Прощение

Гинтоки очнулась после продолжительного крепкого сна. Она лениво разлепила глаза и уставилась в потолок. Левая рука сильно затекла, из-за чего она чувствовало неприятное покалывание. Голова гудела из-за невыносимой августовской духоты, и Гинтоки чувствовала, как под густыми прядями волос на лбу начинала выступать лёгкая испарина. Она удивилась, когда поняла, что ни Шинпачи, ни Кагуры не было дома. Лишь снизу доносились тихие приглушенные звуки, видимо, Отосэ открывала закусочную для посетителей. Гинтоки про себя отметила, что ей бы тоже сейчас не помешало выпить, желательно чего-нибудь алкогольного и отвратительно крепкого. Каждую её мысль занимал один-единственный человек, о котором ни вспоминать, ни думать не хотелось вообще, но это у неё просто не получалось. Чуть больше двух недель назад, таким же удушающе теплым вечером они встретились в каком-то баре. Неожиданно для них самих все их множественные противоречия и разногласия остались где-то за порогом, и они общались друг с другом очень много и непривычно откровенно. Они пили от души, разделяя друг с другом боль от нанесенных жизнью ран и постепенно забываясь. Хиджиката Тоширо, к её большому удивлению, оказался пылким и в то же время очень нежным любовником. Во время близости Гинтоки стало ясно, что он был опытен и достаточно сведущ в делах любовных, ведь после каждого его прикосновения или движения у неё буквально сносило голову. Близость с мужчиной ещё никогда не доставляла ей такого удовольствия. Гинтоки знала, что потом они обязательно пожалеют о том, что произошло. Но это будет только потом. Утром она проснулась в скромном номере гостиницы, которая так кстати находилась этажом выше бара, в котором они встретились. Хиджиката ушел, когда она спала, и о его недавнем присутствии напоминали только едва ощутимый запах табака и мяты, лаконичная записка, гласившая, что номер оплачен, и влага меж её ног. Гинтоки вышла из отеля в полдень, сопровождаемая любопытными и завистливыми взглядами сотрудниц. Наверное, они хорошенько пошумели той ночью, и из-за этой мысли она усмехнулась. Потом в каком-то кафе недалеко от Терминала её подловил Соичиро-кун, который почему-то не отзывался на это имя, и представил ее своей старшей сестре. Они весь день занимались какой-то ерундой, но Гинтоки нехотя отметила, что ей было даже весело. Когда уже стемнело, она проводила Окиту Мицубу к дому ее жениха и выслушала горячую благодарность за заботу о Сого и за приятно проведённое время. Подъехала патрульная машина, из который медленно вышел недовольный Хиджиката Тоширо. Он вел себя как самый мерзкий и дотошный коп на свете, и Гинтоки скривилась. — Тоширо-сан, — услышала она мягкий и дрожащий голос Мицубы. Какое-то время она и Хиджиката смотрели друг на друга, и Гинтоки, прибегнув к исключительной женской дедукции, сразу же всё поняла. Её догадки подтвердились, когда у переволновавшейся Мицубы случился жуткий приступ кашля, и Хиджиката практически мгновенно ринулся к ней. Гинтоки навещала её в больнице, когда Сого был на работе, стабильно проводя с ней по несколько часов в день. Она развлекала Мицубу рассказами о Йорозуе и их приключениях, хотя той, конечно, было бы интересней послушать про жизнь младшего брата. Иногда Гинтоки приходилось переключаться на эту тему, и она бессовестно врала Мицубе, что Соичиро-куну живётся в Эдо просто превосходно. Её ложь была совсем неубедительной, но Мицуба снисходительно позволяла Гинтоки и дальше вешать лапшу ей на уши, понимая, что она хотела «как лучше». — Хочешь чего-нибудь? — спросила Гинтоки, отложив свежий номер Джампа. Она встала со стула, потянулась и расправила плечи. — Я тут автомат видела этажом ниже, всё равно собиралась сходить за клубничным молоком. — Сэмбэй, — неуверенно ответила Мицуба и после непродолжительной паузы добавила: — острые. Гинтоки вышла из палаты, запах медикаментов и хлорки ударил в нос. Она поморщилась, что-то очень недовольно пробурчала и, не торопясь, дошла до автомата и удивилась, увидев возле него мрачного Хиджикату Тоширо. — Ты бы навестил её, — произнесла Гинтоки неожиданно холодно, даже не взглянув на него. — Здесь не курят, — заявила она и резким движением вытащила сигарету, которую он успел зажать между губ. — Эй, — недовольно отозвался Хиджиката, нахмурившись, из-за чего стал еще мрачнее, — обойдусь без твоих советов. — Что ты здесь делаешь? — спросила она как бы между делом, выбирая в автомате сэмбэй по-острее. — Забираю лекарства для нашего лазарета, — сухо отрапортовал он, и Гинтоки вдруг безумно захотелось передразнить его и вывести из себя. Её начинало раздражать, что он умел так искусно притворяться, что между ними ничего не было. Потому что сама Гинтоки так не могла. — Надеюсь, эти лекарства лечат от свинского поведения. Бывай! — она быстро подхватила клубничное молоко, выпавшее из автомата, и повернулась к нему спиной, небрежно махнув на прощание рукой. — Стой! — гаркнул Хиджиката и перехватил ее руку. Пациенты и несколько медсестер смотрели на них с нескрываемым любопытством. Гинтоки его тон напугал, и она даже подпрыгнула от неожиданности, едва не выронив все из рук. — Что тебе надо от меня? — спросила Гинтоки, скривив недовольную гримасу. — Нет, это ты чего хочешь от меня? — Я уже сказала, чего хочу — навести её. — Нет, ты не этого от меня добиваешься. Ты… — он замялся на какое-то мгновение, подбирая правильные слова, — ты всё ещё думаешь о том, что произошло тогда, так ведь? Гинтоки поджала губы. Он раскусил её слишком быстро. Когда она проснулась тем утром одна на развороченном к чертям футоне, то почувствовала себя последней дурой. Записка с поистине идиотским содержанием, которую он оставил тогда, была сродни пощечине, а сам его уход — ударом по её самолюбию. Гинтоки знала, что той ночью ему было хорошо, ведь она помнила выражение его лица, легкие судороги его тела и его хриплые стоны над её ухом. Возможно, она рассчитывала, что они вместе отужинают и объяснятся или по крайней мере проснутся утром в одной постели и решат, что же делать дальше. Гинтоки не понимала, почему он боялся подпустить её к себе. Они очень похожи, пусть всегда и твердят обратное, и Гинтоки смогла бы понять его, как никто другой никогда бы не смог. Но он лишь отталкивал её. — Думаю, — честно ответила она, прожигая его невыносимо пронзительным взглядом, — и понятия не имею, что мне с этим делать. Несколько секунд Хиджиката смотрел на неё то ли гневно, то ли растерянно. Он тяжело дышал, его рот был открыт, словно он хотел что-то сказать, но не мог выдавить из себя ни единого слова. Его обдало порывом свежего ветра, который ворвался в холл больницы через открытое настежь окно. Хиджиката медленно отпустил её руку и попятился назад. Гинтоки развернулась и, не оборачиваясь, быстро ушла. Её щеки горели, и сердце билось в неистово бешеном ритме. Она явно чувствовала жар его ладони на кисти своей правой руки. Гинтоки остановилась возле палаты и приложилась затылком к холодной стене, чтобы хоть немного осnудить свою горячую голову. Она сделала несколько глубоких вдохов и выдохов, чтобы привести сердцебиение в норму и хоть немного успокоиться. Гинтоки открыла дверь и практически беззвучно прошла в палату. Мицуба уснула. В последнее время она была очень плоха: приступы участились, периодически поднималась высокая температура, которую удавалось сбить с большим трудом, а её кожа была практически такой же белой, как стены палаты. Гинтоки бросила пачки с острым печеньем на прикроватную тумбу, накрыла Мицубу тёплым пледом и удобно устроилась на стуле. — Как же он меня бесит, — тихо протянула Гинтоки, зажмурив глаза и проведя тонкими пальцами по переносице. — Угораздило же нас, да? Влюбиться в такого чёрствого болвана. Она посмотрела на мирно спящую Мицубу, которую, казалось, ничего сейчас не тревожило. Она лежала к ней спиной, немного свернувшись и подложив правую руку под голову. Гинтоки нравилась Мицуба. — Ты хорошая женщина, — продолжила Гинтоки таким же непривычно тихим и нежным голосом, — я встретилась с ним, сейчас, когда ходила за этими невыносимо острыми сэмбэями. Сказала, чтобы он навестил тебя, ведь он ни разу этого не сделал, да? Чёртов дурак. Гинтоки сжала кулаки и хмыкнула. Он её уже оттолкнул, так что теперь мешало ему выразить свою любовь к этой прекрасной и доброй женщине? Она злилась на него и теперь уже не знала, из-за чего именно. То ли из-за той ночи, то ли из-за отношения к Мицубе, то ли из-за его отношения к чувствам женщин в целом. Гинтоки цыкнула и резко вскочила со стула, собираясь покинуть палату, но её остановил слабый голос Мицубы: — Тоширо-сан… всегда был так недосягаемо далеко от меня. Но мы с тобой совершенно разные, Гин-сан. Ты понимаешь его лучше, чем Кондо-сан, Со-тян, я и даже он сам. Не дай ему ошибиться и оттолкнуть тебя. Если ты позволишь ему сделать это, я непременно буду очень несчастлива. Гинтоки слушала очень внимательно. Всё её тело сильно напряглось: она стиснула зубы и вцепилась в дверную ручку так крепко, что её пальцы даже побелели. Глаза застелило влажной пеленой, и она еле справлялась с подступившими слезами, глотая их с большим трудом. Мицуба была очень добра, и эта её доброта в буквальном смысле терзала сердце Гинтоки. Она уступила ей. Уступила мужчину, которого безмерно любила все эти годы лишь по тому, что уверена — только Гинтоки сможет его осчастливить. Ради его счастья, ради этого холодного и безразличного ко всему человека Мицуба приносила свою горячую любовь к нему в жертву и была уверена, что эта жертва оправдана. Так будет лучше. Но сама Гинтоки вовсе не была этому рада. — Отдыхай, — выдавила она из себя и вышла из больничной палаты, с трудом дыша. Окита Мицуба скончалась через четыре дня.

***

Гинтоки сидела в закусочной Отосэ, медленно потягивая сакэ. Вечер был прохладным, и выпивка была как раз кстати. Отосэ ничего не говорила ей, не отпускала комментариев по поводу женского алкоголизма, не донимала расспросами. Она молча поставила перед ней бутылку, разделив с ней первую пиалу. Повеяло холодом, и в закусочную кто-то зашел. — Оставь нас, Отосэ-сан, — попросил её Хиджиката, и старуха с удивительной покорностью удалилась, прихватив с собой Таму и любопытную Катерину. Других посетителей не было. — Будешь? — равнодушно спросила его Гинтоки, предлагая пиалу сакэ. Хиджиката принял её, и они выпили, помянув Мицубу. — У меня есть одно дело для Йорозуи, — произнес он, закуривая сигарету. — Я не смогу за него заплатить, но надеюсь, что ты за него все же возьмёшься. — Какое дело? — Не держать на меня зла. Гинтоки ухмыльнулась и покачала головой, немного нахмурив брови. Она наполнила их пиалы и, взяв свою, повернулась к нему полубоком. Хиджиката, как и всегда, был хмур, но в его взгляде она чувствовала едва заметную теплоту. — Это очень сложное задание, одно из сложнейших, которых мне когда-либо предлагали, — сказала она очень серьезным тоном. — Я не могу точно сказать, сколько времени у меня уйдет на его выполнение, подозреваю, что очень много. Велик шанс провала, не берусь утверждать, что смогу вообще выполнить его. Но я попробую. Хиджиката хмыкнул. — Я ведь сказал, что не дам за него ни йены. — Мне и не нужно.