Алое и лиловое

— Чёрт! Неожиданное падение отдалось тупой болью в спине, на секунду перехватив дыхание. Затылок тоже неприятно саднило. — Ками-сама, определённо, проклял меня, послав тебя в напарники, — Карин болезненно нахмурилась, пытаясь привыкнуть к последствиям не самого мягкого в её жизни приземления. Услышав звуковой сигнал, Суйгецу, оглушённый вспышкой ломящей боли в плечах, оживился: — Раз опять ноешь — значит цела и невредима, — обречённо выдохнул, про себя отметив, в каком занимательном положении они застыли на земле. Карин безвольной тушкой лежала под Хозуки, глаза растерянно моргают, руки закинуты над головой, в то время как его собственные вбились в землю по бокам от неё. Он еще раз недовольно поморщился — всё же не следовало падать на вытянутые руки. Ну плюхнулся бы на неё, ничего страшного, чай не сахарная — не рассыпалась бы. В конце концов это она завалила их обоих, неуклюже зацепившись за собственную ногу. От неприятных ощущений его отвлекло ёрзанье Карин: — Ну же, идиот, сними с меня свою тушу! — выжидающий взгляд метал в него молнии. "А вот это уже интересно". Суйгецу просто не мог себе позволить упустить такую возможность поиздеваться над наиглупейшем существом на его памяти: над идиоткой, по самые подробности влюблённой в занудного и мрачного Учиху, маниакально краснеющей в его присутствии, вечно раздражённо орущей, до скрежета зубов тугой и слишком умной, когда не надо. Но самым лакомым кусочком в этом меню была та лёгкость, с которой её можно было провоцировать и дурить, словно трёхлетнее дитя. Это он просто обожал. — Очкастая, хоть представляешь, чего мне стоило не ляснуться прямо на тебя со всего маху? — губы изогнулись в игривой ухмылке. — Неужели я не заслужил маленькой благодарности? — Заслужил, как же. На том свете получишь свою благодарность, амёба кривоногая, нечего было на меня наваливаться! — взвилась Карин, раздражённо шипя. — Ах, амёба кривоногая? Какая самокритика, учитывая тот факт, что именно ты запуталась в своих двоих и стала падать, утянув меня за собой, — победоносно оскалился Суйгецу. — Слезь же, каппа, чёрт тебя дери! — взвыла проигравшая в споре Карин, уже замахиваясь для удара по тупой голове Хозуки. "И наверняка пустой!" — согласно кивнуло подсознание. Ну уж нет, так просто отпускать её он не собирался. Грубые ладони прижали к земле тонкие запястья, а сам Суйгецу поудобнее устроился у неё на животе. — Ты что, мать твою, творишь? — в бешенстве процедила Карин, взбрыкивая и пытаясь скинуть с себя нагло разлёгшегося Суйгецу. — Ты труп! — Ну это только, если выберешься, — интимно прошептал он ей на ухо, заставляя лицо наливаться кровью от гнева и отвращения. Подняв голову, чтобы полюбоваться пылающим, в тон волосам, лицом Карин, он потянул ее запястья вверх и перехватил одной рукой, а указательным пальцем второй провёл по щеке куноичи. Та упрямо отвернулась, гулко выдохнув и предприняла ещё одну попытку вырваться,но хватка Суйгецу была ей не по зубам. Пока. Если огонь бессилен перед водой в лобовой атаке — это вовсе не значит, что нужно смириться и обречённо взвиться сизым дымком. Огонь должен быть хитрее холодной воды: обмануть, чуть поддаться, усыпить бдительность, окружить и испарить эту воду к чёртовой матери. Так считала Карин. "Нужно лишь слегка подыграть — и он оставит меня в покое" Но всё равно не удержалась, когда большой палец Суйгецу нагло коснулся её нижней губы, и, чуть надавив, так и остановился. Довольный взгляд лиловых глаз заинтересованно следил за сменой эмоций на лице девушки, мысленно прикидывающей, за что бы его цапнуть: за палец или за нос, при этом усердно пытаясь держаться плана. "Ради поддержания правдоподобности разок можно" — острые зубки впились в палец мечника, прокусив мягкую плоть и заставив Суйгецу болезненно сморщиться. Но секундное удовлетворение исчезло из её глаз, когда он, не отрывая от неё взгляда, аккуратно слизнул капли крови, выступившие на коже и довольно ухмыльнулся, будто так и задумывалось с самого начала. Отвратительно ощущение того, что она вновь сплясала под его дудку, раздражало еще больше, чем эта его самодовольная лыба. Лёгкая волна бешенства набатом проскакала через сознание, подначивая начать вырываться и биться в цепком захвате в попытке освободиться. Немедленно. "Сохраняй спокойствие, идиотка, иначе этот цирк продлится до ночи". Масла в огонь подливал хитрый прищур Суйгецу, явно не суливший ничего доброго. Смотреть ему в глаза было сродни страху заглядывать в зловещий тёмный угол посреди ночи, когда дом наполняется пугающими шорохами незримых существ. Но зрительная дуэль продолжалась. Взгляд алых глаз беспристрастно уставился в фиолетовые радужки, всем своим видом выражая полнейшее безразличие ко всему происходящему. Время приостановило бег, Карин не имела ни малейшего понятия, сколько уже продолжается эта игра в гляделки. Такие наглые, вечно смеющиеся над ней, и впрямь лиловые, со светлыми прожилками и тёмными вкраплениями, они будто были вырезаны из аметиста, переливающегося на свету, с тёмной окантовкой, которую Карин только сейчас заметила. Фиолетовые, такого безумного цвета предрассветных сумерек. Светлый локон мелькнул перед взором, вырвав из потока мыслей. Карин дала себе мысленную пощёчину: эти глаза принадлежат тупой рыбине, в них по определению не может быть чего-то не омерзительного. В уме предстала картина холодных и мёртвых рыбьих глаз. "Вот. В самый раз для этого недобитка". Он ждал её следующего хода, снедаемый любопытством, но не выражая взглядом ничего, кроме неприкрытого азарта. Мысли исчезли из его головы, оставив внимательно наблюдать. Словно хищник в засаде, он скрупулёзно ловил каждое изменение: то, как разгладилась еле заметная морщинка между бровей, как подтаяли и потемнели алые глаза, как чуть уловимо расширился зрачок, как сухие пухлые губы разжались, и теперь верхняя как бы безмятежно покоилась на нижней, как лицо помягчало, будто она уснула, забыв прикрыть глаза. Легкое дуновение ветра всколыхнуло непослушные волосы, чёлка упала на лоб. Суйгецу вздрогнул, будто его обдали ледяной водой, краски будто расплылись перед глазами, через миг вернув привычную картинку. "Какого чёрта я...". Карин недоуменно сморгнула внезапное видение, и его взору вновь предстала обыденная маска безразличия, неженственные черты лица, остервенелый взгляд. "Что это было?" — одна на двоих мысль. Она... Она смотрела ему в глаза. Она любовалась ими. Карин готова была провалиться сквозь землю за такое предательство собственных устоев. "Он же рыбина, холодная мерзкая жаба, земноводное..." — оправдывалась сама перед собой, она не знала,куда спрятать свои бесстыжие глаза. Было довольно забавно наблюдать, как она то бледнела, то зеленела, то картинно морщила нос, а рука, всё еще прижатая им к земле, рефлекторно дёргалась, чтобы поправить очки. Но вот щёки покрылись чуть заметной розовинкой, что не ускользнуло от взгляда хитрых глаз. — Убогая, да ты покраснела, — с издевкой присвистнул Суйгецу. — Учихой, что ли, повеяло? — Да ты... Я тебя... — впервые в жизни Карин не знала, как парировать, чувствуя, что от его слов и собственной беспомощности кровь всё сильнее приливает к щекам. Прочная стеклянная ширма безразличия во взгляде дала трещину, рассыпаясь пылью и оголяя растерянность. Поймав это зрелище глазами, Суйгецу упивался им: зардевшаяся, смущённая донельзя, потерянная Карин будоражила его кровь. Что может быть сладостнее для хищника, чем загнать запуганную жертву в угол? Лишь добить, медленно мучить, заставляя умирать. Убивать Суйгецу её, ясен пень, не собирался — не для того он вытаскивал её зад из Конохи, шиноби которой засадили эту непутёвую за решетку. Она могла стать ценным предметом интерьера в его дальнейших планах, мечник в этом даже не сомневался. "За нами всё еще могут гнаться" — отстранённо подумал он, но тут же отшвырнул эту мысль в самый дальний угол: им овладевал звериный азарт, беспокойное и почти болезненное желание сломить эту своенравную упрямицу, опустить, показать, кто здесь сильнее: он или отвратительный Учиха. От последней мысли по спине Суйгецу пробежал холодок. И даже его поступки обязаны собой этому скользкому Саске Учихе, чёрт бы его побрал. Гнев, вихрем взметнувшийся где-то под рёбрами, застилал голову свинцовым покрывалом. Теперь-то она поплатится за свою идиотскую любовь, теперь, пытаясь представить Саске, будет видеть его, неизбежно и безвозвратно. На лице застыла привычная маска спокойствия и затейливого самодовольства. — Ты всё ещё любишь Учиху? — издевательский шёпот звучал скорее утвердительно. — У него есть имя, — алые глаза разъярённо зыркнули на Суйгецу, её отвратительная наигранная любовь, похоже, дала ей сил вновь возводить колкую ледяную стену во взгляде, холодеющем с каждой секундой. — У такого урода, как ты, нет и... — судорожно глотнув воздуха, когда его губы прошлись по тонкой шее, она подавилась своей гневной тирадой. Волна отвращения захлестнула сознание, оседая внутри вязкой жижей. — Тварь, ты что... — молния рубашки разлетелась с истошным визгом. Карин стала рваться так сильно, что ему пришлось перехватить её запястья обеими руками и сжать её бёдра своими, еще сильнее придавливая сверху. Суйгецу разворотил носом воротник и горячие губы опустились на ключицы, кожи коснулся язык и провёл мокрую дорожку до яремной вены. — Убери от меня... свой отвратительный рыбий... рот, — остервенело прохрипела Карин, с каждым новым прикосновением воздух из лёгких вышибало напрочь, не давая выдавить из себя и слова. — Это... "...для Саске" Извивающаяся под ним девушка лишь распаляла неадекватное желание насладиться её жалкими потугами, или же... Или же простое желание? На мысли не хватало сознания. Суйгецу потёрся носом о шею, провёл тонкие ключицы, ткнулся в ямку между ними, умело проведя языком. Он не сомневался, что сейчас все её мысли заняты Учихой. Ее обуревало всепоглощающее чувство стыда, хотя он даже не распахнул полы расстёгнутой рубашки. Непослушное тело дрожало и отказывалось дышать, кожа горела там, где прикасались его обжигающе горячие губы. Какая ирония, ей они всегда казались холодными и скользкими. Но то, какой ценой она удостоверилась в обратном... Мышцы сократились в последней отчаянной попытке освободиться и обмякли, словно лопнули. Каждую клеточку теперь жгло каленым железом от недостатка воздуха, судорожных глотков спасительной свежести не хватало. В Конохе тоже успели использовать её тело, сил не было. Она сдалась. Суйгецу провёл языком свежие укусы на шее, ощущая солоноватый вкус крови, такой лёгкий и едва различимый. Карин расслабилась и он вновь перехватил запястья одной ладонью, а второй коснулся шеи, медленно, но верно, пальцы поползли ниже, чуть раздвинув ткань рубашки, пробежав по ложбинке меж грудей и плоскому животику. Он добился своего. Он победил. Довольно скалясь, он отпрянул от неё и чуть приподнялся, чтобы запечатлеть эту картину в своей памяти,напоследок проведя рукой по тяжело вздымающемуся боку девушки. И произошло то, чего Суйгецу никак не ожидал — она выгнулась навстречу прикосновению, томно выдохнув. Ошарашенный мечник доли секунды находился в забытьи, но то, как её горячее тело коснулось его груди, как изданный ею тихий полустон обласкал слух — напомнило ему давно позабытое чувство. Захотелось еще раз почувствовать то, что в быстротечный миг выскользнуло из его рук, захотелось вновь провести губами по горячей коже, захотелось прикоснуться. И ещё,и ещё... В каждым новым прикосновением он всё больше забывал себя и то, с какой целью затеял всё это. Нет, давно позабыл. В тот самый момент, как впервые прикоснулся к неожиданно нежной коже. Такие горячие и приятные губы распускали по телу волны удовольствия, словно круги по воде. Каждая клеточка будто хранила это прекрасное чувство, накапливала его. И чем их становилось больше — тем больше желало тело. Такое новое, неизвестное, непонятное... И до дрожи приятное, такое тёплое... Мышцы перестали монотонно тянуть, недавно болезненные укусы под умелыми губами теперь приятно саднили, не давая окончательно захлебнуться в волнах обжигающей неги. Нетронутое никем, юное девичье тело охотно подставлялось под ласки, разум заволокло сиреневым туманом, цвета тех прекрасных глаз, которыми она любовалась не так давно. Хотя, сколько с тех пор прошло времени она и предположить не могла. Может — миг, а может неделя, год, столетие, а может это всего лишь сон и она очнётся в холодной темнице? Это он её вытащил... Такие странные чувства, столь противоречивые, будто Суйгецу и тот, кто сейчас осыпал ее нежными ласками — вовсе не были одним и тем же человеком. По мере того, как ласки становились более смелыми, а всё тело собирало жар, будто готовилось к стремительному взрыву, думать становилось всё сложнее. — Это так... — Карин выдохнула это в очередной стон. "Глупое невинное тело контролировать сложно" — отдалённо, единственной трезвой частицей сознания усмехнулся Суйгецу. "Скажи же, что противно, скажи, что ненавидишь" — он так отчаянно нуждался в её обыденной пощёчине, потому что всё меньше узнавал себя. "...так приятно" — про себя завершила она, не в силах что-либо говорить. В голове всплыли образы Саске, такого идеального, словно сошедшего со страниц древних сказаний о богах,такого прекрасного и такого же далёкого. Такого холодного. Казалось, она только сейчас это осознала. А тот, что сейчас согревал ее своим теплом... "Саске бы не сделал этого..." — промелькнула в её голове шальная мысль. Находясь на грани реальности и забытья, она отбросила все мысли: и об Учихе, и о Суйгецу, и о том, что будет потом. Сейчас она тонула в омуте наслаждения и хотела, чтобы это никогда не прекращалось. Лёгкие девичьи руки легли на широкие плечи и от того жара, что передавался от кожи к коже, тело стало в разы чувствительнее. Очередное прикосновение чуть грубых ладоней выгнуло ее тело, рука Суйгецу скользнула на тонкую талию и прижала к груди тяжело дышащую Карин. Так захотелось прижать ее сильнее, впитать в себя до последней капли, слиться навсегда, ему никак не удавалось насытиться. Из мутного дыма ощущений его вырвало неловкое ёрзанье девушки в его руках: он до хруста рёбер вжимал её в себя. Опомнившись, он аккуратно опустил ее на землю, уткнувшись носом во влажную шею, судорожно вдыхая сладковато-терпкий аромат разгорячённого тела, боясь оторваться от неё, будто она эфемерная. Так нестерпимо захотелось прикоснуться к нему... по-настоящему. Она много раз била его по голове, вырывалась из шутливых захватов, случайно касалась плечом... Но всё это было, будто не с ним. Будто в ту самую минуту, как она бессильно сдалась, его подменили. Хрупкие пальцы пробежали по скуле, чуть коснулись влажного виска, смахнув капельки пота, чуть поманили и он оторвался от неровно бьющейся яремной вены и остановился на уровне ее лица. Во рту пересохло. Два задурманенных взгляда встретились: лиловый и алый. Карин готова была поклясться, что видела, как в потемневших фиолетовых глазах отплясывают черти. Тонкие алые брови умоляюще приподнялись, глаза будто что-то выискивали в глубинах лиловых омутов, полных бесов. Затуманенный взгляд метнулся к её губам и неуверенно заглянул в глаза, словно сомневаясь, словно противясь самому себе. — Ну же...— так хрипло, еле слышно, одними губами выдохнула Карин. Сухость во рту стала невыносимой, будто он годами скитался по пустыне без капли воды и наконец нашёл спасительный оазис. На ее губах. Суйгецу почти благоговейно приник к ней, поймав ее рваное дыхание. Поцелуй вышел почти невинным, таким воздушным, прикосновением губ, слиянием дыханий. Но даже от этого лёгкого слияния всё тело Карин сжал сладостный спазм, постепенно угасая и собираясь где-то в животе. Хотелось еще. Хотелось больше. Отстранившись от Карин, он, тяжело дыша, поднял мутный взгляд к её глазам. Очки съехали на нос, стёкла чуть запотели от влажного дыхания, чуть припухлые от поцелуя губы призывно приоткрыты, глаза прикрыты в немой просьбе. Что они делают? Что они уже сделали? "Что со мной?" — отстранённо, будто с другой планеты, будто чужие мысли. Произошедшее неясными отрывками возвращалось в голову, глаза потускнели, руки,обнимающее до этого такое желанное девичье тело, отпрянули. Карин непонимающе приоткрыла глаза. Черты ее утратили недавнюю красоту и притягательность, вернулась обыденная картинка. Словно до этого он был в очках и видел лишь неясные очертания реальности. Это же Карин. В непонимании он отпрянул от нее и сел на траве, осознавая, что в этот раз зашёл слишком далеко в желании поддеть эту идиотку. Он хотел лишь поиздеваться. Просто поддеть. Ничего более. "Просто поддеть... Как обычно..." — словно мантру твердил он себе, напряженно сморщившись. Когда его тепло исчезло, на неё тяжёлой лавиной рухнула реальность, выбив душу из разомлевшего тела. Что они только что натворили? Что она позволила ему натворить? — Каппа?.. — пожалуйста... — На этот раз с тебя хватит, — неоднозначный кивок и обычная ехидная ухмылка. Напряжение непреодолимой силы скопилось в глубине черепной коробки где-то за глазами, но слёз не было. Она дрожащими руками запахнула полы кофты, боясь прикасаться к замку и слышать его неровный визг, и на некрепких ногах поковыляла в противоположном от его силуэта направлении, не глядя под ноги, не разбирая дороги. Брови сошлись на переносице, нос так наморщился, что очки соскочили на самый кончик. Было до тошноты противно прикасаться к себе, особенно там, где прикасался он. Вспомнив его ласковые прикосновения она вздрогнула. Невозможно было поверить, что это была очередная его едкая шутка. Даже для него... Даже для него слишком жестоко. Пальцы коснулись припухших губ, всё еще хранивших его вкус. Её вновь передёрнуло. Ей предстояло о многом подумать... Не оборачиваясь, он услышал, как она уходит прочь, как трава влажным шелестом оглашает каждый ее шаг. Что же он натворил? Что они натворили? Взглянув на свои ладони, он вспомнил, что они вытворяли еще несколько минут назад и сжал губы в тонкую обескровленную полоску. Невидящий взгляд наткнулся на торчащую из земли корягу. "Значит, не о собственную ногу..." — отречённо промямлил в голове внутренний голос. Укоризненный взгляд словно твердил: "Погляди, что ты сотворил". Ему тоже предстояло о многом подумать. Им обоим предстояло о многом подумать...