A beautiful friendship

      Он слышит оглушающий выстрел, а следом грохот грузно падающего тела. Ноги парня подкосились, сгибаясь в коленях. Руки обессиленно висят по швам. Глаза стеклянные, в которых постепенно набирается влага. Немые крупные слёзы срываются вниз. Бибер не слышит ничего вокруг, словно его обволокла толстая ватная стена, сквозь которую не пробирались крики. Ни одна мышца на его лице не дрогнула. Из него словно ушли все силы. Будто бы сама жизнь покинула его. Тошнота подошла к горлу, потому что он видит вытекающую из тела ярко-алую кровь…       Джастин просыпается от сильного вздрагивания, резко раскрыв глаза, и чувствует желание вывернуть желудок. Перед глазами мелькает та картина из сна, которую он только что видел.       Кровавое безжизненно вытянувшееся тело. Женское худое тело и светлые волосы.       Сердце больно кольнуло.       Он в темноте ищет Эби, нащупывает её плечи и притягивает к себе. Девушка проснулась и тихонечко спросила, что случилось.       — Ничего, — неправдоподобно ответил Бибер, уткнувшись ей в макушку, вдыхая запах волос.       «Я чувствую тепло твоего тела, а значит, ты живая и всё ещё со мной.»       Он старался внушить себе, что это был всего лишь сон, и нет причин для паники. Малышка привстала на локтях и потянулась к светильнику, стоящему на тумбочке. В темноте было незаметно запуганного взгляда парня, но сейчас это было отчётливо видно, несмотря на все старания блондина.       — Ты чего-то боишься? Плохой сон приснился?       Джастин приложил устало руку к лицу, закрывая глаза.       Чёрт, она не должна была видеть этого.       — Всё в порядке.       — Я же вижу, что это не так.       — Пойду выпью свои таблетки, — кинул Бибер, быстро вставая с кровати. Это было лишь предлогом, чтобы скрыться от её внимательных глаз. Она не должна знать о том, что ему приснилось, иначе испугается ещё больше него.       Нет, Джастин не станет рассказывать ей.       Малышка оказалась настырнее, чем ожидалось и вскочила вслед за ним.       — Что за таблетки? Давно ты их пьешь?       — Я сижу на таблетках сколько себя помню, Эби, — отстранёно ответил блондин, проходя на кухню. Там лежала аптечка с медикаментами.       Она сновала перед носом, следя за каждым движением, как голодная кошка за хозяином. Бибера это позабавило, а Эби, наоборот, разозлило.       — Любые таблетки вызывают привыкание, ты знаешь об этом?       — Ну, конечно, знаю, зачем спрашиваешь?       — Ты зависим от препаратов, и это ненормально.       — Эби, — Джастин взял её за плечи и заставил смотреть себе в глаза. — То, что у меня случаются нервные срывы — это ненормально, а принимать таблетки, дабы избежать этого, нормально. Всё просто.       — И часто у тебя случаются нервные срывы?       Он отпустил её и задумался, приложив длинный музыкальный палец к губе.       — В последнее время частенько, но мы с тобой помирились, поэтому, думаю, такое будет редко случаться. Тебе не о чем беспокоиться.       Джастин возвращается к поиску нужных таблеток, и перед Эбигейл открывается вид на огромное количество различных колбочек и стопок пачек таблеток. Она ужаснулась.       — От чего это всё?! У тебя целая аптека дома.       Бибер пожимает плечами.       — Вот это — снотворное. Это от головной боли. Вот эти — успокоительное на случай, если…       — А что будет, если ты прекратишь употреблять что-либо из этого? Учитывая, что не будет причин для нервного срыва.       — Я как-то раз не принимал никакие таблетки целую неделю и начал падать в обмороки от сильной мигрени. Не хочу повторять прошлый опыт.       — Тебе срочно нужно полностью обследоваться! И прекратить вести разгульный образ жизни. Тебе нужно позаботиться о своём здоровье и…       Бла-бла-бла.       Джастин закалил глаза.       — Может мне ещё курить бросить и начать бегать по утрам?       — ДА!       — О нет! Не надо меня воспитывать.       Он отворачивается, закидывая колёса в рот, следом запивая водой из графина.       — Не будь ребёнком! Ты же понимаешь, что это опасно? Нельзя так халатно относиться к своему здоровью!       — Мы только помирились, и тебе так хочется поругаться со мной опять?       — Ты невыносим, — бросает Эбигейл, покидая кухню, оставляя Джастина одного. Он смотрел на то, какая малышка всё-таки красивая, когда на ней видны его засосы.       Захотелось поставить ещё парочку.       Когда он вернулся в спальню, малышка делала вид, что спит, обиженно отвернувшись к стене. Джастин прильнул сзади, подлезая под одеяло, положив свою голову ей плечо.       — Хорошо, я брошу курить.       Конечно же, нет,, но при ней курить он больше не станет.       — И? — подала голос Эбигейл, выжидая продолжения.       — И я пройду обследование у врача.       Малышка оборачивается и запечатлевает поцелуй на щеке, но Джастин превращает этот быстрый чмок в самый страстный поцелуй, а потом, не заметив этого, оказывается над Эби.       Он целовал её румяные щеки и шею, вновь оставляя жаркие метки, исполняя своё недавнее желание. Коснуться её гладкого тела мешало одеяло, и оно было небрежно отброшено в сторону.       — Я люблю тебя, — легко на выдохе, обжигая её горячим воздухом, шепчет он. Джастин стягивает с неё лифчик, освобождая упругую грудь от лишней ткани. — С этой минуты я запрещаю тебе спать со мной в одежде.       Малышка хихикнула и позволила ему отбросить своё белье в сторону.       Мокрые губы коснулись розовых сосков, потягивая их, следом закусывая. Дрожь пробежала по её телу, и с раскрытых пухлых губ слетает стон. Он кладёт обе руки на её бёдра и приподнимает к своему телу ещё сильнее. Малышка чувствует, что парень как всегда готов войти в неё, и от этого снизу живота завязался тугой узел. Они сливаются в медленном, но горячем поцелуе, смакуя каждый миллиметр, исследуя языком доступное пространство.       Джастин впал в эйфорию, чувствуя как вновь и вновь по спине пробегают мурашки от её приглушённых стонов.       Можешь погромче, милая?       Она стонала так сладко, так нежно и красиво, что Бибер мог с уверенностью назвать это мелодией, ласкающей его слух. Джастин касается подушечками пальцев влаги, которой истекала Эби изнутри, и в нём зародилось дикое желание попробовать свою девочку на вкус.       — Раздвинь ноги как можно шире, — сбито говорит он, опускаясь вниз.       — Что ты хочешь сделать? — не поняла блондинка, прикусив кровоточащую губу. Всё-таки Джастин не удержался и укусил её до крови, но она не заметила этого.       — Сейчас увидишь. Точнее, почувствуешь.       Она делает всё, как он просит. Джастин устраивается у неё между ног и целует острые колени, потом бедра и опускается ниже. Его губы оставляют мокрые следы повсюду: от пупка до самых пяточек.       — У тебя очень красивые ноги, — будто бы невзначай делает комплимент Джастин, поглаживая гладкие стопы. Эбигейл, прерывисто дыша, постаралась выдать что-то похожее на «спасибо», но не была уверена, что парень услышал. Тихий голосок сорвался на громкий стон, когда она почувствовала его язык у себя там.       — Джастин, — она кладёт свою ладонь ему на макушку, потягивая локоны между пальцев, выгибается в спине. Бибер лизал её горячую плоть, чувствую приятное послевкусие во рту, доводя её до срывов на крик.       Ему нравилось слушать её реакцию на любое его движение. На то, как его язык углублялся вовнутрь, а после проводил по всей киске то по часовой, то против часовой. Эби свела колени насколько это было возможно и Джастин заметил, как его девочка начинала дрожать. Он ввёл ей два пальца, начав медленно двигаться, и дрожь по её телу раскатывалась с новой силой.       Эбигейл что-то пыталась сказать всё это время, но парень обрывал её прямо на полуслове, заставляя то выгибаться, то простонать вперемежку с криком. И вот, когда она напряглась, с силой скомкала простыню под собой и до боли натянула ему волосы, Бибер надавил своим горячим языком ей на клитор, и девочка затряслась в конвульсиях. Его пальцы небрежно и с силой долбились в неё, входя до отказа, и он чувствовал как в ней становится узко. С пухлых искусанных губ слетает последний стон. Джастин оставляет ей небольшие красные засосы на бёдрах. Хотелось сделать ей больно, закусать как настоящий зверь, так дико, так страстно.       Высунув пальцы он тянется к ней и размазывает её смазку по пылающему лицу.       — Почувствовала?       Эби, всё ещё закатывая глаза, приходила в норму. На шее заметно пульсировала вена, которую Бибер тут же облизывает. Малышка звонко выдыхает и кладёт свои дрожащие руки на потную спину, немного царапая ногтями.       — Я никогда такого не чувствовала, — сбито проговаривает Эбигейл и получает поцелуй в губы. Послевкусие во рту Джастина передалось ей, и это не могло ей не понравиться. Она обняла его ещё крепче. Бибер разводит её колени шире и, схватившись за спинку кровати, подтягивается, оказавшись немного выше Эби. Девушка закольцевала его таз ногами, сокращая малейшее расстояние. Положив руки ей на бедра, он входит резко и без предупреждения, словив прерывистый выкрик. Держась о спинку, его толчки были глубокими и немного болезненными. Малышка оставляла ему на спине длинные красные полосы, которые на утро превратятся в полноценные царапины, но это никого не волновало. Джастин через пелену возбуждения не чувствовал боли в мышцах на руках, единственное, что заставляло его блаженно закрыть глаза и сбито дышать в копну её волос — это ощущение, как его член трется об неё внутри, доводя девушку до криков.       Он сжимает деревянную перекладину так сильно, как только мог, отчего побелели костяшки, и кровь перестала поступать к пальцам. Между лопатками стекал пот, собираясь где-то в районе копчика. Девушка вжимала его в себя ногами ещё сильнее, и даже кровать начала поскрипывать от таких толчков.       Он хотел сказать, что любит её. Даже не сказать, а выкрикнуть, но воздуха категорически не хватало. В комнате было очень жарко или так просто казалось. Голова вспотела окончательно, и волосы стали прилипать ко лбу, спадая на глаза, которые Джастин зажмурил.       Ему никогда не было так хорошо. Душевное спокойствие для него было редкостью, но именно сейчас он чувствовал прилив этой внезапной лёгкости. Ему показалось, что это можно назвать счастьем, а значит, он наконец-таки стал счастливым человеком.       Теперь, когда спросят, что такое счастье, он не будет прятать глаза и долго раздумывать над этим вопросом.       Счастье — это когда ты рядом с тем, кого ты любишь. Когда ты можешь поцеловать этого человека, обнять и почувствовать, как исходит тепло от ваших тел. Насколько жаркое и обжигающее тепло, что даже пот срывается с твоего лица.       Точно также, как и сейчас.       А она ловит его ртом, облизывается и целует мокрые солёные дорожки, постанывая с каждым твоим новым толчком тебе в губы.       Он дрожащими пальцами одной руки проводит ей по влажному лицу, задевая глаза, нос, губы и останавливается на шее, немного её сдавив, а после делает последнее резкое движение и сокрушительно ложится на неё сверху, чтобы малышка почувствовала, как сжалось и напряглась всё его тело.       Джастин прерывисто дышит, сжимая и разжимая онемевшие ладони. И кому нужны походы в качалку, когда можно накачать руки таким образом? Более полезным для здоровья.       Оба одновременно и одинаково сбито произносят друг другу слова любви, и после этого Бибер ещё многократно поцелует её.       Спасибо, любимая. Спасибо за то, что сегодня дала возможность почувствовать себя счастливым.

***

      Она хотела встретиться. Хотела объясниться, упасть на колени и зарыдать самым громким и удушающим плачем, умоляя о прощении после той ночи.       Запустив руки в волосы, ей захотелось вырвать торчащие между фаланг пальцев чёрные пряди. Сделав очередной глоток крепкого кофе, вроде бы отпустило. На улице уже глубокая ночь и, всё нормальные люди спят. Но не Маллетт. Перед глазами предстал осуждающий взгляд сына. Так близко и так реалистично. Он смотрел на неё с презрением, с ненавистью и желанием… Ударить её?       «Джастин не сможет, — думает она. — Он не способен на это, потому что он другой. Мягче и добрее, чем Джереми.»       А давно ты стала уверена в том, на что он способен, а на что нет? Ты не видела его вживую уже столько лет и как можно быть уверенной в чём-либо? Его моральные ценности могли поменяться тысячу раз.       Пэтти чувствовала себя подавленно. Этот дурацкий ком в горле не давал ей нормально дышать. Дома находиться было невозможно. Стены будто бы давили на неё. Начались признаки клаустрофобии, и лучшим решением было прогуляться. Она убирает книгу по медицине, которую пыталась прочитать, чтобы перестать грызть себя мыслями, но не получилось.       Вокруг бардак: много ненужных старых записей, учебных пособий, которые женщина уже знала наизусть и смогла бы с точностью до знаков препинания озвучить любую страницу. Посреди всего это хаоса была она.       Дома было так тихо, что от этой тишины шумело в ушах. Зазвонил телефон, и это единственное, что заставило её перестать сверлить стену пустым взглядом.       Сердце почему-то сильно забарабанило, а на спине выступил холодный пот. Видимо, она переборщила с кофе.       — Маллетт, — тихо вздыхает Пэтти, желая услышать голос того, кто решил ей позвонить в столь позднее время.       Но ей не собираются отвечать.       — Алло? Говорите.       Это было более, чем странно.       Она бросает трубку и отходит от телефона, смотря на него с каким-то приступом страха.       Что за шуточки? Кому понадобилось ей позвонить? Это розыгрыш? Если так, то этот человек явно перепутал время суток.       Она пятилась назад до тех пор, пока не уткнулась спиной в шкаф. Что-то упало сверху. Подняв и повертев в руках, женщина видит альбом «BELIEVE» своего сына, на котором была оставлена его роспись.       О да, как Патриция могла не купить этот диск?       Ноги сами согнулись в коленях. Осев на пол, Пэтти прижала к себе диск ещё сильнее. Слёзы непроизвольно хлынули из глаз. Вы когда-нибудь видели как выглядит человек, который пытается побороть себя и не плакать? Она выглядела именно так.       Сейчас ей опять вспомнился тот день.       — Рассел, чёрт бы тебя побрал, останови машину! — кричит женщина, нервно дёргая дверью, которая была заперта. Они совсем немного отъехали от дома Бибера. — Я сказала, чтобы ты остановил…       — Закрой рот!       Её взгляд и тело замерли. Стало ещё страшнее. Кровь будто бы потекла в другую сторону.       — Я сам решу, что мне делать, окей? Сиди смирно!       Он с силой и ненавистью выжимал газ в пол. Машина еле входила в повороты.       — Мы же вернёмся? Скажи, что мы вернёмся за моим сыном!       — Мне не нужен этот щенок, так что возвращаться я не собираюсь!       — Какой же ты всё-таки урод! — кричит Маллетт, вновь начав дёргать дверь.       — Ты тоже не белая и пушистая, — кидает Сандерс, ухмыляясь.       Она решила замолчать, понимая о чём он говорит. Конечно же, об измене мужу, ведь с Джереми они были не разведены. Пока что…       Маллетт смотрит по сторонам, ищет что-то тяжёлое, но вокруг ничего нет. Незаметно опускает руку под сидение, якобы поправляя одежду. Нащупывает то ли отвертку, то ли гаечный ключ.       Отлично. Вот оно спасение.       — Даже не думай, — предупреждает Рассел, подозревая женщину в том, что она хочет вырубить его.       — А что мне ещё остаётся?! — вспыхивает Пэтти. — Либо ты останавливаешь, либо…       Он не дал ей договорить, бросает руль и кидается на неё, начав трясти за плечи.       — Тупая шлюха, ты можешь закрыть свой рот?!       Эти слова ранят не так болезненно, нежели грязные словечки про Джастина, но, тем не менее, это заставило Маллетт усмирить свой пыл. Ради своей же безопасности.       — Руль, — напоминает Пэтти, и тот сразу хватается за него.       Наступила тишина. Женщина старалась не нервировать этого психа раньше времени, потому что в голове созрел план. Благодаря своей внимательности она заметила, как на спидометре высветилось оповещение о том, что в баке осталось мало бензина. Нужно было заправиться.       Скоро будет остановка.       — Открой мне окно, мне душно. — Реакции не последовало. — Открой мне окно!       «Чёртов ублюдок! Разблокируй двери!» — кричали её мысли.       Сандерс закатывает глаза и выполняет просьбу. Послышался щелчок. Её сердце бешено забилось, а лицо запылало от волнения. Медленно опуская стекло, она начала дышать прохладным ночным воздухом.       «Успокойся», — командует она себе.       Ей было страшно. Находиться рядом с таким уродом было опасно для жизни. То, что она села к нему в машину было самой большой ошибкой.       Нет, ошибкой было то, что ты вообще с ним связалась!       С Джереми у них уже давно были проблемы в отношениях. Любовь с его стороны пропала практически сразу после появления сына. В то время, когда она в свои девятнадцать лет сидела дома, бегая то на кухню, чтобы погреть детское питание, то в спальню, чтобы угомонить плачущего ребёнка, Бибер прохлаждался с друзьями. Помощи не было ни от кого. И она плакала, качая Джастина на одной руке, а другой — снова и снова набирала номер мужа. Телефон постоянно был выключен и за такую резкую смену его отношения к ней, Пэтти охладела к Биберу. Ранние браки, как известно, распадаются быстро и ребёнок — это единственное, что удержало Джереми в семье. У них были частые ссоры и порой, в такой обстановке не было слышно даже оглушающего плача мальчика за стеной. Родители, вместо того, чтобы уделять всё своё свободное время маленькому сыну, выясняли отношения. И так продолжалось несколько лет.       Всё, что у Джереми было к Пэтти — это дурацкое собственническое чувство. Он был жесток с ней, груб и невыносим. К сожалению или к счастью, то, что произошло той ночью, помогло ему осознать свои ошибки и, пока не стало совсем поздно, попытаться всё исправить. И он исправил. Расставил приоритеты и заставил себя стать отцом для своего сына. Уж лучше поздно, чем никогда.       Пэтти он отпустил. Поначалу было сложно, но это только потому, что предательства с её стороны было для него огромной неожиданностью. Он считал, что Маллетт от него никуда не денется, что она продолжит терпеть его выходки и ужасное отношение.       Но нет. У женщины был и есть тот стержень, благодаря которому она нашла в себе силы раз и навсегда перечеркнуть своё настоящее и попробовать жить, начать всё сначала.       Подвернулся Рассел, который на тот момент был полной противоположностью Бибера — вежлив, снисходителен, внимателен, нежен и добр. Но этот образ хорошего человека разрушился на осколки побитого зеркала, когда Патриция села к нему в машину.       И она опять промахнулась. Наступила на те же грабли, связавшись с моральным уродом.       Слёзы душили её от осознания того, что ВСЁ, что она делала в этой жизни было НЕПРАВИЛЬНЫМ.       Неправильно было терпеть унижения со стороны мужа столько лет. Неправильно было игнорировать плач сына за стенкой, когда он так сильно нуждался в матери. Неправильно было уводить у лучшей подруги мужа, которого она, между прочим, любила.       Вся её жизнь казалась непростительной ошибкой и единственное, что заставило её перестать себя морально уничтожать — это Джастин.       Она хотела вернуться, забрать его, уехать к бабушке с дедушкой в Канаду и начать там новую жизнь. Помочь ему развиваться, дать ему то, что не смогла дать раньше и постараться быть идеальной матерью. Несмотря на то, что она молода, Пэтти хотела жить только для него. Отбросить всё на второй план. Перестать искать счастье в ком-то другом, а наконец-таки разделить его со своим мальчиком.       Так, как должна сделать любая женщина.       Жить для своего ребёнка.       Но было слишком поздно. Машина остановилась на заправке, и её глаза бешено забегали. Этот момент нельзя было проворонить. Рассел смотрит на неё и понимает, что она что-то задумала.       — Не смей убегать, Пэтти, — говорит он, предупредительно сверкнув парой разозлённых голубых выцветших глаз. — Если ты вытворишь какую-то выходку, то я тебя очень сильно накажу.       Эти слова прозвучали так мерзко, что волосы непроизвольно встали дыбом на её руках, и она сморщилась.       — Не переживай, — выдавливает женщина, натянуто улыбнувшись. Эта кривая улыбка показалась ему искренней, и Сандерс успокоился, выходя из машины. Подождав пока, он скроется из виду, Маллетт открывает дверь и, как только её нога касается асфальта, она слышит оглушающий выстрел. Дёргается от испуга и инстинктивно вваливается обратно в машину. Прикрывает дверь и осторожно выглядывает в окно. Видит как недалёко началась потасовка. Кто-то из местных что-то не поделил и решили разобраться по-взрослому. Тот, кому только что просверлили голову явно провинился.       Увидев труп неподалёку, её психика не выдержала, и она начала плакать. Побег отменяется, ведь следующей жертвой могла стать сама Пэтти. Лучше не рисковать. Кто знает сколько жизней унесёт сегодняшняя ночь?       Рассел вернулся и, быстро заправившись, нажимает на газ и покидает автозаправку, постоянно поглядывая в зеркало заднего вида. Он тоже опасался, тем более скоро на это место приедут копы, а с ними видеться Сандерс хотел меньше всего. Мало ли? Неизвестно, что будет с Бибером после удара по голове.       Выехав на главную дорогу, он был настолько увлечён, постоянно оглядывался назад, что не заметил, как прямо на них мчится грузовик.       — Рассел! — кричит Маллетт, испуганно выпучив глаза. Он вздрагивает, поняв, что вырулить практически невозможно. Патриция смотрит то на ужасающую картину приближающейся навстречу фуру, то на дверь.       Сердце ёкнуло, и рука сама потянулась. О чём она думала в этот момент?!       Пэтти открывает дверь и на большой скорости выпрыгивает из машины. Её тело многократно перекрутилось вокруг своей оси, буквально стачиваясь об асфальт как о тёрку. Уж лучше так, чем быть раздробленной и разорванной на мелкие кровавые куски, как Сандрес. В принципе, этот подонок заслуживал такого ужасного конца.       Она на несколько секунд теряла сознание, а потом вновь приходила в себя. Последнее, что Маллетт увидела, лёжа на асфальте в собственной крови — это огромный взрыв, ведь этот грузовик перевозил газовые баллоны. Машина взлетела на воздух, следом подорвав приближающиеся к месту аварии легковушки. Они как по цепочке взлетали с воспламенением. Ей было всё равно. Мысли покинули её голову ровно как и силы. Даже боли не было, потому что женщина вновь потеряла сознание.       Её травмы поначалу казались несовместимыми с жизнью. Врачи понимали, что слабое сердце может остановиться в любую минуту. Она была подключена к аппарату жизнеобеспечения, находясь в медикаментозной коме несколько лет. Никто не хотел браться за такую сложную задачу, потому что решить её было практически невозможно. Кто-то боялся не справиться и повесить на себя смерть, у других — не хватало квалификации. И именно в тот день, когда было решено поставить точку в её истории, она подала признаки жизни. Атрофированные мышцы на пальцах зашевелились, и так начался путь к выздоровлению.       Маллетт училась заново двигаться и говорить. Другими словами, она действительно начала жить заново. Её желание начать всё с чистого листа было настолько сильным, что Бог услышал эти слова и дал эту возможность.       Она много молилась, когда начала твёрдо стоять на ногах. Вернулась домой и, увидев там других людей, вновь потеряла надежду.       — Кто вы? — спрашивает Пэтти, когда ей открыли дверь, и она увидела вовсе не Джереми или Джастина.       — В смысле? — напряглась хозяйка этого дома.       — Что вы здесь делаете?!       Женщина подумала, что перед ней сумасшедшая и поспешила закрыть дверь, но Маллетт остановила её.       — Простите за мою неадекватную реакцию, я просто ищу своего сына и раньше он здесь жил вместе с…       — Мы уже несколько лет владельцы этого дома, — прерывает та. — Может вы что-то путаете?       — Нет, — говорит Пэтти, задрожавшим голосом. Ей стало страшно, потому что незнание, что делать дальше очень пугало. — Нет, я точно помню.       — Роза, что происходит?       Сзади появился её муж и решил узнать, что случилось.       — Эта женщина говорит, что ищет своего сына, и что он раньше жил здесь.       — Ну да, я помню, как покупал этот дом у… Его фамилия была на «Б».       У Пэтти загорелись глаза.       — Его фамилия Бибер.       — Именно! — восклицает мужчина. — Он продал мне этот дом практически за бесценок.       — И куда же они переехали? — спрашивает Маллетт. — Прошу вас, это очень важно! Вы — моя последняя надежда!       — К сожалению, я не спрашивал.       Пэтти сжимает губы в плотную линию и отходит от двери, осознавая, что больше ей идти некуда.       — Простите за беспокойство, — говорит она и уходит.       Дом Сандерс вовсе опустел — спрашивать было не у кого. Видимо, они тоже уехали после того злосчастного дня.       Пэтти села в такси и не знала, какой адрес называть следующим. Джереми выкинул её из жизни в тот день, поменяв город, номер телефона, всё-всё-всё.       Шли годы, и она никак не могла с ними связаться. Найти хоть маленькую зацепку, которая смогла бы её привести к Джастину. Она звонила в всем своим подругам и знакомым, но никто ничего не знал, разводя руками. Бабушка и дедушка не виделись с внуком из-за запретов отца связываться с кем-либо из родни Маллетт, поэтому те тоже ничем не могли помочь.       Женщина страдала и плакала, пересматривая видео на Ютубе, замечая как быстро набирает обороты популярность сына. И вот однажды, когда она увидела по телевизору своего талантливого мальчика, у неё появился огонёк надежды. Теперь она хотя бы знала, в каком он городе. Приехав туда, Маллетт продолжала искать его. Пэтти писала ему письма, передавая через менеджера и каждый раз надеялась, что хотя бы на одно он всё-таки ответит.       — Передайте ему, пожалуйста, — умоляет она, в очередной раз подавая Скутеру письмо. Тот, смерив её недоверчивым взглядом, забирал эту макулатуру, но никогда не передавал в руки начинающему поп-певцу.       Мало ли неугомонная извращенка пишет Джастину какие-то гадости? На безудержную фанатку лет двенадцати она явно не походила, и Браун, беспокоясь за своего приятеля, решил, что Биберу лучше не знать о её существовании. Да, он мог бы вскрыть письмо, прочитать содержимое, но почему-то никогда не решался на это. Что бы там ни было, читать чужие письма — не хорошо, и Скутер прекрасно знал это.       Эта странная дамочка появлялась на концертах, а также на раздаче автографов во время тура «BELIEVE», как раз тогда, где Пэтти приобрела тот диск. Она простояла долгую практически нескончаемую очередь в виде сумасшедших фанаток. В этом потоке Маллетт явно выделялась, но кто знает, может быть это чья-то мама, которая решила сделать своему чаду подарок и раздобыть автограф самого Бибера?       Но Скутер знал, что что-то отличало эту женщину ото всех присутствующих. Что-то в ней было такого, что заставило предупредить охрану поблизости Джастина, чтобы те были более бдительны.       — Смотрите за этой сумасшедшей, — быстро кидает Браун, не сводя глаз с Маллетт.       Она подходит к Джастину и с огнём в глазах и замиранием сердца смотрит на него, подавая альбом, на котором парень быстро царапает маркером свою подпись. Он даже не удостоил Пэтти ни единым словом, а лишь устало взглянул на неё, замечая, что женщина ждёт от него какой-то реакции.       Но Джастин лишь взметнул бровь, как бы спрашивая: «Что не так?»       Он не узнал её.       Ну, конечно, чёрт возьми, он не узнал её, ведь о ней были стёрты все воспоминания в его голове и виной тому была сама Маллетт.       Ты что, чуда ждёшь? Думаешь он кинется к тебе сейчас с криками: «Мамочка! Я так скучал!» Угомони своё воображение!       — Дамочка, вы задерживаете очередь, — напомнил один из охранников, возвращая её с небес на землю.       — Извините, — выдавливает Патриция, печально опустив голову и уходит прочь.       Он постоянно был окружён охраной. Единственное, чем она утешала себя — это то, что женщина могла видеть его вживую. Могла ходить на концерты и слушать, как меняется и взрослеет его голос. Пэтти всегда оставалась в тени, издалека наблюдая за успехом своего мальчика, понимая, что теперь, когда он уже совсем взрослый, вероятность того, что он простит её, ничтожно мала. Настолько мала, что не стоило даже пробовать.       Ведь он даже не ответил ни на одно из её писем…       Она знала, как сильно изранила его сердце своим поступком. Ей было стыдно, и Маллетт ненавидела себя настолько, что неоднократно накладывала на себя руки. Но почему-то любая попытка самоубийства кончалась для неё неудачей.       Что-то мешало. Что-то так сильно не давало ей уйти на тот свет, будто бы говоря: «Ты ему ещё нужна.»       Она была вся в работе, став замечательным хирургом, спасала жизни, но даже это не смогло помочь ей искупить свою вину перед самой собой.       Пэтти отвергала любые ухаживания со стороны коллег, находивших её привлекательной. Ей неоднократно делали предложения, клялись в любви, но Маллетт перестала верить мужчинам. Она закрылась ото всех, спряталась далеко и зареклась больше никогда не быть счастливой.       Ей не было счастья без Джастина.       Но и возможности разделить с ним это счастье тоже не было.       Больше не было…       Вы знаете, как она себя чувствовала в тот момент, увидев своего родного сына на хирургическом столе? Как сильно тряслись её руки, и как она тщательно прятала свои слёзы, опустив голову. Каково это, делать надрез на груди того, кто называл её «мамочка»? Чувствовать этот резкий металлический запах крови, врезающийся в нос.       Запах родной крови.       А потом постоянно оборачиваться на кардиограмму, проверяя пульс.       Она хотела упасть в обморок и была близка к этому, но что-то держало её на ногах. Будто бы сам Бог оперировал Джастина её руками, и Пэтти каждую секунду вспоминала эту фразу: «Ты ему ещё нужна».       — Доктор Клауд готов вас сменить. Вам нужно отдохнуть, — говорит одна из медсестёр. — Вы плохо выглядите.       — Я нужна ему, — говорит она твёрдо и уверенно, заставляя себя перебороть дрожь в локтях.       — Вам точно не нужна помощь?       — Я сказала, что справлюсь.       Следом Пэтти вытирает пот со лба и возвращается к работе.       Возможно, ей действительно нужно было отдохнуть, но доверить такой ответственный момент кому-то другому она не могла. Не позволила бы, потому что лучше неё о её мальчике никто не позаботится. Это была её обязанность, как матери. Дать жизнь однажды и не позволить сейчас её потерять.       Хоть что-то ради него она смогла сделать.       Хоть что-то…       Прогуливаясь сейчас по улицам города, её ноги сами привели Патрицию в больницу. Она сама не знала почему. Видимо, отдыха в отпуске ей не видать, и даже сейчас Маллетт была готова остаться на ночное дежурство. Ей необходимо было занять свою голову чем-то серьёзным, что требует острой внимательности, которая не позволила бы едким мыслям пожирать изнутри.       — Доктор Маллетт? — удивилась медсестра из хирургического отделения, перевозившая из палаты каталку.       — Я досрочно выхожу из отпуска. Я не могу…       — Что-то случилось?       — Кимми, отдых не для меня.       — Давайте поговорим в сестринской? Я налью вам чаю с замечательной настойкой, которая поможет вам успокоиться.       — Было бы неплохо, — печально и быстро улыбнулась Пэтти.       Когда они уже сидели напротив друг друга, Ким рассказывала что-то про начальство, но Маллетт особо не вникала. Она была далека от этого, и даже чай с успокоительным не смог унять её подрагивающих пальцев.       — Вы так и не рассказали, что произошло, — напомнила медсестра, придвинувшись вперёд, желая услышать продолжение, но в помещение заходят остальные сотрудники. Видимо, тоже желающие немного передохнуть от ночного дежурства. Кто-то из них лёг на кушетку, другие устроились за столом и подлили себе замечательного чая.       — Доктор Маллетт? У вас же отпуск.       — Уже закончился, — пожимает плечами женщина, делая глоток тёплой жидкости.       — Кстати, вас тут один паренёк разыскивал…       Она поперхнулась.       — Какой паренёк? — Пэтти напряглась, боясь услышать то, о чём она думает.       — Который лежал у нас три месяца назад, — подхватила ещё одна сотрудница.       — Он заходил к нам совсем недавно. Буквально на днях и очень хотел вас видеть. Мы дали ему ваш номер и…       Пэтти почувствовала, как сковало позвоночник и все мышцы. Она заметно побледнела и все переглянулись, не понимая странной реакции.       Чёрт… Это он звонил?!       — Что-то не так? — обеспокоились они.       — Нет, всё нормально.       Может это был всё-таки не тот, чей образ сейчас стоит перед глазами? Может это был кто-то другой?       — Его зовут Джастин? Моя дочь боготворит этого парня и постоянно слушает его песни.       Ну всё. Всем сомнениям предстояло развеяться. Сам факт, что Джастин её разыскивал, заставил воздуху покинуть лёгкие и вскружило голову. Стало плохо и очень душно. Мысли о том, зачем ему нужно было её видеть, одолевали голову. Может быть всё изменится? Пэтти почувствовала слабость и немного сползла со стула, после чего к ней кинулись медсестры. Перед глазами всё поплыло и зарябило.

***

      — Я хочу встретить Новый год где-нибудь на островах, что скажешь? — спрашивает Джастин, жуя хлопья за столом. Эбигейл сидела на против, одетая в его длинную свободную майку на голое тело и выглядела очень сексуально. Он даже немного разлил молоко, потому что не попал ложкой в рот, засмотревшись. Растрёпанные волосы смотрелись естественно и красиво. И сама малышка выглядела свежо, буквально расцветая на глазах.       — Я хотела поехать к маме, — грустно говорит Эби, выпятив пухлую губу вперёд. — Она расстроится, если узнает, что я не приеду на праздники.       — Ты можешь встретить Новый год со мной, а на Рождество мы поедем к ней. По-моему, честно.       — Мы? — улыбается малышка.       — Ты думала, что я отпущу тебя одну? Или стой, — он с хитрым выражением лица взглянул на неё, взметнув бровь, — ты хотела избавиться от меня?       Она хихикает, потому что сарказм Джастина был настолько откровенным и не мог не вызвать эмоции. Девушка встаёт и оказывается сзади, отнимая парня, положив свою голову ему на плечо.       — Что за глупости, — она быстро целует его в щёку, — мне бы такая мысль не смогла придти в голову. Тем более, моя мама давно хотела тебя увидеть.       — Отлично, — он легко чмокает её в губы. — Ты согласна полететь на Мальдивы? Бали? Доминикану?       — С тобой куда угодно.       — Тогда мне нужно решить этот вопрос уже сейчас. Продумать поездку до самых мелочей, чтобы удивлять тебя каждую минуту.       — А как же друзья? Ты хочешь без них?       — Я всегда отмечал Новый год с друзьями в шумной тусовке, которые я практически не помню, потому что напивался в доску. А сейчас я хочу, чтобы этот праздник стал для меня особенным, непохожим на предыдущие, и я мог потом с улыбкой на лице вспомнить, как здорово провёл с тобой время.       Глаза Эбигейл загорелись ярким детским блеском, предвкушающим долгожданную радость и веселье. Джастин это заметил и большей награды было не нужно.       — Я хочу сделать тебя самой счастливой, — его голос стал тихим, бархатным, ласкающим уши. Этот сладкий тембр хотелось услышать ещё раз. — Я подарю тебе самую красивую сказку, на которую только способен. Медовые глаза говорили ей: «Малышка, всё будет по-другому. Я обещаю.» И в эту секунду Эбигейл поняла, что волшебство только-только начинается.