Романтик

Я и не знал, что Учиха такой романтик. Вот он, стоит передо мной, в темно-серых классических брюках и серой же, из блестящего материала, рубашке – новая, такой у него не было. Выбрит до синевы и, кажется, даже подстригся, во всяком случае, прическа его аккуратнее, чем обычно. Весь из себя такой красивый и аристократичный, что я снова влюбляюсь. И снова в него. Не отходя от дверей обдумываю, как бы половчее и незаметнее утянуть его в койку, чтобы он, как обычно, не начал обзывать меня ненасытным животным. Я себя так неловко чувствую тогда, потому что инициатива в наших отношениях всегда от меня исходит, я понимаю, что все-таки животное и все-таки ненасытное. Ну, понятно, не пристало Его Благородию за холопами бегать, это они за ним – на цыпочках и с подносами в каждой руке. Холоп - это, стало быть, я. Ну да, побегать пришлось, но результат стоит всех усилий. От его приветливой улыбки внутри у меня сладко и тягуче, как подтаявшее мороженое. Я бросаюсь к нему с раскрытыми объятиями, но Учиха шарахается от меня, брезгливо скривившись. Я и забыл, что пахнет от меня не лучшим образом. Миссия была не из легких – вместо четырех дней затянулась на семь, путь мой часто пролегал через болота, а городов нужно было избегать, плюс ко всему уже на подходе к деревне пришлось поработать пожарником, так что вид у меня такой же, как и запах. Но это он дома такой чистюля и педант, а на миссиях, бывает, лапает меня немытыми руками. Но я отвлекся. Кажется, я говорил о том, что Саске романтик. Держась на некотором расстоянии, дабы не травмировать его дворянский нюх, вхожу в комнату и в потрясенном молчании смотрю на то, что неделю назад было моей квартирой. Сейчас везде расставлены красные розы в миниатюрных вазочках сердечком, рядом с каждой стоит свечка, маленькая и круглая; еще несколько плавают в прозрачном блюде с водой и розовыми лепестками, которое стоит на низком столике, сервированном по высшему разряду – белая скатерть, хитро закрученные салфетки, витые свечки. Правда, вместо бокалов кружки, а тарелки – единственные две в моем доме – с трещинами. Но зато это компенсируется блюдами, что расставлены тут же на столе – рисовые шарики в стружке тунца, фаршированные кальмары, рулетики из баклажанов и бутерброды в виде сердечек. Да неужто он сам все это готовил? Верится с трудом. Тяжелый запах роз смешивается с ванильным запахом свечек и моей гарью – кружится голова, и я кидаюсь к окну, распахиваю его и вдыхаю свежий вечерний ветер. Несколько свечек гаснет, чем Саске очень недоволен. - А у нас сегодня праздник? – спрашиваю я, чтобы разобраться, что здесь происходит. - Ну, вообще-то, да, - кривится Учиха. – Только не говори, что ты не знаешь. Я не знаю. Точно. Лихорадочно вспоминаю, какой у нас сегодня день. Кажется, в календаре была красная дата: - Ты решил поздравить меня с восьмым марта? – ну если он так хочет поиздеваться надо мной... - Можно и с ним, если этот праздник тебе нравится, - Саске мрачнеет еще больше. – Но повод на самом деле другой. И смотрит осуждающе. Да что за повод-то? До дней рождений наших дольше, чем мне до кресла Хокаге. Так что я пропустил? - А, может, намекнешь? – спрашиваю робко и тихо и отвожу глаза. Чую, сейчас поругаемся, правда, не упускаю вероятности, что в честь неведомого праздника ко мне проявят снисхождение. Саске молчит слишком долго, мысленно расчленяет меня на сотню кусочков, которые скормит воронам. - Узумаки Наруто! – начинает он пафосно, и я понимаю, что снисхождения не будет. – Я надеялся, что удивить меня уже нечем, но нет – ты в очередной раз сражаешь своей невнимательностью, поверхностным мышлением и неспособностью проявить хоть немного фантазии. Угу, это все я, приятно познакомиться. А он только начал, дальше пойдут такие обвинения, что непонятно, как меня вообще к воротам деревни подпустили. - Это ты вечно выдумываешь непонятно что, а я догадываться должен! - знаю, что лучше промолчать, но слова сами выскакивают. – Я не телепат, знаешь ли. Если хочешь, чтобы я понял – скажи, а не обзывайся. Ну все, приговор вынесен – у него едва пар из ноздрей не валит. В стену летит тарелка с кальмарами, следом бутылка шампанского и ваза с цветами, которая стояла на столе. В торжественно-мрачном молчании Учиха швыряет все, что попадается под руку, вплоть до маленьких свечек. Меня растащило по комнате - все это залипло в чакре вокруг меня. Когда почти ничего не остается, Учиха переворачивает стол – чаша с водой летит в угол, ее я поймать не успеваю – и вылетает на улицу, наподдав дверь ногой. Осторожно опускаю все это на пол, с буддийской невозмутимостью сажусь сам и жую остывающие кальмары, запиваю их шампанским. Вкусно, но я бы лучше рамена поел, честно. Вообще-то, я в шоке. Вовсе не от того, что Саске порушил все, что создавал сам, в злости. А от того, что он это все-таки создал. От него можно было ожидать кунаев, развешанных по стенам и походной еды на кухне, а никак не роз, свечек и такого ужина. Вспоминаю, что незадолго до этого мы слышали, как одна девушка говорила своей подруге про романтический вечер, который она собирается устроить своему возлюбленному. Она подробно рассказывала, где и какие свечки продаются, какие цветы лучше поставить на стол, как создать соответствующую атмосферу, и даже что лучше приготовить, чтобы еда не оказалась тяжелой для логического завершения вечера. Я смеюсь – вот так Саске, романтик, блин. Все устроил, как по писаному. Розы – их оказалась ровно тридцать одна штука – отнес бабуле. Она плакала, говорила, что больше двадцати лет ей никто не дарил цветов. Шизуне тоже плакала, за компанию, наверное. Мне стало неловко, и я быстро свинтил оттуда. На обратном пути заглянул в магазин, название которого слышал от той девушки, и на витрине увидел те самые нежнейшие бутербродики. Так и знал, что Учиха не сам готовил. Спать мне пришлось одному, и только расстелив постель, я заметил, что белье новое – еще складочки остались – как и циновки на полу. Соскребать воск с мебели пришлось, конечно же, мне, как и мыть посуду, и приводить все в порядок. В этом весь Саске – размах и патетика, а кто потом убирает, его не волнует. То есть, если он готовит, то посуду мою я, а ее остается столько, что каждый раз я удивляюсь, откуда она взялась. Но если готовлю я, он стоит за плечом и говорит, что именно я делаю неправильно – обычно это все, и посуду мою тоже я. Пару раз я готов был воткнуть в него то, что держал в тот момент в руках. Но, должен признать, если он что-то делает, то делает это качественно, и халтурить рядом с ним не получается – заставит переделывать. В течение следующих трех дней периодически гипнотизирую обведенную красным дату в календаре, но все равно ничего не понимаю – какой такой великий праздник я забыл. О Саске я не переживаю, знаю, где он, и знаю, на сколько хватит его психа. Если через неделю не явится, пойду каяться. Но идти приходится раньше. На четвертый день нашей ругани является Какаши-сенсей, нечастый гость в моих апартаментах. Он деловито оглядывается, пытаясь скрыть неловкость, садится на кровать и делает вид, что занят проверкой ровности швов на покрывале. - Уютненько тут у тебя, - замечает он между делом. Ну да, и это заслуга Саске. Ему удалось так организовать совместное пространство, что даже если я раскидываю вещи, это не смотрится, как беспорядок. Я эти дни отрываюсь по полной и разбрасываю все и везде – создаю уют. – А убирать кто будет? Пожимаю плечами. Знаю, к чему он ведет, но не буду спрашивать, пусть хоть занамекается. - Кофе хотите? – перевожу тему. Хатаке кивает, и мы идем на кухню. Я пытаюсь повторять все, как делает Саске, но все равно пропускаю момент, когда оно закипает и выливается из джезвы на плиту. - Бе, - Какаши-сенсей морщится после глотка и отставляет кружку в сторону. – Наруто, лучше не переводи продукт, пусть Саске варит, у него хорошо получается. - Как он? – не могу удержаться, чтобы не спросить. Вынудил таки. - Отлично, - оживляется сенсей, - просто прекрасно – зол и пышет ненавистью к тебе. Вздыхаю - я так и думал. - Да придурок он, - понимаю, что жалуюсь, но остановиться не могу. – Придумал себе какой-то праздник, а я виноват, что не знаю. Ну хоть бы намекнул как-нибудь, а то ни с того ни с сего - свечи и розы, и тут же все на стенах. И главное, ну что я такого сделал? Спросил только, а он… Хатаке сочувствующе хлопает меня по плечу: - Бывает, - и просит жалобно. - Может, заберешь его, а? - Как? Он еще не остыл – бить будет. - Ну, Наруто, ну это ж семейное – помиритесь. А у меня он там, как приживала – делать ничего не делает, мол, в гостях, а ест много. Еще и настроение свое плохое срывает. Его даже собаки мои боятся, не говоря об одной миленькой куноичи из новеньких, с которой у меня только-только начинается. А я ее даже домой пригласить не могу, - по глазу вижу, он сейчас заплачет. – Ну, попроси прощения и все дела. Мне становится его жалко, но я все равно артачусь: - Да я не знаю даже за что! - У вас был важный день, - объясняет сенсей. - Месяц, как вы вместе. - Ка-какой месяц? – я чуть со стула не падаю. Мы же на Новый год первый раз, ну… это сделали. А сейчас март на дворе. - Не знаю, вам виднее. Саске так сказал, - сенсей уже раздражен. Он уходит после обещания, что сегодня я заберу Учиху из его квартиры. Долго слоняюсь по дому, привожу мысли в порядок и готовлюсь к неизбежной трепке, но все равно не могу уложить про месяц наших отношений. Ну, я же прекрасно помню нашу новогоднюю ночь – сначала мы поругались, кто будет готовить и что, опоздали по магазинам, подрались; решили не готовить и пошли к Сакуре, пока выбирали подарок, снова подрались; решили никуда не идти, купили пива и чипсов и сидели у меня, смотрели какой-то праздничный концерт, а потом… Само получилось – Саске не был против, когда я его поцеловал, а я не был против, когда он опрокинул меня на кровать. Можно было бы спереть все на алкоголь, но мы оба знали, что он ни при чем, к тому же, на следующий день мы ничего не пили. И вот уже два месяца я делаю вид, что не вижу, как моя квартира почти незаметно обрастает его вещами. На самом деле мне даже нравится. Надеваю черную обтягивающую майку и короткие шорты, резинка чуть широковата, и они съезжают на бедра – Саске они нравятся. По дороге сворачиваю в парк и быстро пробегаю по клумбам – в руках у меня яркий букет. Около часа сижу в засаде под окнами Хатаке, пока Учиха, наконец, не выходит на улицу. Прячу букет за спину и пристраиваюсь следом. Знаю, он меня видел, но идет, как ни в чем не бывало. Дожидаюсь, когда он как бы случайно притормаживает на повороте, и проникновенно шепчу в ухо: - Са-аске, пошли домой. Он вздрагивает, но не оборачивается. Добавляю в голос чуток страсти: - Са-аске, мне без тебя не спится. Ага, подействовало – Саске поворачивается корпусом, но смотрит в другую сторону, но я-то знаю, что у него идеальное периферийное зрение, поэтому делаю грустные оленьи глаза и подпускаю слезу: - Мне так плохо без тебя, даже рамен есть не могу. Губы его смягчаются и складываются в невесомую улыбку. - Ну, если даже рамен… - говорит он совсем не злым голосом, но по-прежнему смотрит в сторону. Делаю еще более грустные глаза, почти плачу, и киваю. Свободной рукой оттягиваю край футболки, чтобы видно было ключицу. Ах, мои ключицы, перед которыми он не может устоять – засосы и укусы не успевают с них сходить. Теперь он смотрит в упор, я уверенно выдерживаю взгляд, но на всякий случай шмыгаю носом. - Дай сюда, - он почти вырывает у меня букет и идет вперед. Едва удерживаюсь, чтобы не пнуть его под зад. Все оказалось совсем просто. Если бы я знал это несколько лет назад, то он вернулся бы в деревню в тот же день, как ушел. Но я был глуп и полез в драку. А Его Императорское Величество надо уговаривать и умолять, но не настаивать, плакать и ползать на коленях, но никак не настаивать. Охо-хо, надеюсь, у меня хватит терпения. - Ну, ты идешь? – и я семеню следом, преданно заглядывая ему в лицо и хватая за руку. Сегодня я не буду оспаривать его желание быть вожаком. Только вечером, когда уже собираемся лечь спать, я решаюсь спросить про знаменательную дату. Саске смотрит на меня долго, я прям представляю, как он мысленно стучит меня по голове и обзывает обидными словами, но все же молча достает карманный календарь и отдает мне. Некоторые числа в январе и феврале помечены точками – по одному, по два дня, по несколько, есть даже восемь – это я помню, это мы на миссии были. До меня начинает доходить, чтобы подтвердить свою догадку, пересчитываю отмеченные дни – получается ровно тридцать. Понятно, тридцать первый – это новогодняя ночь. То есть, он считал те дни, которые мы провели вдвоем. Я не хотел снова заводить его, но сейчас я буду ругаться. - Я даже не подозревал, что в твоей голове такие мохнатые тараканы. Твоя корявая логика, Саске, не понятная никому, кроме тебя, когда-нибудь доведет нас с тобой до разрыва. Ты самый настоящий придурок! Кто, ну скажи – кто высчитывает дни? Кроме тебя, никто точно. Просто, если двое вместе, то они вместе, а не выборочно, даже если не видятся каждый день! Твоя ненормальная башка не может понять такую простую вещь? И как я должен был знать, что ты там дни считаешь? И я еще просил у тебя прощения! Да это ты должен каждый день извиняться за то, что я терплю твои идиотские замашки! Шаринган в безумных глазах не обещает мне легкой смерти. Он шипит змеей: - Сдохни, Узумаки. Но я уже сам рассвирепел. В беспамятстве формирую расенган и швыряю в него. Саске успевает среагировать и отбивает его лезвием чакры. Сгусток улетает вверх, грохот, на нас сыпятся щепки, известка, опилки и что-то еще. Молча смотрим на сквозную дыру в потолке, злость прошла, как не было. - Ну да, потолок – достойная плата за то, что посмеялся над твоим календариком, - у меня еще остались силы шутить, значит, не все так плохо. - Иди ко мне, - Саске дергает меня за шею. Поцелуй столь зажигательный, что через мгновение мы забываем и о потолке, и о скандале, и падаем на заваленную мусором постель. Я еще успеваю удивиться – ведь впервые он целует меня сам. Когда мы все же укладываемся спать – спустя час и двадцать четыре занозы, вытащенные из моих поясницы и задницы - сбросив весь хлам на пол и сменив белье, уже глубокая ночь. Я смотрю на звезды сквозь дыру, мне так хорошо, будто не надо будет утром заново вылизывать квартиру и чинить крышу, будто не будет снова скандалов и драк. Плевать, это будет потом, а сейчас мне так кайфово, что щемит в груди. - Давай забудем, - говорит Саске лениво, - и тридцать первого марта отметим наши три месяца. Купим тебе новых кунаев штук десять, а потом сходим в раменную. Я придвигаюсь ближе и кладу голову ему на плечо, отсюда мне хорошо видно чистое звездное небо. Две крупные звезды заглядывают к нам в спальню, подмигивая желтым светом. Пальцем показываю вверх: - Смотри, во-он те две звезды – они как мы. Вроде рядом, но между ними все время масса звездочек помельче – мусор, что ссорит их каждый день, но ни одна из них не сможет разлучить их по-настоящему. А давай купим еще те бутербродики? Вкусные, мне понравились. - Ты такой романтик, - усмехается Саске, накрывает нас одеялом и обнимает меня. - Купим.