Живи ради меня

      Обычный зимний день — ветер колыхал голые ветви деревьев, а я стоял посреди заснеженного пустыря неподалеку от школы. Это место популярно среди влюбленных парочек, здесь редко кто проходит мимо, куда-то направляясь. Если летом его выбирают из-за того, что густые кроны деревьев закрывали от любопытных взглядов, исходящих из окон, то сейчас здесь просто красиво. Ровный слой снега, словно простыня, накрыл землю и облепил низы стволов деревьев. Снежинки нежно ложились мне на руки, после чего сразу таяли на голых ладонях. Я не ожидал, что будет так холодно, и забыл прихватить с собой перчатки. Попутно растирая руки друг об друга, дабы они окончательно не онемели, я невольно и тихо вымолвил: — Ну и где она? В письме было написано: на пустыре в 4.       Ах да, письмо. Его мне вложили между страницами моего учебника, пока я не видел. Если говорить о клише, то мне больше нравится идея с запиской в шкафчик, но этот способ хотя бы проявляет немного инициативы. Снежные хлопья опускались вокруг меня, пока я думал о значении этой записки. Падающий снег лишь добавляет чувство того, что время вокруг меня течет не так быстро, пока я стою здесь в ожидании. Их медленные пируэты вокруг замерзшего леса создают некое впечатление, будто весь мир начал ползти, словно черепаха. Хруст сухого снега сзади меня прерывает мои раздумья, после чего я слышу до ужаса знакомый голос: — Х-Хисао… Ты и вправду пришел? — прозвучал неуверенный, еле слышный вопрос. Я точно знаю хозяина его носителя. Мой пульс участился, мчась наперегонки непонятно с кем. — Иванако? Мне сказали ждать здесь… Это было твое письмо? — черт, я даже не удосужился придумать чего по лучше. Выгляжу, наверное, как дурак. Видимо я уже не могу нормально мыслить в ее присутствии. — Эм, да. Я попросила твоего друга передать его… Я так рада что ты его получил, — на ее лице появилась застенчивая, но искренняя улыбка. Она делала меня таким напряженным и счастливым одновременно, что я не мог пошевелить ни единым мускулом. Мое сердце стучало так сильно, будто оно пыталось выпрыгнуть из моей груди, чтобы забрать эту девушку лично. — И вот мы теперь… стоим на холоде… одни, — ветер снова колышет ветви деревьев, создавая умиротворенную музыку, как раз под ситуацию. Иванако выпрямила спину, будто резко набравшись решимости сказать то, что она давно хотела. Ее глаза остановились на моих, пока она, немного нервничая, играла с кончиками своих волос. В то же время, стук сердца в моей груди становился все громче. Мое горло будто сжали. Могу поспорить, я не смог бы вымолвить и слова, даже если бы захотел. — Понимаешь… — сердце начало шуметь еще сильнее, от чего в моих ушах появился звон, — я хотела узнать… не хочешь ли ты… — я стоял неподвижно, пока моя грудная клетка разрывалась от ударов. Я хотел сказать хоть что-то, но мои голосовые связки будто растянули до того момента, когда они уже должны были порваться. — Хисао? Я попытался начать массажировать свое горло, но это только сделало все хуже, пронзив его, словно иглами. Мои руки резко занемели, от чего я не мог ими пошевелить. — Хисао?! Все мое тело замерло, кроме моих глаз, что были открыты в ужасе. — Хисао!!! Стук в груди резко остановился, ноги подкосились и я упал в холодный снег. Весь мир вокруг меня — голые деревья, падающий снег, Иванако, бегущая ко мне — все это пропало в темноте. Последнее, что я слышал до того, как я тоже провалился в эту темноту, был крик Иванако, зовущей на помощь, попутно всхлипывая… …       Прошло четыре месяца с моего приступа. Я могу по пальцам посчитать все разы, что я выходил из палаты. Четыре месяца — довольно долгий срок для того, чтобы смириться со своим положением. Аритмия.       Странное слово. Чужое, не знакомое мне. То слово, с которым не хочется связывать свою жизнь. Редкое заболевание, заставляющее сердце иногда сбивать свой ритм и стучать слишком быстро. К сожалению, любой приступ может быть последним. Как оказалось, она у меня уже давно, для врачей до сих пор загадка — почему болезнь проявила себя только сейчас. Правда ли это загадка? Наверное, это должно было заставить меня чувствовать себя более благодарным за свою жизнь. Не смотря на это, настроение у меня не поднялось. Я чувствовал себя ужасно, четыре стены вокруг тебя могут сильно нагнетать обстановку.       Моих родителей новость ударила даже сильнее, чем меня. Находясь в состоянии шока, они даже хотели продать наш дом, чтобы оплатить лечение. Конечно же, лечения нет.       Из-за позднего обнаружения моего… состояния, я был вынужден остаться в больнице для дальнейших процедур. Сначала казалось, что за меня беспокоились. Первую неделю моя палата была заставлена цветами, воздушными шариками и всякими мелкими подарками. Однако, посетителей быстро становилось все меньше, а, а куча открыток стала реже пополняться новыми вплоть до нуля. Иванако рассказала мне, что все подарки были из-за того, что из моего инцидента сделали проект для класса. Не очень-то и удивительная новость, учитывая, что большинству я приходился не по душе. Может и были те, кому было не наплевать, но я сомневаюсь. К концу месяца только мои родители приходили меня навещать. Иванако была последней, кто перестал приходить. После шести недель, я больше никогда ее не видел. Мы особо ни о чем и не говорили пока, она была здесь. Мы оба боялись затрагивать тему того дня и из-за этого в палате висела неловкая тишина. Может оно и к лучшему.       Больница — не то место, в котором я хотел бы жить. Врачи постоянно ходили без единой эмоции на лице. Их можно понять: их ждут еще десятки таких же пациентов, как я, потому они вечно в спешке, но из-за этого все равно было немного не по себе. В течение первого месяца я каждый день спрашивал кардиолога: «Когда вы меня выпишите?» Он никогда не отвечал прямо, всегда ходил вокруг да около вопроса. Единственное что он мне сказал — дождаться результатов процедур и необходимых операций. Шрам, оставленный на груди после них был напоминанием о том, почему я здесь. Я наблюдал, как он изменялся со временем, думая о нем, как о каком-то знаке, который всем своим видом говорил, что к старой жизни пути назад нет.       В какой-то момент я перестал смотреть телевизор. Не знаю почему, просто перестал. Может я пытался убежать от проблем, но меня это не сильно волновало. Вместо этого я стал читать. На первом этаже больницы была «библиотека», хотя она больше походила на небольшой шкафчик с книгами. Прочитывая стопку за раз, я сразу же шел за новой. Так потихоньку и прорывался сквозь все, что было внизу. Время, проведенное здесь, помогло мне осознать, что мне понравилось читать и я даже стал немного зависим. Я ощущал себя голым без книги в руках. Но истории мне понравились.       Так и проходила моя жизнь. Дни сливались воедино и становились неотличимы друг от друга. Такое чувство, что я застрял в жизни, вместо того, чтобы двигаться вперед. Неделя могла пройти незаметно для меня. Порой даже осознавал, что не имею ни малейшего понятия какой сейчас день недели. Обыденность превратилась в монотонное бытие, отличающееся лишь книгой в руках и погодой за окном.       Сегодня доктор в необычно хорошем настроении. Но не слишком, я уже научился различать его настоящую улыбку и ту, которая на нем сейчас: натянутую и выдавленную. Такое чувство, что он считает своим долгом поднять мое настроение, хотя он не обязан этого делать. Мои родители тоже здесь, нарядные и ухоженные. Интересно, по какому поводу? Это не вечеринка, не так ли? — Привет, Хисао. Как самочувствие? , — сказал врач, сев на стул напротив меня. Я ничего не ответил, но немного улыбнулся. — Хочу тебе сообщить, что ты уже можешь вернуться домой. Твое сердце стало сильней и, с некоторыми мерами предосторожности, все должно быть нормально. Мы записали все необходимые тебе медикаменты, я передам список твоему отцу, — он передал свернутый лист бумаги стоящему рядом мужчине, чье лицо побелело, став похожим на стену. — Так много… Я отобрал лист в свои руки и посмотрел в него.       Как я должен на это реагировать? Абсурдно длинный список медикаментов смотрел на меня с листа. Все буквы сливались в одно большое не читаемое пятно. Это безумие… Побочные эффекты, дозы, цены, инструкции и многое другое было записано с холодной точностью. Я пытался прочитать их, но зря — слова плыли в глазах. Я не мог понять ни единого слова, а если бы попытался — заработал бы головную боль до конца дня. Все это… каждый день… до конца моей жизни? — Я боюсь, это все, что мы можем сделать для тебя сейчас. Но новые препараты разрабатываются постоянно, поэтому я не удивлюсь, если список сократится с годами. С годами… Кого он хотел этим подбодрить? Я бы чувствовал себя лучше, если бы он промолчал. — И еще я поговорил с твоими родителями. Мы сошлись на мысли о том, что тебе не стоит возвращаться в свою старую школу. Что?! — Прошу, успокойся, Хисао. Выслушай доктора, — с поникшей головой сказал мой отец. Успокоится?! Он так говорит, будто не знал, что мне эта новость не понравится. Меня что, будут обучать на дому?.. Но им неважно, что я сейчас скажу, меня все равно проигнорируют, поэтому лучше будет промолчать. — Все мы понимаем, что обучение очень важно для тебя. Однако это непозволительно, чтобы ты ходил без присмотра и готовой медицинской помощи. По крайней мере, до тех пор, пока твое состояние не нормализуется. Я поговорил с твоими родителями о переводе в другую школу. Она называется Академия Ямаку и специализируется на работе с учениками-инвалидами. Инвалидами? Что? Я что, инвалид? — Там работает круглосуточный состав медицинских сотрудников и сама школа находится в паре минут езды от главной районной реанимации. Она создана для того, чтобы давать необходимые знания, в тоже время держа помощь под рукой. Большинство учеников живут в местных общежитиях. — Мы с твоей матерью были там, Хисао. Нам кажется тебе там понравится, — добавил отец. Похоже что у меня нету выбора. — Если сравнивать с другими людьми, имеющими болезнь сердца, многие в твоем положении доживали до изрядного возраста. Однажды тебе понадобится работа, и это хорошая возможность для тебя продолжить свое обучение. Не называй это возможностью. Не называй это, черт побери, возможностью. — Я помню, что ты очень хотел вернуться в школу. И даже если это не та же самая… Школа для инвалидов… Это оскорбление. Шаг назад в моей жизни. — Она не такая, как ты ее представляешь. Все ученики достаточно активны… по своему. Школа направлена на людей, которые еще могут учиться, но им нужна небольшая помощь.       Я ненавижу их всех за то, что такое важное решение было принято за меня. Но что я могу сделать? «Нормальная» жизнь — уже не вариант. Смешно. Я всегда считал свою жизнь скучной, но сейчас я по ней скучаю. Я хочу возразить! Хочу сказать, протестовать, отказаться! Но нет, все уже решено, мое мнение уже ничего не изменит. Я так устал от этой больницы, от докторов, от этой замкнутости. Уже не знаю что могло бы поменять мое настроение. Школы для инвалидов… На что они, черт возьми, похожи? Как я ни пытаюсь посмотреть на ситуацию позитивно, у меня не получается. По крайней мере, так есть хоть какое-то будущее. Новая школа, жизнь с чистого листа… Нет, моя жизнь еще не окончена. Нельзя так думать. Академия Ямаку, я дам тебе шанс.