There I Fixed It

В первый раз за долгое время Марк заставляет Эдуардо заговорить с ним — и это чистая случайность. Марк уходит в кодовый запой на сорок восемь часов. Он начинает с обычного ночного кодового марафона, но затем, вопреки собственным убеждениям о том, что надо фокусироваться на небольших заданиях, с головой уходит в новый безумно сложный проект по статистическому моделированию. Непонятно зачем — но это же круто, чёрт возьми. И начав, он никак не может остановиться, потому что знает, что, если отвлечётся больше чем на девяносто секунд, пути назад уже не будет. Он приходит в себя ранним вечером, разминает ноги, нарезая круги по офису, а затем идёт домой и спит восемнадцать часов напролёт. Потом в офис врываются Крис и Дастин. Дастин несёт ведро со льдом, а Крис — мешок с одеждой. — Чёрт, — говорит Дастин, когда видит, что Марк уже не сидит в компьютере. — Я уж было собирался тебе на голову это опрокинуть. — А? — спрашивает Марк, потому что он ещё не до конца переключился на родной язык. — Одевайся, — говорит Крис. Он расстёгивает сумку и достаёт оттуда костюм. — У тебя есть пятнадцать минут. — Нет, — отвечает Марк, заметно паникуя. — Именно, — повторяет Крис. — Собирайся. Я лично пообещал Биллу Клинтону, что ты появишься. Лично пообещал бывшему президенту Штатов, Марк! — Ну, это было глупо, — говорит Марк. — Серьёзно, ребят, я устал. — Надо было об этом пару дней назад думать, — настаивает Крис. Он щурится, глядя на Марка, и закатывает глаза. — Господи, да ты выглядишь как беженец. Тебя на входе кто-нибудь примет за объект помощи милосердного Фонда Клинтона. — Это плохо, — услужливо соглашается Марк. — Так пойди и умойся. В итоге Марк проваливается в сон на плече Хиллари Клинтон через тридцать секунд после начала разговора. Да, он показывает себя не с лучшей стороны, но Хиллари по отношению к нему ведёт себя как взрослый человек. Конечно же, в прессе появляются фотографии. Фотографии всегда есть. И заголовки, начиная от «МАРК ЦУКЕРБЕРГ- СМЕРТЕЛЬНЫЙ ТРУДОГОЛИК?!», заканчивая «ХИЛЛАРИ ВКЛАДЫВАЕТСЯ В ФЭЙСБУК!». Марк их не видит. Он ещё в конце 2004 года поставил в гугле ограничение на все статьи, содержащие его имя. Это правильное решение — а еще это то, за что Крис получает зарплату. Крис следит за этим: рассылает вежливые пресс-релизы и угрожающие письма примерно в равной степени и обсуждает подобные новости с Марком, только если его что-то особенно ужаснуло или особенно позабавило. Отдых Марка на плече бывшей Первой Леди находится где-то между этими определениями, так что пару дней он только об этом и говорит. Через неделю Марк летит в Лондон. Долгие перелёты всегда были тяжёлыми, но он ещё не закончил с компьютерным моделированием, так что не принимает снотворное. С самолёта он сразу же отправляется на открытие конференции, проводя в номере отеля не больше десяти минут — потому что знает, что если присядет, уже не сможет встать снова. Эдуардо там. Конечно, Марк знал, ведь Крис его всегда предупреждает. Это довольно бессмысленно — не то чтобы нужно упорно готовиться к тому, чтобы тебя игнорировали. У Марка с этим проблем нет. Много практиковался. Раньше было сложнее. Сейчас он просто предоставляет Эдуардо всё пространство конференц-залов и длинных столов, чтобы он игнорировал его сколько вздумается. Тяжелее было в те дни, когда он пытался помешать Эдуардо. Он был так уверен — всё ещё был абсолютно уверен — что, если продолжить пытаться- Адвокаты, и акты о неразглашении, и показания под присягой — это одно. Ужасно, но это отдельная тема. Марк ничего не мог поделать с тем, что условия урегулирования и результаты переговоров не имели ничего общего с тем, что они с Эдуардо всё ещё были адски злы друг на друга. Или с тем, что он всегда был уверен, что если они просто продолжат ругаться по этому поводу, всё как-то само снова станет в порядке. Не так, как раньше. Просто в порядке. Так что он использовал каждый шанс, чтобы поругаться с Эдуардо. Марк этим ему обязан. Марку не нравится слово «непростительно». Иногда оно приходит ему в голову, и он изо всех сил старается от него избавиться. Но если Эдуардо и мог бы сделать что-то такое, чего бы Марк не смог ему простить — так это не поругаться с ним лишний раз. Марк пытался, пытался и пытался. Он ехидствовал и провоцировал, обрывал на полуслове, был прямолинейным и пассивно-агрессивным — иногда всё сразу. До тех пор, пока однажды Дастин на глазах у всех не отвёл его в сторону, взял за плечи и сказал прекратить всё это. — Слушай, я понимаю, — сказал Дастин. — Окей. Хорошо. Нет, я не понимаю. Но одно мне абсолютно ясно: он чётко дал тебе понять, что хочет, чтобы ты оставил его в покое. И, Марк, серьёзно, ты должен сделать это для него. Обычно Дастин не говорит таких вещей. Дастин изобрёл «подмигивания» на Фэйсбуке, потому что ему нужен был электронный эквивалент того, как ты сидишь на заднем сиденье машины и пихаешь кого-то в одно и то же место, пока не появится синяк. Так что Марк послушался и перестал пытаться наладить отношения с Эдуардо, ругаясь с ним. И теперь на него не обращают внимания. Но только не в этот раз. Эдуардо его не игнорирует. Он полчаса смотрит на Марка в упор с противоположной стороны стола, а затем начинает ходить по залу с напряжённым выражением лица. Марк берёт себе напиток, когда осознаёт, что происходит — ему нужно за чем-то спрятать улыбку. Эдуардо здесь, и он будет с ним ругаться! Наконец-то! Это будет круто! Но всё это до того момента, когда Эдуардо приближается. Он уже в паре метров от Марка, и тут останавливается. Он буравит Марка взглядом, напряжённо раздувая ноздри. — Привет, — говорит Марк. Он старается вложить в это слово как можно больше теплоты и искренности, потому что знает, что Эдуардо это возненавидит. Эдуардо резко вдыхает сквозь зубы. — Боже, — выдыхает он. — Слухи не врут. Ты выглядишь ужасно. Иди и, блин, поспи. Затем он разворачивается на каблуке и уходит прочь. Марк на мгновение закрывает глаза. — Оке-е-е-ей, — медленно говорит он в пустоту. — Это было странно? Да, это странно. Он еще немного обрабатывает полученную информацию и думает: «Хмм… А как насчёт этого?» Так что Марк совершает очевидную вещь и не смыкает глаз на протяжении всей конференции. Это просто. Сон всегда казался ему бесполезной тратой времени. Работать, удовлетворяя все потребности организма, так ограничивает; вот бы кто-нибудь решил эту проблему, желательно, пока он жив. Не спать три дня — нормально: днём Марк на конференции, затем начинает работать онлайн, когда западное побережье только просыпается, и таким образом за ночь проживает свой обычный рабочий день. В последний день уже немного подкашиваются ноги, и, если долго смотреть на какие-то предметы, вокруг них начинают появляться круги света. Марку уже человек семь сказали, что он выглядит кошмарно. И Эдуардо смотрит на него. Со зрительских мест, когда Марк на сцене, поверх трёх сотен голов в банкетном зале, в переполненном холле отеля, когда они одновременно выезжают оттуда. Он ничего не говорит, но не спускает глаз. И это потрясающе. Марк спит большую часть времени, пока летит домой, и всё равно просыпается за три часа до посадки. Он использует это время с толком. Эдуардо больше его не игнорирует. Одно очко в пользу Марка. И он знает, что делать дальше. Через семь дней Эдуардо будет на собрании акционеров. Марк ждёт шесть с половиной, а затем действует по плану. Начинает он с малого — просто безобидное обновление статуса: «Оказывается, если поставить металлический чайник в микроволновку, произойдёт чёрт-те-что.» Это его закрытая лента, доступная всего паре сотен человек. В ответ ему шлют смайлики, Дастин пишет «чел как ты вбщ выживаешь???», и мама Марка пишет «О, дорогой», и каким-то образом Этот Голос слышен сквозь безликий Times New Roman. Эдуардо не пишет ничего, но Марк знает, что он видел. С момента судебного урегулирования Эдуардо приходил на каждое собрание акционеров. Он приходит чаще, чем те, кто живёт в Сан-Франциско. Марк уверен, что это что-то да значит, но всё, что он пока понял — что у Эдуардо плохо получается его игнорировать, хотя он всем пытается доказать обратное. Так что, да. Эдуардо увидел это. Эдуардо читает обновления у Марка на стене каждый день, а Марк читает его. Марк ждёт ещё пару дней. Он немного троллит Failblog*, пытаясь придумать что-то новое. Но потом жизнь предоставляет ему идеальный вариант, потому что иногда всё само идёт как нужно, и Марк постит: «Совет: когда вы готовите в тостере эти маленькие круассаны, оказывается, сначала надо убирать с них бумагу.» Он прикрепляет фотографию своего тостера. Ну, точнее, того, что от него осталось. Эдуардо приходит на встречу в угольного цвета костюме с модным фиолетовым галстуком. Он строчит в своём айпаде и долго хмурится, глядя на Марка. Через два часа Марк встаёт, чтобы размять ноги. Он проходит мимо буфета; десерты и фрукты подобраны со вкусом, и нет готового кофе. Он недоверчиво нажимает пару кнопок на кофемашине. Дома у него стоит Mr.Coffee, он всего-то пару раз его использовал — на этой штуке кнопок больше, чем на ноутбуке. Хмм. У этого аппарата должны быть микрочипы, типа того. И если у него есть микрочипы, значит, есть и программное обеспечение. И если есть программное обеспечение, Марк заставит его работать. Он поднимает эту штуку и рассматривает снизу, прикидывая, можно ли там куда-нибудь воткнуть шнур от ноутбука и управлять кофеваркой как внешним устройством. Есть только один способ узнать. Но тут за его плечом появляется Эдуардо и выхватывает из рук кофемашину. — Что бы там ни пришло тебе в голову, остановись, — шипит он. Его губы — тонкая линия раздражения. Марк разводит руками («а я что?»), выражая невинность, и Эдуардо закатывает глаза, рискуя не вернуть их обратно. — Ты погибнешь, взорвав грёбаную кофемашину, — огрызается он, всё ещё шёпотом. Он ставит кофеварку на место, а затем со знанием дела жмёт на несколько кнопок. — Сядь на место и притворись, что принимаешь участие в процессе, — ворчит он в сторону Марка. Марк пожимает плечами и выполняет указания. Он даже усердно смотрит в сторону экрана проектора, боковым зрением следя за Эдуардо на другом конце комнаты — тот наливает кофе и яростно сыпет туда сахар из нескольких пакетиков с таким выражением лица, будто он с большим удовольствием подмешал бы туда битого стекла. А потом он — ха, именно так! — обходит стол в противоположном от своего места направлении и с громким стуком опускает чашку рядом с локтем Марка, едва замедляя ход. Шерил отвлекается и запинается в своей презентации. Марк делает глоток кофе, понимая, что все смотрят на него. Он ставит чашку и перегибается через стол. — Спасибо, — говорит он Эдуардо. — Кофе идеальный. — Всегда пожалуйста, — отвечает Эдуардо, потому что он хорошо воспитан, но произносит он это как «да пошёл ты», так что Марк уверен, что это не считается. Все поняли? Это успех. Проходят десять долгих, невнятных недель, когда у него нет возможности увидеться с Эдуардо. Фигово, потому что теперь, когда он получает ответную реакцию, он не может думать ни о чём другом. Но Марк проводит время с пользой, создавая чертовски классных подчинённых. Таким образом он нарушает собственное пользовательское соглашение, но это неважно. Он делает двух фэйковых работников Фэйсбука и одного фэйкового инвестбанкира, который «как бы» живёт в небольшой квартире-студии (а Марк реально живёт в такой). У них есть страницы на Фэйсбуке с фотографиями, статусами, обновлениями и друзьями. Инвестбанкир постоянно играет в Farmville. Это просто — выдумать им прошлое в вымышленной школе, колледже, а потом заставить настоящих людей добавить их в друзья — все же так делают, когда приходит запрос от «того парня с курсов детской психологии», а вы не хотите признавать, что не помните его. Некоторые сведения приходят сами собой на просторах Фэйсбука, и кусочки выдуманных жизней оказываются на своих местах даже без помощи Марка. Он создаёт им всем ещё и профили на LinkedIn — так, чтобы сделать картинку почётче. Это просто. За неделю до того, как Марк должен лететь в Японию, чтобы выступать перед двухтысячной аудиторией (включая мистера Эдуардо Саверина), один из поддельных сотрудников Фэйсбука случайно упоминает о том, что у Марка Цукерберга, вроде бы, цинга. Первый фэйковый предатель особенно ничего не объясняет, но ненавязчиво перенаправляет заинтересовавшихся ко второму фэйковому предателю, который гораздо более прямолинеен. Ну да, это всем известно. Он просто забил на все овощи. Ест только белую еду. Рис, картошка, макароны — и всё. Думаю, у него волосы выпадают, клянусь-блин-Богом. Ему даже не нужно подключать поддельного инвестбанкира, потому что, оказывается, журналистское чутьё толпы не видит ничего подозрительного в истории, основанной на паре неподтверждённых слухах, распространённых через поддельный e-mail. Слава этим электронным жизням-приманкам. Когда эта история всплывает, получается смешно. — «Внутренние источники Фэйсбука»? — бушует Крис. — Кто, чёрт возьми, эти «внутренние источники Фэйсбука»? Когда я найду этих говнюков, я им акт о неразглашении засуну так далеко в- Он прекращает бешено расхаживать по комнате и смотрит на Марка. — Ты ведь на самом деле ешь овощи, да? — напряжённо спрашивает он. — Ну конечно, — говорит Марк. — Брокколи — мой друг, Кристофер. — Хорошо, — отвечает Крис. — Продолжай в том же духе. И ни с кем не поднимай эту тему. Я с этим разберусь. Дастин всё это время пытался сдержать смех. — А что с утечкой информации? — сдавленно сипит он. — О, я найду того, кто это сделал, — угрожающим тоном говорит Крис. — Не беспокойся. Марк провожает его взглядом, а потом осознаёт, какого чёрта только что произошло. В любом случае, сотрудники становятся более продуктивными, если на них хорошенько наорать. Марк делает, что велено, и отказывается отвечать на любые вопросы о случившемся. Кроме тех, что задаёт его мама, потому что иначе она пригрозит прислать ему ящик с сотней апельсинов. В остальном он совершенно не затрагивает эту историю аки хороший мальчик. Так что когда Марк входит в зал Four Seasons Chinzan-so, буквально все присутствующие уверены, что у него цинга. Эдуардо даже не пытается игнорировать его. Он направляется прямо к нему, резко отпихивая в сторону трёх других людей, пытающихся завладеть вниманием Марка. — Марк, — выдыхает он. — Вардо, — отвечает Марк, ухмыляясь. — Чё, как? Эдуардо стискивает зубы, напрягая челюсть. Он смотрит слегка недоверчиво, будто и не собирался подходить сюда, но не смог совладать с собой. — Господи, блин, боже, — говорит Эдуардо. — Ненавижу тебя. Иди и поешь фруктов, придурок. И он устремляется прочь. Шесть часов спустя Марк сидит за небольшим столом на первом этаже и работает на ноутбуке. У него есть банка Ред Булла, упаковка лакричных конфет и триста писем на электронной почте, через которые ему предстоит пробираться. Это случайность — прекрасная, удачная, будто посланная сверху случайность — что, когда он опускает лакричную палочку в Ред Булл и вливает жидкость в себя, Эдуардо это видит. — Боже мой, — говорит Эдуардо с отчаянием в голосе. Марк закрывает глаза, затем смотрит в его сторону, поражённый. — Что? — отвечает он. — Тут есть вишня, это фрукт. Он нюхает лакричную палочку. — Ладно, наверное, это просто ароматизаторы, — он опять окунает её в Ред Булл и слизывает с неё капли. Эдуардо сдавленно вздыхает. — Марк, господи. Я абсолютно уверен, что если ты продолжишь так делать, у тебя зубы расплавятся. Время — два часа ночи, и на этаже тихо, всего пара людей слоняется вокруг. Марк там, потому что он пришёл на это место три часа назад и не счёл нужным уйти. И он так благодарен за это, потому что Эдуардо, по правде говоря, выглядит так, как будто сейчас придушит Марка или начнёт над ним горько-горько плакать. Пока всё идёт здорово. — Так ли? — туманно замечает Марк. — Полагаю, для этого у меня и есть стоматолог. Вардо подходит на шаг ближе, сжимая и разжимая кулаки, и Марк думает: попался. Потому что сейчас они не огрызаются друг на друга из-за стола с закусками. Это настоящий разговор. Вот оно. А потом открываются двери лифта, и толпа пьяных людей вываливается наружу, и момент испорчен. Эдуардо оглядывается назад, отступает. Он бормочет что-то неразборчиво-яростное, быстро наклоняется, чтобы забрать со стола лакричные конфеты и уходит с прямой осанкой человека, совершившего правое дело. Во время перелёта домой Марк решает, что нужно переходить прямо к финальному акту, хватит ходить вокруг да около. Следующее квартальное собрание акционеров через две недели, так что ему нужно действовать быстро и сделать всё правильно. Он должен использовать движущую силу, которую создал. Нужна последняя толика глупости. Так что он звонит Шону. — Цуууук! — пропевает Шон. — Хэй, — говорит Марк. — Занят на этих выходных? — Всё как обычно, — беззаботно отвечает Шон, и это может значить что угодно — от изобретения в одиночку очередной интернет-сенсации до, как результат, ареста в Гонконге с пятью проститутками и шестью граммами наркоты. — Встретимся? — Конечно, — отвечает Шон, не теряя ни секунды, потому что он такой вот лёгкий на подъём. И, потому что с ним всегда всё легко и несерьёзно, за пару дней до встречи акционеров у Марка появляется повод четыре раза обновить статус. Первый: «Из римских свечей получаются неплохие ручные артиллерийские снаряды!» Второй: «Всё прошло не так гладко, как хотелось бы», с прикреплённой фотографией мотоцикла Шона. Передняя шина спущена — долгая история — и, к сожалению, гениальная идея привязать к ней скейтборд не сработала так, как было задумано. Третий: «В детстве я слышал, что можно окунуть руки в масло и поджечь, и больно не будет.» Четвёртый, десять минут спустя: «Оказывается, когда ты повзрослел и попробовал, это не работает. А вы знали, что волоски на руках превращаются в миллион маленьких фитилей, когда вы их поджигаете?» Всё потому, что на Эдуардо тоже можно положиться, Эдуардо надёжен, Эдуардо — как скала. Потому что Марк знает его лучше, чем собственное отражение в зеркале. Он заставляет Эдуардо взвыть и придти к Марку в офис за час до начала встречи. — Я могу чем-то помочь? — спрашивает Марк. — Ты себя поджёг? — кричит Вардо. — Ты себя- Он прерывается и тяжело вздыхает. — Нет, — говорит он. — Нет. Совершенно точно, нет. Я, чёрт возьми, отказываюсь. — Ты выглядишь немного подавленным, — услужливо замечает Марк. Эдуардо начинает дышать так часто, будто у него дополнительная пара лёгких. — Я выгляжу немного- Да, я подавлен! Марк, не могу поверить, что должен объяснять тебе это, но, да, когда ты себя поджигаешь, это больно! — Ну, теперь уже больно не будет, — отвечает Марк, поднимая в подтверждение руки. — Я ж все волоски на них сжёг. — Тебе нужна грёбаная нянька, — бушует Вардо. — Кто-то, очевидно, должен заставлять тебя пить апельсиновый сок, и следить, чтобы ты не взрывал технику, и поливать тебя из огнетушителя до конца твоей жизни, боже. Почему, чёрт возьми, ты не наймёшь кого-нибудь на эту должность? Марк осторожно вдыхает, потому что внезапно они дошли до этой точки. И он стремился к этому месяцы — он стремился к этому годы, каждый день, когда Эдуардо даже не смотрел в его сторону. И сейчас, когда это происходит, ему чертовски страшно. — Ты бы мог делать это, — говорит он, и сказать это в лицо настолько, блин, сложно — почему этот разговор происходит не через e-mail, где ему было бы гораздо проще набрать эту фразу на клавиатуре? Эдуардо отводит взгляд, сжимает губы, оглядывается. — Нет, — спокойно говорит он. — Я не могу. — Почему так? С губ Эдуардо срывается нервный смех. — Серьёзно? — Серьёзно, — щурится на него Марк. — Потому что я изо всех сил пытался послать тебя подальше, а ты отплатил мне тем же в десятикратной мере, — ровным голосом произносит Эдуардо. Марк кивает. Это правда. — Во всяком случае, мы разговариваем, — отвечает он. Эдуардо фыркает. — О. Ну да. Это только пока мы разговариваем. Марк слегка отодвигается от него. В первый раз за время их разговора у Эдуардо получилось его задеть. Это тоже его беспокоит. — Ну чего ты, — говорит Марк. — Вардо, серьёзно, кого ты пытаешься обмануть? Если мы разговариваем, мы сможем всё исправить. Постепенно. Он всегда был настолько уверен в этом, с самого начала. То есть, ладно, если считать началом тот момент, когда он перестал чертовски злиться на Эдуардо за то, что тот подал на него в суд. Он был так убеждён в этом. До этой самой секунды. Длинная, мучительная пауза. Марк чувствует, как сводит мышцы лица, стискивает кулаки. Затем Эдуардо вздыхает и отводит взгляд. — А почему, как ты думаешь, мы не разговаривали? — тихо вопрошает он. Марк выдыхает. — Что ж, — говорит он немного дрожащим голосом. — Ты продолжай. А я ведь могу умереть от нехватки витамина С. Эдуардо хмыкает. Затем он замолкает, наклоняет голову. И Марк думает: «о-оу». Потому что ему знакомо это выражение лица. И, может, его план и был гениален, может, до этого момента всё шло просто идеально, но он забыл об одной важной детали. У каждой медали две стороны, и Эдуардо знает его настолько хорошо, что Марку даже страшно. Эдуардо всё это время делал свои интуитивные выводы. И сейчас Эдуардо читает его, как грёбаную книгу. — Ты притворялся? — безучастно спрашивает Эдуардо. — Ты всё придумал-, — в его голосе появляется нотка задумчивости. — Сукин ты сын, манипулятор. — Ага, — отвечает Марк. Его и похуже называли. Его и Вардо похуже называл. — Подожди, подожди, — Вардо выглядит так, будто пытается побороть что-то внутри себя. — Ты действительно- Ты притворился, что болен цингой, чтобы привлечь моё внимание. — Да, но есть же и позитивные стороны! — говорит Марк. — Ты, — замирает Вардо. — Это самая милая вещь, что ты когда-либо делал для меня, придурок. Он обходит стол, откатывает Марка чуть назад на стуле и целует его. Поначалу это ощущается странно и вообще не под тем углом; их зубы сталкиваются, и Марк скулит. Затем Вардо мягко поднимает его за подбородок, и Марк откидывает голову назад. Вардо проскальзывает языком в рот Марка, и поцелуй становится страстным и нежным, и Марк беспомощно хватается за его плечи. — Оу, — неуверенно говорит он, когда Эдуардо отстраняется. Пульс бешено стучит в висках. — Я думал, это я здесь совершаю глупости? Эдуардо прикрывает глаза со страдальческим выражением лица. — Судя по всему, это заразно, — отвечает он. Он открывает глаза и делает глубокий вдох. Он всё ещё так близко, Марк может пересчитать его ресницы. — Это действительно было настолько глупо? — Возможно, — честно говорит Марк. — Но ты ведь знаешь, со мной всегда так, — замечает он. — К тому же, уверен, ты не можешь меня винить, ведь моя глупость была выдумкой. — Я знал, — Эдуардо всё ещё опирается на его стул. Они говорят практически в губы друг другу, приглушённо, близко. — Ты меня раскрыл, — успокаивающе добавляет Марк. — Я притворялся, — он решает добавить каплю правдивости, — ну, кроме того случая с тостером. Это было правдой. О, точно, и мотоцикл. И римские свечи. И тот случай с микроволновкой и, эм, огнём. — О боже, — еле-еле выговаривает Эдуардо. — Но вот цингу я точно придумал, — радостно говорит Марк. — Я сам распустил слухи. Эдуардо хватается за эту фразу, как за спасительную соломинку. — Ну ладно, хорошо, — он смущается, закусывает губу, а потом у него вырывается: — Ты ведь ешь овощи, так? — Да, конечно, — отвечает Марк, и Эдуардо облегчённо расслабляется. — Я абсолютно точно ем овощи, — кивает Марк. — На пицце, которую мы заказывали недели три назад, был лук, а лук — это овощ. — О боже, — снова произносит Эдуардо.