Любовь, зомби и чуток странного юмора

В первый раз Кёртис думает, что это любовь, когда зомби зубами отрывает кусок от ноги Мэтта. Кровь хлещет как из брандспойта, Мэтт бледнеет с каждой секундой все больше и больше, а Кёртис всаживает в тварь, кажется, всю обойму. Рука еще чувствует отдачу от выстрелов, пока он пытается добраться до раны на бедре и остановить кровотечение. Вот тогда-то он и понимает, что сидящее за ребрами тянущее чувство предстоящего одиночества и одновременно полное его отрицание, потому что Мэтт обязательно выкарабкается и чудом не заразится, — это и есть любовь. Бестолковая и сильная, вплетенная в кости, не дающая дышать, пока кровь сочится между пальцами, заливая все вокруг. Еще в самом начале всей этой херни Кёртис пообещал, что в случае чего — они оба понимали, что это может быть за случай — он без промедления всадит Мэтту пулю в голову. Мэтт согласился. Мэтт, к слову, сам этот разговор и затеял. Потому что лучше быть мертвым, чем… И когда Кёртис кое-как стискивает пистолет в мокрой и скользкой от крови ладони, направляет дуло в бледный взмокший от боли лоб, смотрит во все глаза на лицо Мэтта, рационально отыскивая в нем хотя бы намек на изменения, то понимает, что не сможет. Не сможет — и все тут. Мэтт шепчет одними губами, что бы он пристрелил его, вышиб ему мозги, пока он не превратился. — Я не хочу жрать человечину, Кёрт… Люди отстойные на вкус, наверняка, — выдыхает он с вымученной улыбкой, но умоляюще смотрит ему в глаза. — Я уже чувствую заразу… Его пальцы действительно царапают рану через кое-как затянутые бинты, уже пропитавшиеся кровью. — Стреляй. Кёртис пытается нажать на спуск. Он давит, но у него не получается дожать его. — Стреляй, Кёрт. — Никак… — цедит сквозь зубы в ответ — жалобно, беспомощно. Мэтт сжимает его запястье, но пальцы слабые, Кёртис без труда высвобождает руку. Внутри так больно сдавливает и тянет, что приходится прокусить собственную губу до крови — горячая капля стекает по подбородку, по шее, оставляя яркую дорожку, и впитывается в футболку. — Должен быть способ… Должно быть лекарство, Мэтт, с тобой все будет хорошо, — начинает частить. Губы едва слушаются, а в глазах Мэтта обреченность — он понимает, что Кёртис ничего не сделает. Кёртис не хочет его отпускать, потому что ему будет больно. Ему наплевать на данное Мэтту обещание. Кёртис целует его. Мэтт не отвечает. — Все будет хорошо, — шепчет, упершись лоб в лоб. — Кровотечение остановилось, все будет хорошо. Он говорит что-то еще, но Мэтт его уже не слышит. Он чувствует, как под кожей от укуса по всему телу расползаются сотни насекомых, словно ему ногу не прокусили, а опустили в муравейник: орда шустрых, жалящих и кусающихся муравьев покрывает все его тело, их хочется достать — даже если придется добраться до самых костей, — и раздавить.