Зависимость

      Лезвие мягко скользит по моему запястью, на котором сразу же появляются маленькие капли крови, но это только начало. Вскоре капли превратятся в тоненькие струйки, которые будут ярко контрастировать с моей белоснежной кожей.       За порезом следует еще несколько, после я отбрасываю лезвие и просто смотрю на свою руку. В моей душе бушуют разные чувства. Я зла на себя, потому что вновь не сдержалась, и опять начала себя калечить, но в тоже время я рада. Рада, что сняла напряжение, что вновь нахожусь в своей среде. Я рада виду красной жидкости, струящейся по моей руке.       Я внимательно рассматриваю ручейки крови, указательным пальцем второй руки притрагиваюсь к одной из ран, откуда особенно сильно течет. Кровь теплая и густая. Мысль попробовать ее меня ужасает, и я быстро убираю палец, а саму руку начинаю тщательно мыть. Я всегда режу себя в ванне, тут уж никогда не будет мне мешать, никто не зайдет и не увидит, чем я занимаюсь. И самое важно, тут есть аптечка.       После того, как остатки крови смыты, я достаю перекись и наношу на раны; то место, где совсем недавно было лезвие, слегка пенится, но я не обращаю внимание. Скоро краснота спадет, останется лишь тонкая линия, которая вскоре превратится шрам. А потом вновь, но зато три пореза, которые я сейчас себе нанесла, будут поддерживать мое состояние хотя бы месяц, хотя бы один месяц не будет таких срывов как сейчас.       Когда вся процедура закончена, я отпускаю рукав длинной кофты и с улыбкой выхожу из комнаты. Мамы нигде нет, но это и к лучшему: она бы явно подумала, что что-то не так. Искренняя улыбка, которая в данный момент играет на моем лице — редкое дело. Но она всегда возникает после освобождения. Мои порезы стали для меня спасательным кругом, моим оазисом в пустыне.       Для всех я идеал: спокойная девочка, почти отличница, милый, даже кроткий, характер. Но никто не заглядывает глубже, никто не видит, как я стараюсь не проявлять свою вторую натуру, никто не хочет видеть. Им достаточно лишь оболочки меня. Если кто-то и заметит шрамы на моих запястьях, то их вполне устраивает версия: — Меня кот поцарапал.       И все. И совершенно не важно, что коты не умеют так ровно царапать, неважно, что у меня раз или два в месяц появляются данные шрамы. Все настолько забиты в свои маленькие миры. И я совершенно не отличаюсь от них. Я забита в свой маленький, ничтожный мир, где медленно убиваю себя изнутри.       Моя привычка как червяк во мне. Она поедает все: все мои чувства, эмоции. Этот червяк стал для меня лучшим другом. Но это дружба не простая, она взаимовыгодная: я его кормлю тем, что калечу себя, он же мне дает кратковременное успокоение.       Некоторое время я лежу на кровати, но неожиданно я слышу звонок в дверь. К нам редко кто-то проходит: у родителей нет друзей, так же как и у меня. Иду открывать. На меня смотри пара пронзительных голубых глаза моей классной руководительницы. — Кейт, нужно поговорить с тобой и с твоей мамой, она дома? — Д-да, наверное.       А затем громко кричу: — Мам, к нам миссис Уэльс пришла.       Мама сразу появляется из кухни, строя из себя идеальную хозяйку и мать. — Ой, а мы вас совершенно не ждали, — искусственная улыбка появляется на ее губах. Затем она поворачивается ко мне. Ее глаза недобро блестят, обещая мне наказание, если я что-то натворила.- Китти, что же ты держишь гостя на пороге. Пошлите на кухню, я как раз недавно чайник вскипятила. Мы втроем переместились из прихожей в кухню. Мама начала быстро носиться по ней готовя то, чем можно было бы угостить миссис Уэльс. Когда она сама уселась, то моя преподавательница не стала медлить и тянуть кота за хвост. — Меня настораживает ваша дочь.       Четыре слова, а сое сердце на мгновение перестало биться. Я не могла «настораживать». — Она что-то натворила? — Нет, в плане учебы и поведения у нее все хорошо, но… — мисс Уэльс замолчала, а потом продолжила после того как сделала глубокий вздох. — Кейт, покажи нам свои запястья.       Мой маленький мирок начал рушиться, я знала, что она там увидит. В моих глазах появился страх, но я послушно подняла сначала левый, а потом правый рукав. На правом запястье ничего не было, оно было девственно чистым, но левое… «недавно обработанное». Первое, что можно заметить это новые раны, которые уже не кровоточат, но сразу вид, что они «свежие», а потом шрамы от прошлых порезов. — Теперь вы понимаете, о чем я, — начала было моя преподавательница, но я ее перебила. — Это все кот, он любит шалить, — и выдавила из себя смешок. — Кейт, прекрати врать, это серьезное… — Я верю своей дочери, миссис Уэльс, если она говорит, что она себя не режет, значит это так и есть, если у вас все, то я прошу Вас уйти. Женщина выглядела удивленной, она думала найти поддержку в лице моей матери, но получила моего сторонника. — И Вы ей верите?       Получив утвердительный ответ, она встала из-за стола и пошла к выходу, мы следом. — Ладно, если Вам все равно, то и мне не важно.       Громко хлопнув дверью, она ушла. — В следующий раз будь осторожна.       Я с удивлением посмотрела на собственную мать. Она не могла знать, или же могла? — Ой, Китти, я давно это знаю, удивительно, что в школе сейчас только заметили. — Но как?       Моя мать пошла в сторону кухни, не ответив на мой вопрос, но я четко расслышала ее слова: — Надеюсь, хоть у тебя это пройдет.