Наверное, она тоже любила её.

Дешевый шумный клуб, где пахнет горьким дымом и паленой водкой. Единственное место в этом жалком городке, куда люди могут прийти и хорошенько напиться. О последствиях пьянки, конечно, никто не задумывался. Всем плевать. Громкая музыка; пьяные бляди; не менее пьяные танцовщицы, не умеющие толком танцевать — и все это в голубовато-розоватом свете прожекторов, настроенных только на эти два цвета. Она сидела за барной стойкой, со скукой думая о предстоящем скандале с возлюбленной. Харлин опять затащила её в этот мерзкий клуб и ужравшись в хлам, оставила одну. —И где она шляется?—одними губами прошептала девушка, кинув быстрый взгляд на часы, стрелки которых показывали уже час ночи. Где она? Эта мысль не покидала рыжевласую уже с того момента, как ее подруга куда-то смылась. И только она произнесла тревожащий ее вопрос вслух, как ей вдруг почудился смех любимой, находившейся сейчас у нее за спиной. —Рыжик, рыжик, правда симпатяги?—легонько толкнув в плечо Памелу, промурлыкала стоящая за ней девушка. Обернувшись, Плющ увидела перед собой ту единственную и обожаемую ею блондинку, которую под руки держали два здоровых парня, очень похожие друг на друга. Сидевшая за стойкой барышня томно вздохнула, подперевшись локтем и внимательно посмотрев на девушку, безразлично пожала плечом. Самое красивое, самое дорогое для нее создание сейчас стояло перед ней, с нетерпением смотря на неё и покачиваясь из стороны в сторону. Поджав губы, Пэм кивнула, опустив уже почти пустой бокал вина на стойку. Её Харли, любимая её Квинзель опять приведет к ним в дом незнакомых мужчин, которых утром придется гнать в шею, хотя они, может быть, этого не заслуживают. —У нас с Джо и Ником,—сияя улыбкой начала светловолосая стервочка, прекрасно понимая, как ранят её слова душу Памелы и как сжимается от боли сейчас её сердце,—планы на эту ночь. Ты в прошлый раз сердилась, поэтому мы решили поехать к Джо. Ты же не против? Дурочка. Неужели она так и не поняла, что сердилась Лилиан вовсе не из-за того, что она, Харли, и её «одноразовые» дружки мешали ей спать? Один из парней совершенно бесцеремонно сунул руку под юбку блондинки, а та, пронзительно засмеявшись, лишь кокетливо повела плечом и несильно ударила его по руке. Мрачно усмехнувшись, Айсли, уже привыкшая к подобным сценам, с холодным презрением взглянула на полезшего к ее наивернейшей и снова кивнула. У нее не было выбора, придется опять уступить Фрэнсис и позволить ей веселиться так, как ей хочется. Она была для нее как ребенок — ребенок, желания которого если вовремя не обуздать, будет творить абсолютно все, что ему вздумается и не замечая ничего вокруг себя. Ребенок, ради которого она была готова на все. Долгие четыре года Лилиан жила грезами, но частые походы возлюбленной «по мальчикам» отрезвили её. Но к сожалению, она уже избаловала свою милую девочку и теперь ограничивать её в чем-либо было бесполезно. —Конечно. Не забудьте предохраниться.—сухо ответила темноглазая, отворачиваясь от Харли и ища в сумочке кошелек, чтобы расплатиться с барменом и покинуть наконец это место, полное потных, вульгарных и пошлых людей. Опять она попала в ее сети. Опять дала слабину. —Ты точно не против? Можно же? Да?—взволнованно поинтересовалась девушка, неуверенно подняв глаза на сожительницу. Как бы она себя не вела, она тоже за годы отношений сильно привязалась к своей розочке. Каждый раз после ночной гулянки она извинялась перед ней, рыдала и обещала ей, что больше никогда не ляжет ни с одним мужиком на свете. Она говорила это так искренне — Памела чувствовала себя последней мразью, слушая её. Своей единственной эксцентричная Квинн постоянно жаловалась на то, что она, Пэм, слишком холодна к ней и в порывах злости могла ляпнуть что-нибудь в сердцах о том, что Айсли её совсем не любит. После расставания с «пирожочком» она часто истерила и несмотря на любовь к Лилиан, всё равно нуждалась в мужчине. Ей действительно казалось, что девушка не может любить девушку. Она думала, что подруга просто жалеет её. И не понимала, как глубоко ошибается. Но Памела не ответила. Она никогда не была против. Наверное потому, что любила по-настоящему. Они живут вместе, отношений не прекращают, но спать и та и другая могут с кем угодно. Это придумала Квинн, а Айсли показалось, что мужское внимание пойдет на пользу возлюбленной и та совсем забудет о Джокере. Харли больше не просила прощения за измены. Квинзель правильно поняла свою спутницу и что-то шепнув на ушко одному из братьев (наверное, они были братьями), и захихикав, потянула обоих к выходу из клуба. Она даже не поцеловала её на прощание — видимо, боялась потерять своих любовников. Пусть лучше думают, что они просто подруги. Дверь клуба захлопнулась. Это была последняя их встреча. На следующий день Харлин уже нашли убитой в квартире тех братьев, как и предполагала Пэм — уголовников. Оба имели судимость за принадлежность к какой-то секте. Нет, все предыдущие партнеры её маньячки тоже были судимы, а кого она еще могла встретить в таком месте? Здесь редко появлялись приличные люди. Красивое молодое тело белокурой девушки эти двое изуродовали до такой степени, что даже Плющ с трудом узнала её. Девушку побрили налысо, выковыряли ей глаза, а отрезанные волосы затолкали в полные крови глазницы. Отрубленные руки девушки они пришили ей на грудь, а кости раздробили чуть ли не до порошка, благодаря чему конечности её они скрутили в узел. У неё был отрезан нос, а во рту полицейским не удалось заметить ни одного зуба. Да что там зубы — у нее не было даже языка. Тело своей жертвы братья оставили в ванной комнате, а сами как ни в чем ни бывало отправились спать. Мертвую девушку нашли случайно — полиция отправилась к Лоу потому, что соседи жаловались на шум. Дешевый шумный клуб, где пахнет горьким дымом и паленой водкой. Единственное место в этом жалком городке, куда люди могут прийти и хорошенько напиться. О последствиях пьянки, конечно, никто не задумывался. Всем плевать. Громкая музыка; пьяные бляди; не менее пьяные танцовщицы, не умеющие толком танцевать — и все это в голубовато-розоватом свете прожекторов, настроенных только на эти два цвета. Она сидела за барной стойкой и пила, проклиная тот день, когда не смогла сказать ей «нет».