Минута до смерти

"Everytime I try to fight You I always end up right beside You" Когда человек находится в нескольких минутах от гибели, что он ощущает? Вся жизнь проносится перед глазами? Или воспоминания в момент взрываются в голове, как дешевая петарда, образуя беспросветную вязкую пустоту? У Акихито в мыслях вертелось только одно слово — «поздно». И это самое «поздно» словно было больше, чем он сам. Глаза стали видеть невероятно четко, подмечая малейшие детали: черную, чуть стертую с одного бока рукоятку ножа, которую сжимали короткие пальцы Судо, каплю крови под носком кроссовка, что уже успела впитаться в пыль, черный шнурок с кораллом на полу слева от него. Почему-то вспомнилось, как Асами вертел в руках этот осколок морской фауны, когда они были на островах. Кораллы запрещено вывозить, но кому нужны законы, когда у тебя есть частный самолет, а причудливо изогнутая белая веточка так красиво смотрится на шее любовника? — Может, ты мазохист, Такаба? — Голос Судо словно возник из ниоткуда и слышался, как сквозь бетонное заграждение. — Даже не кричишь. Шею на самом деле жгло и щипало сбоку, где ее касался нож. Одной рукой Судо продолжал держать голову Акихито за затылок, наклоняя вниз, а другой — рисовать одному ему понятные узоры кончиком лезвия по коже. Кровь была теплой, даже горячей, но Акихито еще в Гонконге понял, что кровотечение — это вовсе не то, что показывают в боевиках. А еще кровь пахнет. Пахнет так, что начинает тошнить. И сейчас не так страшно было ожидание боли, как осознание, что скоро придется снова почувствовать этот запах. — Странную подстилку выбрал себе Асами. Ты и в постели такой молчаливый? — Судо тем временем резко схватил Акихито за подбородок, дернув вверх. Отвечать снова было просто нечего. Не говорить же Судо, что совсем недавно он уже собрал вещи, чтобы уйти, и спрятал сумку в шкафу, но хотел закончить это дело. Даже самому себе не получилось бы объяснить, почему он решил так поступить. Наверное, надоела золотая клетка, которая, если и открывалась, то разлетаясь на части, причем прутьями вовнутрь. И золотой клеткой вовсе не был сам Асами или его дом. Ею был страх врасти в этого человека намертво, лишаясь возможности даже дышать без него. Все барьеры смывало к чертям, переворачивая вверх дном, вырывая с корнем остатки самолюбия и разума. Еще немного — и эта пропасть стала бы родным домом и окончательной точкой, за пределами которой — вакуум. Этот страх был больше, чем тот, что сковывал Акихито каждый раз, когда он переступал порог квартиры Асами, выходя из нее и думая, что может не вернуться. Лезвие резало кожу, а мысли — сознание. И неизвестно, что причиняло больше боли и оставляло жалящие и саднящие следы сильнее. — Я делал для него абсолютно все. Я не ожидал, что так сильно полюблю его, — прошипел Судо, продолжая сжимать подбородок Акихито шершавыми пальцами и вглядываясь в его глаза. Удивления не было. «Сочувствую», — вдруг пронеслось в голове. Любовь к Асами — это болезнь, от которой нет ни лекарства, ни спасения. Это чувство можно приводить в суде по делу об убийстве со стороны защиты как смягчающие обстоятельства. — В любом случае, пришла пора тебе умирать. Перед глазами неожиданно снова появился пыльный пол, а голова закружилась от резкого движения руки, заставившего наклониться вниз. Лезвие ножа уперлось в затылок. Вот и все. А чего еще нужно было ждать, ввязываясь в дела Асами? Красивой и яркой жизни, наполненной дорогим алкоголем и брендовыми этикетками на одежде? Акихито снова вспомнил, как они с Асами поднялись на крышу в один из прохладных вечеров. Асами без единой эмоции смотрел на простирающийся под его ногами город, пылающий разноцветными огнями, будто поле, усеянное самоцветами, а Акихито украдкой поглядывал на него, попивая виски прямо из горла бутылки. Почему-то тогда слова были не нужны никому: ни им двоим, ни переливающемуся ночным перламутром Токио. И эти воспоминания были дороже, чем любая другая «красивая жизнь», о которой можно было бы мечтать, имея такого богатого любовника. Все же Акихито был безнадежен. И чрезмерно любопытен даже для фотографа. Что же чувствует человек за считанные минуты до смерти? Если бы Акихито задали этот вопрос, он бы не смог на него ответить, хотя был на этом месте не один раз. Это разрозненные мысли, которые вытесняют друг друга, обрываясь на середине. Это воспоминания, вспыхивающие огнями ночного города. Это пресловутое «поздно», которое ударяется о ребра изнутри, вместо сердца. А еще это то самое желание не прыгать с моста, приходящее в тот момент, когда ты уже летишь с него. Всем этим: и мыслями, и воспоминаниями, и обрывками слов, и полетом вниз, — для Акихито был один и тот же человек. Золотая клетка исчезла, заставляя птицу, обезумев, метаться по безоблачному небу в поисках опоры. Громкий и смутно знакомый голос одного из телохранителей Асами словно выдернул из-под воды своим громким «эй!». На то, чтобы понять, что Асами вновь решил вмешаться в самый последний момент, не ушло много времени. Выстрелы, беготня и кровь уже не пугали так, как раньше. Эти люди знали свою работу слишком хорошо. * * * Все же кровь пахла отвратительно, и даже прохладный уличный воздух полностью не избавлял от этого запаха. Акихито стоял у машины «скорой», буквально впившись взглядом в лежащего на каталке Судо и его бледное лицо с каплями крови и грязными разводами на коже. Злости не было. Облегчения — почему-то тоже. Другой на его месте свалился бы в обморок или рыдал бы на асфальте, благодаря богов и Асами за спасение. Может, случись это пару месяцев назад, он так и поступил бы. Но сейчас в голове было все то же, что и за минуту до смерти. И это пугало. — Ты в порядке? — большая, теплая и очень знакомая ладонь легла на макушку, слегка ероша волосы. Акихито дернулся, разрывая этот простой, но почему-то такой болезненный сейчас физический контакт. — Что с тобой? Почему шея забинтована? — Асами всматривался в его лицо, будто сканируя. — Царапина. Пройдет, — ответил Акихито, избегая смотреть ему в глаза. — Я тут сегодня обнаружил сумку с твоими вещами. Расскажешь, в какие края собралась моя птичка, и как надолго? Акихито молчал, глядя на отъезжающую от места происшествия «скорую». Подул ледяной ветер, но холод почувствовать не удалось — все тело продолжало гореть, будто кто-то все еще вырисовывал по нему узоры ножом с черной рукояткой. — Решил сбежать? — Нет. — Хорошо. Отличительная черта Асами — полное отсутствие лишних слов, движений и дел. И Акихито сейчас это более чем устраивало. — Я вернусь... туда. Забыл кое-что, — тихо проговорил Такаба и пошел в сторону склада, где его держал Судо. Коралл оказался цел, как и шнурок, на котором он висел — просто расцепилась застежка. Украшение приятно холодило кожу между ключицами и каким-то чудодейственным образом успокаивало мысли. Задумавшись, Акихито не сразу услышал шаги за спиной. — И что ты забыл? — спросил Асами, кладя руку ему на плечо. Такаба повернулся к нему, продолжая поглаживать коралловую подвеску. — Помнишь? — Помню. Тебе идет. Акихито вдруг почувствовал себя так же, как тогда на крыше перед ночным Токио. Слова были не нужны, нужен был только этот человек рядом. — Пойдем домой, — Асами приобнял его за плечи, настойчиво и крепко прижимая к себе. Что чувствует человек за минуту до смерти? Страх? Обиду? Разочарование? Наверное, все это одновременно. Одно известно точно — ни в один другой момент нельзя так четко увидеть и понять, какие ошибки ты успел совершить или только планируешь. Засыпая в ту ночь рядом с Асами и тихо говоря ему «спасибо» за спасение своей жизни, Акихито вдруг понял, что бояться врасти в этого человека, утонуть в нем было странно и глупо. Он ведь уже давно это сделал.