Зеркало

Лучи утреннего солнца пронизывали улицы сонного города. Прохожие лениво ползли по своим делам, прислушиваясь к тому, как невидимая рука ветра причесывает высокие кроны деревьев. Листья тихо шелестели, и под этот шепчущий шорох я начинал медленно просыпаться. Как бы выплыв из неосознанного, я глубоко и с наслаждением вдохнул. Я знал, что сегодня за день. День моего рождения. Интересно, какой подарок приготовили мне родители? Когда я открыл глаза, перед моим взглядом предстали десятки разрисованных листков бумаги. Я обожал рисовать, поэтому посвящал своему хобби все свободное время. Несколько минут я потратил на рассматривание рисунков, но затем любопытство взяло верх, и я неспешно поднялся с постели. Комнату заливало молочное сияние, пылинки медленно танцевали в воздухе. В доме было тихо, но я точно знал, что родители затаились на кухне, ожидая моего пробуждения. Так они поздравляли меня каждый год. Причесавшись и покинув нагретую солнцем комнату, я проследовал на просторную кухню. Каково же было мое удивление, когда я никого не обнаружил там. Посреди помещения стоял лишь одинокий мольберт, укрытый простыней. Я подошел ближе и аккуратно стянул с него ткань. Под последней также оказались краски и палитра. Как только я рассмотрел все подарки, из коридора выбежала моя собака, держащая в зубах кисти. Я тихо засмеялся, садясь на корточки и ласково ероша шерсть на макушке пса. Следом зашли и родители. На тарелке в руках матери красовался большой шоколадный торт, как раз такой, какой я больше всего любил. Над угощением застенчиво колыхались язычки пламени: свечи, ровно тринадцать. Столько лет мне исполнялось в тот день. Отец, широко улыбаясь, выстрелил из хлопушки, и на мои плечи и волосы мягко легли ленточки серпантина. Отложив кисти, преподнесенные мне Спарком, я крепко обнял родных. *** Я очень благодарен родителям за то, что десять лет назад они прислушались к моему желанию посвятить себя искусству. Именно с их помощью я добился того, что имею сейчас. Они позволили моему таланту раскрыться, словно бутону изящного цветка. Я кропотливо работал над каждой картиной, вкладывая в каждую частичку своей души. Я жаждал восхищать людей буйством красок и четкостью линий, заставлять их всматриваться в каждую деталь. Я мечтал подарить миру прекрасное. Работая над очередным портретом, я перевел взгляд в угол комнаты. Там, под покрывалом, одна из картин ожидала своего часа: мне повезло быть приглашенным на выставку работ юных художников. Я долгое время не мог выбрать картину, в итоге остановившись на той, в которую вложил больше всего чувств и переживаний. На ней был изображен мой тринадцатый день рождения. Картина была выполнена в теплых, уютных тонах. Я помнил каждое мгновение: тень, что отбрасывал мольберт на паркетный пол, краски и кисти, виляющего хвостом Спарка, сладко пахнующий торт и, конечно, хлопушку. После выставки я планировал подарить эту картину своим родителям, как благодарность за их отзывчивость. Я, конечно, очень волновался перед таким важным событием, но старался успокоить себя тем, что мою работу обязательно оценят. Настало утро. Если честно, я совсем не обращал внимание на то, что творилось вокруг. Все мои мысли, беспорядочно роящиеся в голове, были поглощены предстоящей выставкой. Некоторое время я пробивался к назначенному месту сквозь потоки пешеходов и машин оживленного, пестрящего витринами города. Здание музея, в котором проходило мероприятие, оказалось намного больше, чем я мог предположить. Фасад был великолепен, но что же внутри? Торопливо вытащив из кармана приглашение, я протянул его охраннику, после чего меня любезно пропустили. Восхитившись расписным потолком и придя в восторг от величавых колонн, с картиной наперевес я подошел к одному из сотрудников, который проводил меня к моему месту в галерее. Рядом уже была установлена табличка с моим именем и названием картины: "Подарок". Не успел я моргнуть глазом, как зал переполнился людьми. Подоспели запоздавшие художники, суетливо снующие взад-вперед по помещению. Я наблюдал за ними и глядел на чужие картины. Каких только не было: я успел полюбоваться и нарисованными людьми, и животными, и даже какими-то сказочными существами. Но больше всего меня впечатляла природа. Бескрайние поля, безмятежные морские просторы и дремучие леса, вышедшие из-под кисти мастеров. Засмотревшись по сторонам, я не заметил, как ко мне подошла группа людей – простые посетители галереи тоже не заставили себя ждать. У меня перехватило дыхание, я ожидал, что кто-нибудь из них похвалит мою работу или скажет несколько теплых слов. Ближе всего ко мне стоял мужчина в круглых очках. Лет сорока, хорошо одетый и, по-видимому, довольно состоятельный. Я улыбнулся ему, но неожиданно поймал на себе его скептический взгляд. – Кто так картины пишет? Его голос прозвучал сухо, будто ветер колыхнул траву, измученную жаждой. Я опешил. – Что за неумелая мазня? А сюжет? Неужели нельзя было придумать что-нибудь пооригинальнее? Скука! И когда люди, не умеющие рисовать, перестанут, наконец, пытаться... Последняя фраза была похожа на удар мокрой тряпкой по лицу. Он даже не позволил мне вставить слово, проследовав к художнику по соседству. Я стоял с приоткрытым ртом, а люди, идущие следом за критиканом, лишь сочувствующе покосились на меня. От их жалости мне стало еще обиднее. Я взглянул на свою картину. Неужели я выбрал ее только из-за воспоминаний? Какая глупость. После этого все было как в тумане. Улыбка, сошедшая с губ, даже не думала появляться снова. От настроения, с которым я пришел на выставку, не осталось и следа. Я больше не обращал внимания ни на картины, ни на людей. Некоторые из них подходили и несколько минут стояли рядом, рассматривая "неумелую мазню", но я был не в состоянии что-нибудь рассказать им. Не представляю, как выдержал еще несколько часов до окончания. И хотя настоящее жюри оценило мою работу по достоинству, в душе у меня все равно остался весьма неприятный осадок. Собираясь забрать свою картину, я вновь столкнулся взглядом с мужчиной в очках. Мерзко хмыкнув, он поспешил убраться из здания. Немного погодя, чтобы снова не встретиться с ним, я тоже покинул музей, обреченно зашагав в направлении дома. Город уже не казался столь ярким и шумным. Сигналы машин заглушали мои собственные рассуждения о том, стоит ли мне продолжать заниматься своим делом. Зачем я буду тратить время, если все равно найдется тот, кому моя работа будет не по вкусу? Теперь, до тех пор, пока я не буду достаточно хорош для всех, вряд ли мне захочется показывать свои картины людям, а уж тем более всему миру. Я вздохнул. Устало, но с облегчением: все закончилось. На небо наползли тучи, а светофоры как-то печально перемигивались друг с другом. Я плелся вдоль набережной, иной раз подумывая о том, чтобы отправить картину в большое плавание. Лай Спарка выдернул меня из захлестнувшего потока мыслей. Шагнув за порог дома, я привычно потрепал его между ушей, стягивая обувь и уединяясь в своей мастерской. Захлопнув дверь, я небрежно опустил картинку на пол, а сам обессиленно плюхнулся на диван. Подумав, что сегодня с меня хватит переживаний, я решил подремать. По крайней мере я смог бы забыться ненадолго, а после пробуждения мне всегда становилось легче. Под печальное поскуливание пса, оставшегося за дверью, я провалился в сон. Пожалуй, это был самый необычный и запоминающийся сон из тех, которые я когда-либо видел. Я стоял посреди большой комнаты, а на стене, прямо в центре, висел портрет, ярко освещенный лампой. Мне не удалось рассмотреть его, поэтому я медленно прошагал ближе. В пустующем помещении мои шаги отдавались эхом, я подумал, что это место слишком велико для меня одного. На картине оказалась изображенной прекрасная девушка. У меня появилось ощущение, что она вовсе не написана краской, а просто застыла в ожидании, что кто-нибудь обратит на нее внимание. Я ждал, внимательно глядя на нее, что она хотя бы слегка шевельнется, что с плеч спадет прядь волос или развяжется ленточка. Когда я удостоверился в том, что передо мной все же картина, в комнату вдруг вошел другой человек. Так как кроме картины вокруг ничего не было, незнакомец тоже решил рассмотреть ее. Его лицо вдруг исказила гримаса отвращения, он шагнул назад и ощерился, словно зверь. – Какое уродство! Во сне я не помнил, что произошло со мной днем, поэтому вновь удивился похожему замечанию, переводя взгляд на возмущающегося мужчину. – Как же так? Разве не красивая девушка на портрете? Решив осмотреть картину еще раз, я повернул голову, но неожиданно обнаружил зеркало на месте портрета. Увидев собственное отражение, я непонимающе захлопал глазами, уже не обращая внимание на то, что говорит мой собеседник. Его слова пронеслись мимо меня и завязли в полумраке комнаты, зато я заметил отражение этого человека. Оно совершенно не соответствовало тому, что я видел перед собой. Незнакомец был вполне ухоженным и опрятным, а в зеркале отражалось... чудовище? С торчащими в разные стороны прядями волос, круглыми одичавшими глазами и рваной одеждой оно рычало и бесновалось, грозясь вырваться из своего плена и накинуться на ближайшую жертву. Охнув от неожиданности, я попятился, натолкнувшись на женщину, в какой-то момент появившуюся за моей спиной. – Извините, пожалуйста... Ничего не ответив, она лишь слегка улыбнулась мне. Я не назвал бы ее красивой. Сухие черты, остро очерченные скулы, бледная кожа... не назвал бы, если бы снова не посмотрел в зеркало. Отражение этой женщины было чуть ли не красивее, чем висящий там до этого портрет. И мужчина, и женщина продолжали смотреть в зеркало. Может, они все еще видели картину? Пытаясь понять, что происходит, я потер глаза и вновь поглядел на свое отражение. Стоило мне это сделать, как в комнате появилось еще несколько человек. Их отражения отличались от оригинала еще сильнее. Судорожно вертя головой, я смотрел то на людей, то в зеркало, сравнивая мелькающие перед глазами картинки, непохожие и пугающие. Все это выглядело слишком реалистично и вызывало у меня сильное беспокойство, и я захотел, наконец, выяснить, где я нахожусь. Выбравшись из толпы, я отступил в угол, где меня внезапно поглотила тьма. Я проснулся в полной темноте, отчего на мгновение меня охватила паника. Сообразив, что зрение все еще при мне, я зажег свет, пытаясь отдышаться. Передо мной стояла незаконченная картина. Покрывало слегка сползло с нее, обнажая вырисовывающийся на холсте силуэт. Я смотрел на нее несколько минут, вспоминая свой сон. Мозаика складывалась постепенно, затуманенное дремой сознание не желало вдумываться в детали. Выходит, одну и ту же картину каждый человек видит по-своему... но будет ли она красивой для всех? Я подошел ближе и сдернул покрывало вовсе. От чего зависит, будет ли она привлекательной? По неосторожности я уронил палитру, глухо стукнувшуюся о пол и отразившую лучик света. Я вспомнил про зеркало. От отражения? От того, что есть в самом человеке? Эта мысль мне понравилась. Она показалось мне здравой по сравнению с той, которая посетила меня перед сном. Едва ли я смогу угодить всем. Зато мне дана другая великая сила: искусство помогает мне обнажать отражения человеческих душ.