***
Но в реальном мире Саймон все еще в коляске. Он закусывает губу, чтоб сдержать накатившие комком отчаяния слезы. С тех пор, как его сбила машина, они с Софи стали реже видеться, в последние два месяца она пропала насовсем. На место девушки прилетает отвратительный кусок плоти, он нечленораздельно что-то ревет и изрыгает мясо. Саймон убивает его с особой жестокостью. Просто слепо кромсает ножом. Чудовище плачет, когда парень, раз за разом протыкает его, разрезая волокна протухших тканей, он делает его еще более бесформенной кучей гнили. Монстр уже не может рыдать, только издавать вымученные булькающие звуки, словно утопленник с камнем на шее. На губах Саймона играет улыбка, окровавленной рукой, он натягивает капюшон ниже, словно боясь, что это его мимолетную радость может кто-то заметить. Саймон облизывает губы и царапает ногтями кресло. Дыхание участилось, его зрачки расширены. Он хотел бы сделать тоже самое в реальности. Быть может, поэтому девушка прекратила его навещать? Он смеется и выводит кривые буквы в тетради. Следующим был доктор Пернелл. В списке неоправданных надежд, он стоял на самом верху. И падать ему пришлось больнее всех. Саймон дергается, он не может вспомнить лицо дока. Даже цвета глаз. Он думает, что это от того, что доктор тоже часть его больной фантазии. Усталый взгляд скользнул с стекла на подоконник. Там лежали таблетки и рецепт к ним, написанный изящным почерком. Это явно намекало на ошибочность его теории. Док прописывал дорогие антидепрессанты, предлагал писать книгу, чтоб спастись от кошмаров. Говорил, что Саймон скоро поправится. А парень верил, верил первые дня три. До того, как распознал истинную личину доктора, и его захлестнула апатия. В конце концов, Пернелл всегда лгал. Советовал его матери сдать сына в лечебницу. Та горько плакала и отказывалась. Сквозь приоткрытую дверь, Саймон слышал сомнение в её голосе. Она устала. Устала ждать пока ее сын, наконец, вернётся домой. Устала каждый раз вздрагивать от криков парня во сне. Она была бы рада сбежать, но где-то глубоко в ней, все еще горела надежда. Саймон ненавидел себя за эту вынужденную слабость. Теперь он просто сидячий кусок мяса. И ему легче винить в этом доктора. Каракули предстали причудливым узором в линейках тетради. В своих мыслях Хенрикссон простреливает доку в голову, прямо в упор. Череп разрывается, ошметки мяса летят во все стороны, пачкая бетонный пол и стены. Его серая толстовка давно в крови, свежие пятна крови оседают на ней красными цветами. Парня распирает от извращенного удовольствия. К горлу подкатывает тошнота. Его рвет прямо рядом с трупом, какой-то дрянью вперемешку с кровью. Город погружается во тьму. Фонари гаснут, лишь пара ламп все еще слабо мерцают в полной темноте. Даже некоторых монстров охватывает паника, и они начинают бездумно бродить, упираясь в стены, в поисках света. Саймон не без удовольствия дописывает очередное предложение с красочным описанием убийств, каждого встреченного на пути монстра. Он записывает все достаточно подробно, не упуская не одной детали. В голове опять возникают очертания узких улиц, кишащих жестокими тварями, теперь он точно один. Он должен быть счастлив, но в груди до сих пор больно ныло. Саймон идет по переулку, кровь, кровь повсюду, и отвратительные твари на каждом углу. Морфин давно кончился, от ломки по телу бегают мурашки. И вот он в тупике, кирпичная стена, взявшаяся из ниоткуда, отгородила пути отхода, Уродливое нечто опасно скалится, но парню уже на все плевать. Он обессилено опускается спиной по стене, в его пистолете больше нет патронов. Он видел в этом злую шутку судьбы. Как жаль, что он не оставил последний патрон для себя. Оглушительный выстрел застывает в воздухе и в сознании Саймона. Его глаза застилает белая пелена, боль звоном отдавалась где-то в висках. Безголовое тело монстра упало на землю, издав предсмертный вой. В глазах двоилось, но Хенрикссон видел фигуру мужчины, в черной одежде. Он не сразу признает в ней человека. Мужчина, склонившись над ним, тихо матерился. Просил Саймона опереться на себя и тащил до очередного дома без окон, туда, где безопасно. Он перевязал его раны, а Саймон пьяно скалился и благодарил судьбу. Теперь в этом проклятом мире он не один. Саймон слышит осторожные шаги позади. На мокром стекле, как на зеркале видно очертания мужчины. Парень всем телом вжался в коляску, побарывая желание повернуться. От размеренного дыхания за спиной, его легко трясет. Чужие руки сзади накрывают глаза: — Угадай, кто? — теплый хриплый голос нарушает шум дождя. — Дэвид, — тонкими костлявыми пальцами Саймон закрывает тетрадь и тянет свои руки к чужим тёплым ладоням. Колясочник уже не помнил, как давно Дэвид стал приходить к ним домой. Наверное, спустя пару недель после аварии. Сначала он ходил в больницу и подолгу сидел у кровати Саймона. Затем они стали разговаривать. Он помогал забирать парня из больницы. Стал каждый день приходить домой. Внимательно следил, чтобы Саймон принимал все таблетки. Помогал ему мыться и вывозил гулять. А еще всегда прерывал кошмары. Саймон не понимал, чем он вызвал такую доброту. Ведь Лезерхофф принимал участие в его жизни, больше чем все перечисленные в его книге вместе взятые. Он боялся узнавать его скрытые мотивы. Боялся разочароваться и в Дэвиде тоже. Мужчина тихо смеется, Саймону кажется его смех очень близким и родным. В смехе Дэвида ещё больше боли и разочарования, ещё больше страданий. Как будто два одиночества нашли утешение друг в друге. — Ты идёшь на поправку, — голос полный раскаяния, мужчина гладил короткие волосы Хенрикссона, с особой осторожностью задевая седые пряди в тёмных волосах. Не понятно, кого он хотел убедить в этом, Саймона или себя самого. И Саймон откликается на эти приятные ощущения, расслаблено прикрывая глаза. Дрожь в руках давно отступила. Сейчас он абсолютно спокоен, словно под морфином. — Спасибо, что спас меня, — слова благодарности застывают в воздухе. Он хотел бы вложить в них все, что чувствует в этот момент. С их самой первой встречи. — Прости, что уничтожил, — произносит Лезерхофф одними губами, по его щеке катится слеза. Саймон этого уже не слышит. Он спит, и это первый сон без кошмаров за эти полгода.Часть 1
20 июля 2016 г. в 19:45
Иногда Саймону кажется, что тот мир, где он один в городе, кишащем монстрами, в городе, где по окнам вместо дождя стекает кровь, намного реальнее того серого мирка, где он прикован к коляске, где обречен гнить заживо от кучи ненужных лекарств и ночных кошмаров. Это разрушало его изнутри. Страх стал его вечным спутником. Теперь, он не мог чувствовать себя в безопасности — в книге его окружали обрубки людей, а в реальности жестокие галлюцинации.
Даже сейчас, когда он сидел и смотрел в окно, где капли дождя барабанили по стеклу. Сильно худой и болезненно бледный, парень больше напоминал призрака. Саймон улыбнулся сам себе. Мыслями он не здесь, мыслями он в другом, чужом и диком Стокгольме. Он прячется под крышей, в маленькой комнате с забитой дверью. Запах трупной гнили въелся в его одежду, но парень уже привык. По треснувшему стеклу наперебой стучат чьи-то мёртвые пальцы. Он заперт тут, но чувствует себя свободным, то ли от морфия, который расплавил его мозг, то ли от близости к смерти. Его колотит. Дрожащими руками у него не сразу получается перезарядить пистолет, и Саймон чертыхается, раз пять, до того как наконец засунет обойму в магазинную коробку. Когда у него это все же выходит, он ломает дверь и бежит на самый верх, по крышам.
Хлипкие деревянные доски жалобно скрипят под ногами, очередным выстрелом он убивает девочек, с выколотыми глазами. Наконец, Саймон залез на самый верх. Награда, за которой он пришёл, прямо перед ним. Дотянись и схвати. Хенрикссон видит ее, девушка стоит на краю крыши и смотрит вниз. Парень уже догадывается, о чем будет этот разговор, он прячет нож в карман, поближе, это на всякий случай.
Наконец заметив его, Софи грустно улыбнулась. Они сидят на крыше и долго разговаривают. Она говорит, что устала, жалуется на свою никчемную жизнь. Парень знает — он жилетка для этой девчонки. Если он начнет рассказывать о своих проблемах, то девушка просто перестанет слушать. Саймона раздражает эта болтовня, в конце концов, девушка не замечала ничего, кроме своих проблем, ведь чужие проблемы ей не интересны.
— Я люблю тебя, давай будет вместе? — парень решается прервать ее стенания.
Софи бледнеет, ее лицо ничего не выражает. Глаза сияют предательским блеском, она плачет, накручивая волосы на палец — это от нервов. Хенрикссон знает, что она ответит, и уже жалеет, за сказанные не к месту слова.
— Прости, я люблю тебя, но только как друга. — подруга почти шепчет и прыгает с крыши.
И в этот момент Саймон ее возненавидит, даже она его бросила. Софи скинулась не с крыши. Она просто выкинула себя из его жизни.