all right

Спока поднимают на корабль. Спока поднимают на корабль, и всё, о чём может думать Джим… ни о чём. Джим долго-долго-долго смотрит; Джим тянется носом к волосам своего старпома, который - несмотря на всё - так им и остаётся; всегда за левым плечом, готовый прийти на помощь, не нуждающийся в разъяснениях (если это, конечно, не касается слишком человеческих для него эмоций). Граница между темнотой волос и слегка отливающей зеленью бледной кожей чёткая невыносимо; какие мысли могут мчаться столь же ровно, как прокладывать маршрут для Энтерпайза с той же целеустремлённостью, с какой - волосинка к волосинке - покой на голове вулканца? А в голове - покой? Разложенная по полочкам действительность, объяснения каждому факту, а чему доселе объяснений не найдено (стук сердца при таких, как сейчас, взглядах капитана) – под вопросом и на самом виду, но тоже – упорядоченно, чётко, не затеряется? Или – как Джимово безумие – взгляд липкий, тяжкий, вяжущий, пальцы – дрожат, и голос бы обязательно сорвался, успей он что-нибудь сказать? Взгляд – липкий – к ране на боку, чуть правее сердца, испуганный, решительный – прикосновение пальцев Спока к тыльной стороне ладони – «всё в порядке». И Джим – не до конца, но утрясший свой испуг – на мгновение переплетает пальцы, ещё через одно – языки, и у вулканца веки набухают, закрываются – и думать не хочется – впервые за сегодня не от ранения. Слышатся шаги, и Кирк отстраняется, напоследок тяжело выдохнув в безупречную линию волос за ухом Спока, так, чтобы мурашки и слегка дрогнувшие – не удержал – ресницы. Когда Маккой видит их, взгляд Джима плавится асфальтом под полуденным солнцем где-то на экваторе родной Земли, и румянец капитана – как это самое Солнце на этом самом экваторе, а у старпома уголки губ, как уши, загнуты вверх самую малость больше обычного. И, пока оно так, всё в порядке.