Этой ночью

— Ты решила, что мы хотим сегодня опустошить все мои запасы виски? — пробурчал Командир, отбирая у неё первую бутылку.  — Они у тебя такие огромные, что нет, — говорит в ответ Сильвия. Удивительно. Прямо сейчас главная цель его жизни сидит на его ковре, тасует его карты и пьёт его виски. В полной досягаемости. В полной гармонии. Будто бы не понимает, что он хочет с ней сделать. Её это не волнует, она выглядит даже скучающей. Кидает на него ленивый взгляд. Командир вслепую нашаривает под матрасом блокнот, стоит ей отвлечься на ещё один глоток. По ту сторону двери раздаются крики, звон, шум, но им это безразлично. Дверь заперта на замок. Замок расплавлен. Им же. Он тихо перелистывает блокнот, аккуратно выводит ручкой число — тридцать семь. Числа начинают казаться ему бреднями одержимого, хотя, стоит признать, он и вправду одержимый. Она не успевает понять, что видит, когда он лёгким движением руки отправляет блокнот под кровать. Он боится, но всё же надеется, уверен, что сегодня провернёт то, о чём мечтал. В его руках карты, среди них — множество козырей. Самый малый из них — семёрка, у неё — шесть. Она делает первый ход. Командир смотрит на пики. Такие же в ряд насажены на копья в пыточной, они мозолят ему глаза при входе и сейчас. Они давно уже ждут её. Кажется, ждёт её весь корабль, вся Империя. Командир посматривает на неё чуть опьяневшим взглядом — хоть и видно, что она тоже чуть покачивается. Но она определённо лучше справляется с алкоголем в крови. Тем более, что доза небольшая. Они даже половину бутылки не выпили. Командир с наслаждением представляет покорённые планеты, убитых людей; представляет каждый раз, когда покрывает её карту своей. И каждый раз заглядывает ей в лицо. Она, кажется, не обращает на это внимание. Сдвигает брови. На щеках у неё — царапины, на руках — небольшие шрамы. Под ключицей — синяк. Его заслуга. Но даже здесь она ведёт счёт. Под форменной курткой — множество порезов, большинство из которых — её руки, ногти, камни на земле, на которые он то и дело напарывается в схватках. Ей-то всё равно. Командир позволяет себе скользнуть по её телу взглядом. Под одеждой шрамы не видны, зато заметны очертания мускулов. Плавность изгибов. Командир гонит мысли прочь. Она демонстрирует ему пикового туза. Вверх тормашками пики похожи на черви, — подмечает он. Черви стали козырем в следующем коне. Вновь у него — козырная семёрка. Он доливает себе виски. Сильвия, кажется, перестаёт следить за игрой. Создаётся впечатление, что она в ней не участвует. Что она вне игры. И она снова выигрывает. В помещении меняется температура и Командир нехотя стаскивает шлем. Секунда — они смотрят друг другу в глаза, почти касаясь носами. Её взгляд удивительно трезв, а ещё — игрив. Карточная колода шелестит, рассыпаясь. Он прижат ею к боковой доске кровати. Она подносит руку и проводит по его волосам. Зарывается пальцами глубже, почёсывает. Командир кое-как перехватывает её руку, но сдаётся. Тёплая волна бежит от головы, вниз, по позвоночнику, задерживаясь где-то в животе. Она смеётся. — Ты очень глупый, ты знал? Она оказывается по другую сторону кровати мгновенно, выхватывая из-под неё блокнот. Командир спотыкается, плюхаясь на кровать. Она ложится рядом, перелистывая клетчатые страницы. Перед её глазами мелькают числа, даты, заметки. «Боится щекотки. Но только под коленом», «любит: медузий пирог» и прочие мелкие детали, которые Вондер как-то на досуге нашептал Командиру на ухо. Сильвия заинтересованно смотрит ему в глаза. Словно ждёт, что он вытащит из шкафа пирог. И, видимо, не ожидает, что её будут им шантажировать — зато явно хочет перекусить. И даже согласна взять из его рук. Забавно, как много мыслей лезет ему в голову. А ведь он даже не уверен, что эта насмешливая улыбка — следствия пирога. Может, она ждёт, что он попытается защекотать её до смерти. Щекотка ведь — та ещё пытка. Неожиданно для себя он извлекает из шкафа пирог. Ещё даже не остывший.  — Знал, что я приду, да? — она не отрывается от чтения блокнота, лишь чует запах. Её чувства более остры, чем у него. Всё, чем он может похвастаться — ум и острейшее зрение. У неё — все параметры машины-убийцы. Она уплетает пирог за обе щёки. На губах остаются фиолетовые следы от безвредных, лишённых электричества трупов медуз. Он вытаскивает одну из тушек из общей массы и отправляет в рот. Чертовски вкусно, пусть и противно скользко. Шумы за дверью прекращаются. — Я, конечно, не психолог, — говорит она, — но, по-моему, ты одержим.  — Это плохо? — интересуется Командир, понимая, что не желает знать ответ. Особенно — её. Она не… Она не… За невозможностью даже подумать такое о женщине, что сидит, нахмурившись, против него, он с трудом мысленно заканчивает предложение: она не волнует его в этом плане.  — В каком-то смысле — да, — говорит Сильвия тоном, показывающим, что в этом вопросе всё решено. Он одержим и это в каком-то смысле плохо. Всё, больше она не задаёт вопросов. Блокнот пролистан лишь на половину, там ещё много исписанных страниц. Командир не даёт ей дочитать. Она посасывает пальцы, испачканные в остатках пирога. Командир отворачивается, краснея. Расстёгивает ворот куртки. Кажется, в пылу драки где-то там ищейки сбили температурные настройки на корабле. Она протягивает руку вперёд и медленно расстёгивает молнию. «Не делай этого», — мысленно шипит Командир, но приказ уходит в пустоту.  — Ты там считал встречи, — заботливо говорит она. — Какая эта? Командир кривится, откладывая блокнот.  — Угадай, — предлагает он. А затем, внезапно и для неё, и для себя, тоном, в котором чувствуется вся надежда на её догадливость, добавляет: — угадаешь — можешь снять с меня куртку. Она задумывается, попутно ногами стаскивая с себя кроссовки. Забирается на кровать полностью, складывая ноги.  — Семьдесят семь, — предполагает она. — Мне нравится это число.  — Далеко, — качает головой он. К сожалению, очень далеко. Она стаскивает с его правой руки перчатку. Он не то, чтобы против, но смотрит на неё с удивлением. В её взгляде вопрос — нельзя? Делай что хочешь, женщина, — одурманено думает он, чувствуя, как её холодные пальцы сжимают его ладонь. Он почти никогда и ничего не касается голыми руками. Перчатки давно стали частью его организма.  — Сорок восемь, — продолжает она. Перчатка скользит с другой руки. Командир выдыхает, отрицательно качает головой. Выходит слишком шумно, она обеспокоенно поднимает на него глаза — до этого всё её внимание принадлежало его рукам.  — Ближе, но нет. — Тридцать семь? Она читает правильный ответ в его глазах. Разум этого не желает, Командир боится этого, но она расстёгивает куртку до конца и стаскивает с него. Внимательно смотрит на покрытое шрамами тело. Командир теперь абсолютно беззащитен. Он незаметно высовывает ноги из сапог, и теперь они оба сидят посреди широкой кровати друг против друга. Как и всегда, только обычно они сталкиваются на поле боя. По окончании у неё всегда саднят кулаки — это даже заметно, — а костяшки пальцев зачастую разбиты в кровь. Он смотрит на её руки — не столько потому, что хочет, одновременно боясь, увидеть алые царапины и засохшую кровь, — а потому что её пальцы касаются живота. Ровно в том месте, где концентрируется весь комок его эмоций. Командир понимает, что в этой ситуации командует она. Он бы ни за что не привёл ситуацию к этой точке. Подсознательно он чувствовал, что они нарушают какое-то правило, переступают какую-то грань. Он бы не смог на такое решиться, хотя бы потому, что не понимал, как ему это необходимо. Не давал себе отчёта, что именно к этому он шёл. Что шрамы на её коже вызывают уже даже не чувство победы, а чувство сожаления. Он списывал эти глупые искры на какие-то глупые метафоры с техникой, но вот она истина — она просто идеальна и любая причинённая ей боль — камень на душу, томящее чувство вины. Хотя в каждую драку она ввязывается с удовольствием, да и молотить его ей доставляет радость, и это факт. Бесчисленные шрамы — тому подтверждение. Он вздрагивает, когда она проводит по самому длинному.  — Твой подарок, — говорит он.  — Сожалею, — усмехается она, и понятно — ей ничуть не жаль. — Глупый подарок, — их лица близко-близко.  — Уж лучше платформ от Вондера или электрических разрядов от Хейтера, — усмехается он. Слова звучат необыкновенно звонко и даже привычно язвительно. Он чувствует, что смотрит на свет сквозь заросли леса, где потерялся, казалось, минуту назад. Косится на часы — они наслаждаются друг другом уже часа полтора.  — Как всё однообразно с твоими подарками, — качает она головой и, наклонившись ближе, жадно целует. Грубо, страстно, словно победительница. Командир сдаёт позиции. Она проводит пальцами по шрамам. У него трясутся губы, пальцы. Внезапно бросает в озноб. Возможно, опять что-то не так с температурой на корабле. Возможно, этот глухой стук к этому причастен. Или его слышит только он? Сильвия успокаивающе берёт его руки. — Только не говори, что с тобой такое впервые, — она позволяет схватить её за лямки майки, а затем наставительно тянет его кисти вниз. Он неуверенно кивает и утыкается лицом ей в плечо. Касается губами ключиц. — Не думала, что ты признаешься. Он сам не думал, что признается. Не думал, что кивнёт, не думал, что так среагирует. Напряжение из живота разносится по всему телу.  — Я помогу, — она вдруг смеётся. Он хочет пошутить про её образ жизни, про драки, про убийство, но забывает всё на свете, когда она подхватывает его тёплой волной. Замок на двери расплавлен, карты разбросаны по полу — пики лишь перевёрнутые черви. Бутылка наполовину пустая, от пирога не съедено и двух шестнадцатых, бластер в ящике не понадобится, а из блокнота можно выдернуть оставшиеся страницы. Всё сейчас в их руках, первостепенная цель достигнута. Что дальше? Не важно. Бессонные ночи ожиданий, желания и томлений окупятся сегодня сполна.