому что они больше не понадобятся. А если их взять с собой, то будут только нагонять тягостные мысли о прошлом. Тогда для чего их брать? Оставалось только одеться и ехать на главную площадь. Дождь лил, не переставая. Подъехав к месту встречи, выходить совсем не хотелось. Вся обстановка была гнетущей. Но вот вдалеке показалась его фигура, а значит, пора на выход. Волнительно, интригующе, но не страшно. Дальше только счастье. — Ваня! — громко, радостно. Брагинский удивлённо замер, несколько мгновений, будто в трансе неверия, смотрел на Альфреда. Потом пришло осознание, что происходящее — реальность. Он действительно пришёл. Не кинул. Оба подорвались с места и побежали на встречу друг другу. И плевать на лужи! — Значит, идёшь со мной, — не вопрос. Утверждение. — Да, — хотя это слово было уже лишним для этих двоих. Они и так понимали друг друга, без слов. Где-то далеко послышался гром, а эти двое не обращали на него никакого внимания. Джонс вновь потянулся к губам Ивана за поцелуем, но в этот раз его не оттолкнули, наоборот, потянулись в ответ. Это был самый нежный, самый страстный, самый крышесносящий поцелуй. Неожиданно Альфред ощутил, что его тело становится легче и распадается. В прямом смысле. К горлу подступил комок страха перед неизвестностью. — Что со мной? — несколько паникуя, спросил Джонс. — Ты переходишь в другой мир. Мой мир. Не бойся, всё скоро закончится, а ты очутишься у меня дома. Правда, у меня есть дела незаконченные, и тебе придётся меня подождать четыре дня, — нельзя было не поверить глазам, в которых слишком много всего детского. — Верю. Но я хочу получить плату, — настырно, как может только Фред. — Плату? — Иван готов был разочароваться в своём избраннике. Однако последующий за этим новый поцелуй, не менее страстный, но ещё более ласковый, заглушил разочарование на корню. — И помни Ваня: ты мой. Попробуй загулять на стороне — переломаю ноги, не взирая на то, что ты там какое-то чудо, — это прозвучало то ли в шутку, то ли всерьёз. Но теперь стало жутко Брагинскому. Чуть-чуть. Любовь всё равно сильнее. И не собирался он «загуливать». Когда отзвучали последние слова Альфреда, он распался снежинками. Буквально. В руках у Ивана была горстка снега, которая быстро начала таять. Словно в пустоту Брагинский произнёс: — Уже скоро, Фред. Уже скоро мы будем вместе навсегда. Мало кому известный человек в чёрном длинном пальто с главной площади города зашагал куда-то в глубь тёмных кварталов.***
Две недели подряд первой новостью в городе было загадочное исчезновение двух людей. Даже история с таинственными трупами отошла на второй план. Кругом только и говорили о пропаже студента последнего курса лингвистического университета и библиотекаря, который работал при этом вузе. «Студент последнего курса пропал.» «Пропали библиотекарь и студент из одного университета. Это как-то связано между собой?» — До сих пор не найдены Альфред Франклин Джонс, студент последнего курса, и Иван Брагинский, библиотекарь. Оба числятся в базе данных лингвистического университета. У экспертов есть две версии их исчезновения: либо они сбежали вместе, преследуя какую-то цель, либо они стали жертвами маньяка, от рук которого пострадали тридцать четыре человека. Высказывается также версия, что это они и были теми самыми головорезами, а теперь просто скрываются от правосудия… Им было посвящено множество статей, программ новостей, форумов. Но они об этом не знали, да и какое им дело до всего происходящего там, где их нет, если оба абсолютно счастливы?