- Ну так ты это, пить-то еще будешь? - я, прищурившись, смотрел на мужика.
Того немилосердно шатало, не смотря на то, что пятая его точка мирно покоилась на лавке. Да и вся нижняя половина тела была прилично так расслаблена. Настолько прилично, что по правой штанине от паха расплывалось темное пятно. Я брезгливо поморщился. Нет, на самом деле мне было абсолютно по пентаграмме что и где у него там расплывается, но ведь именно так, вроде, отреагировало бы большинство людей?
- А? - мужик разлепил заплывший глаз. - Ты хто?
Он уставился на меня расфокусированным взглядом и попытался смахнуть с лавки неуверенной рукой. Я привычно увернулся, поджал губы, имитируя улыбку, и переспросил:
- Так будешь пить-то? А то на раз осталось.
- Давай! - он так резко мотнул головой в знак согласия, что чуть не свалился на землю.
Ловить я его, конечно, не стал. Мне даже было немножечко жаль, что так аккуратно подвинутый мною камень оказался не у дел. Я его целых два часа в парке искал, а потом еще высчитывал и прикидывал, куда хмельная головушка приложится. Ну, чисто теоретически. У нас же договор: никаких убийств. Баста. Но в договоре ничего не было сказано о том, что нельзя перемещать по парку камни. Я вздохнул и вылил остатки какой-то ядреной бурды в мятый пластиковый стаканчик:
- Держи, Витек, будем жить!
- Ага, - мужик залпом опрокинул содержимое стакаша в широко разинутый рот, скривился и занюхал рукавом. - Я Серега.
- Ну Серега так Серега, не один ли бабайка, - буркнул я, недовольный тем, что Витек, оказавшийся Серегой, не спешил отключаться.
- Да! Сколько пацанов моих полегло!... - из мутных глаз Сереги вдруг брызнули слезы, уголки рта поползли вниз. Небритый несколько дней подбородок, покрытый неровной, местами седой щетиной, задергался, и мужик тихонько заскулил.
- Оу... - я чуть не перекрестился от неожиданности метаморфозы.
Сослуживцы. Серега любил много и красочно о них рассказывать. О настоящих, верных и преданных друзьях, которые полегли на полях Чечни и Афганистана. О боевых товарищах, спасавших его жизнь не раз, прикрывая собой от душманской пули. О тех, кого у Сереги никогда не было. Серега не был ни на одной войне. Ему даже повезло отслужить всего один год в родном городе. Откуда в пьяных фантазиях Сереги брались все эти тяготы и лишения военных будней — не знал даже я.
- Пойдем. Домой тебя отведу, - я поднялся, запустил руки в карманы и медленным, почти прогулочным шагом направился куда глаза глядят.
Пьянчуга потянулся за мной следом. Живучий гад. Семь лет спаиваю. Водил домой по самой середине шумящей машинами дороги, стравливал с собутыльниками, укладывал спать на стройке, сажал в скоростные проходящие поезда...
Я остановился на хлипком деревянном мостике, перекинутом через единственную в черте города небольшую речушку. Серега притормозил рядом, хватаясь неуверенными руками за шаткие подгнившие перила. Почти точно так же, как и она семь лет назад. Только пьяной она тогда не была.
Я всегда любил этот мост. С самого того времени, как еще светлые, едва обтесанные и густо пахнущие смолой дубовые бревна были перекинуты с правого берега на левый. Частенько сидел тут, свесив ноги к воде. Как и в тот день, когда молодая ведьма пришла просить помощи. Нет, не у меня, разумеется. Да и не умела тогда еще ничего — не научил никто. Это потом уже, со временем, до чего сама дошла, где добрые старушки подсказали... да и я способствовал активно. А тогда на мост зареванная со своим бабьем горем к воде пришла, дуреха. Говорят же где-то, мол, если расскажешь все свои беды на бегущую воду, то и унесет она их. Ну да, на воду я не очень-то похож. Но запала она мне в сердце до самых адовых головешек.
- Когда ж ты уже свое отходишь... - процедил я сквозь зубы, зыркая на шатающегося Серегу. Толкнуть бы вот так в плечо, легонечко, и делов-то. Нельзя. Сам должен.
- А тебе чего, разве плохо со мной? - как будто обиделся пьянчужка. - Ты хороший черт, не зеленый, как мужики рассказывают. На человека похож, и рожки совсем маленькие, за черными кудрями и не видать почти. А может ты мой ангел-хранитель? - в Сереге проснулся философ. - Ты ж помогаешь мне всегда! И выпить всегда найдешь, и до дома в любом состоянии доведешь, - он смачно рыгнул.
- Да сдался ты мне. Я жену твою люблю, - устало вздыхая, по десятому кругу объяснил я.
- Да я за Любку! - Серега кинулся в драку, но прошел сквозь меня, как через туман.
Ссадив лоб и руки в кровь о дубовые бревна моста, он попытался подняться, но смог только встать на четвереньки. На шатком старом мосту хорошо и уютно могло быть только мне, совсем как дома.
- Да ты ж чертяка! Она тебя и не видит даже, только я могу!
- Зато слышит иногда. И чувствует... - я прикрыл глаза, вспоминая тот единственный миг, когда Любушка проснулась от страха, почувствовав как я обнимаю ее сонную.
Я взглянул на Серегу. Он храпел, растянувшись звездой поперек моста. Изловчившись, я ухватил его одной рукой за щиколотку и поволок домой.
Любушка кровать не расстилала, прилегла на край, поверх покрывала. Уже и привыкла к мужу-пьянице, его похождениям, скандалам и позору, а все одно спала тревожно, если дома его не было.
Бросив Серегу отсыпаться на лавке во дворе, я поднялся в квартиру. Насмотревшись на спящую любимую, я аккуратно поправил прядь ее разметавшихся темных волос и нежно поцеловал подрагивающие веки:
- Скоро, любовь моя, потерпи еще немного...
***
- Тц, - начальник неодобрительно зыркнул на меня. - Морду попроще сделай, а то в ангелы переведут.
- Да! - я не мог сдержать счастливой улыбки. Что-либо спрашивать не было смысла, все равно никто не ответит. Хотелось отрастить два огромных крыла и взлететь... только бы не в Рай!
- Ну, договор выполнен, гм... на свой лад, - начальник пожевал губами. - Тебе повезло, что я не верховная братия, - он потыкал ручкой куда-то вверх, глядя в бумаги поверх очков, - придираться не буду. Похороны сегодня, разрешаю встретить.
- Да! - я кабанчиком метнулся к двери.
- И без сенсаций мне там! - раздался затихающий окрик начальника где-то за спиной.
***
- Ох, ну надо же, такая молодая!
- И сорока еще нет!
- Что ж так рано-то Боженька прибрал!
- Говорят, сердце...
- А муж еёйный-то, алкаш проклятущий, так и пьет!
- Ой-ёй-ёй...
Бабки причитали и охали над гробом, стоящим меж двух подъездных лавок. Я прятался в тени огромной ивы, раскинувшей свои серебристые косы до самой земли. Нельзя, никак нельзя мне такому счастливому показаться на похоронах. По договору Любушка теперь моя. Разлучил я их все-таки, дождался.
