Приручение снитча

Северус не говорил. Нет, он мог шипеть, мычать, хрипеть что-то невнятное, но зачем? Его немота была только всем на руку. Идеальный Снейп. Хмурится, прикрывает глаза, демонстрирует миллион выражений лица — от сарказма до презрения — и не произносит ни слова. Вообще ни одного. Красота, а не Снейп. Самому Северусу не сильно мешала немота. Он даже записками пользовался редко, считая, что и так наговорился на всю жизнь вперед. Сразу после выписки из Мунго, получив неутешительный диагноз «Необратимое повреждение голосовых связок», он уединился в подземельях, тренировался в использовании невербальных заклинаний, варил необходимые для нужд школы зелья и спокойно портил всем окружающим настроение. Не словами, нет, конечно. Одним своим видом. И это было чудесно. Реакция та же, что и раньше, а усилий приходилось прикладывать гораздо меньше. Обыкновенный выход к обеду лишал аппетита всех сидящих напротив в радиусе как минимум двух лавок. Все было идеально! Нагрубить или сделать замечание никто не решался. А как же? Обидеть человека, который не может ответить — не этично. Вот и приходилось всем приличным добропорядочным магам молча терпеть ехидные ухмылки, насмешливые взгляды и пренебрежительные жесты. Северус не злоупотреблял своим положением, но с периодичностью раз в несколько дней позволял себе потешиться и присоединялся к общим трапезам. Почему кто-то сидел рядом с преподавателем? Все просто. Занятия были перенесены на несколько месяцев, а отряд добровольцев, восстанавливающих Хогвартс после финальной битвы, обедал за одним длинным столом в небольшом кабинете, используемом в качестве столовой, штаба и комнаты отдыха одновременно. Пока еще грело августовское солнце, частенько ужин накрывали прямо перед главным входом, но и тогда никто не стремился раздвинуть столы. Чувство единения захватило всех победителей, и даже условно проигравшие поддались ощущению мирного счастья и купались в лучах толерантности и терпения, царивших в Хогвартсе. Поскольку Северус почти не участвовал в строительном коллапсе, гордо именуемом «реставрацией», он имел возможность спокойно наблюдать за этим всеобщим напускным идиотским счастьем. Были, конечно, и вменяемые личности, типа МакГонагалл и Флитвика, которые с холодной головой решали по-настоящему насущные проблемы. И еще был Поттер — в принципе не вписывающийся в картину послевоенного мира. «Герой» все больше отдалялся от реальности. Он, конечно, улыбался, обменивался с друзьями похлопываниями по плечу, слащавыми приветствиями, ничего не значащими фразами, но все чаще выпадал из окружающего веселья и смотрел пустыми глазами в неясную даль, словно героиня классического романа, ожидающая своего принца из дальнего странствия. По вечерам Поттер исчезал и возвращался только когда темнело, и никто не мешал ему спокойно пробираться в спальню. Большинство участников стройки жили в Хогвартсе, занимая комнаты в уцелевшей южной башне, но некоторые выбрали спальни Слизерина, демонстрируя свою либеральность к проигравшей стороне. Поттер, естественно, одним из первых сделал этот широкий жест, и Северус частенько замечал, как тот крадется по темным коридорам в свою комнату. Нет, ему не было плевать на мальчишку. Напускная неприязнь давно прошла, да и «герой», если честно признаться самому себе, заслуживал уважения. Конечно, Северус осознавал, что, не обладая усидчивостью и тягой к знаниям, Поттер не смог на высоком уровне овладеть школьными дисциплинами. И только его природное любопытство, которое не имело ничего общего с любознательностью, помогало закрыть самые большие прорехи в образовании. Но во всем, что касалось человеческих качеств, Поттер отличался чистотой, какой-то безграничной правильностью и эмоциональностью без напускного лицемерия. Северус всегда считал таких бесхребетными идиотами, но никогда не встречал такого идеального идиота. А ему нравилось все идеальное. * * * Будто заразившись от Поттера глупым любопытством, Северус решил узнать, куда тот скрывается по вечерам. Он успокоил себя, что это просто привычка быть в курсе всех злоключений мальчишки. Северус посетил ужин, чем в очередной раз удивил и огорчил всех. К концу трапезы, заметив, как Поттер воровато оглядывается, Северус тихонько вышел из-за стола, проскользнул во двор и спрятался в тени деревьев недалеко от входа. Долго ему ждать не пришлось. Почти сразу за ним из замка вышел «объект наблюдения» и направился в сторону квиддичного стадиона. Поттер несколько раз оглядывался, но слежки так и не заметил. То ли он от природы был невнимательным, то ли Северус за годы шпионажа очень хорошо научился оставаться невидимым. Подойдя к дальней, почти разрушенной трибуне, Поттер подлез под покосившуюся лавку и устроился на одной из обрушенных балок. Он сложил ладони на коленях и уставился на заходящее солнце. Северус чуть не застонал от разочарования. Он-то ожидал идиотских действий, направленных на поиск приключений на геройскую задницу, а ему открылась идиллическая картинка — Поттер медитирует на закат. Но тут неподалеку что-то блеснуло. Почти над самой землей замельтешил маленький, сверкающий шарик. Присмотревшись, Северус различил крылышки снитча. Только летел он странно: все время то припадая к земле, то рывками поднимаясь вверх. Поттер напрягся, и шарик тут же дернулся назад, словно испугался. Он перевернулся в воздухе и шлепнулся на каменную плиту. Стук металла заставил Поттера поморщиться, но он тут же принял расслабленную позу и зажал пальцы между коленями. Снитч качнулся и снова начал махать крылышками. Теперь стало понятно, почему он так странно летел: одно крыло было надломлено ровно посередине. Самое необычное — шарик вел себя, как разумное существо. Снейп даже решил, что это та самая птичка — сниджет — которую использовали в игре на заре квиддича. Но отсутствие клюва и выщербленные на золотистых боках выемки опровергали эту теорию. Поттер пристально смотрел на снитч и не заметил, как из-за соседней балки осторожно наклонился Северус, чтобы изучить столь странный спортивный инвентарь. Снитч пошкрябал сломанным крылом по камню и замер, словно принюхиваясь к наблюдавшему за ним человеку. Поттер закрыл глаза, и тут Северус ощутил что-то странное — какое-то едва уловимое тепло, по ощущениям напоминающее давно забытое чувство еле ощутимого, но ласкового прикосновения. Снитч встрепенулся и стал поворачиваться то одним, то другим боком, будто ластящийся котенок. Так продолжалось несколько минут, и Северус почувствовал, что и сам готов уподобиться блестящему шарику и млеть под приятным и теплым ощущением. Поттер ссутулился и оперся локтями о колени, а снитч застрекотал крылышками и подлетел ближе. На мгновение он замер рядом с ногой Поттера, а потом опустился на балку. Казалось, оба уставились на половинку красно-желтого диска, скрывающегося за кромкой леса. Только явно сдерживаемое дыхание Поттера и то, как он застыл в неудобной позе, выдавало хрупкость доверия снитча. Северус незаметно отошел и еще некоторое время следил за ними издалека. Когда над лесом остался только краешек солнца, ярким бликом отразившийся на золотом боку удаляющегося шарика, Поттер выпрямился и встряхнул явно затекшими руками. Северус поспешил уйти раньше него. * * * С этого дня Северус стал ходить к стадиону, как на работу. Ежевечерняя магическая ласка стала для него сродни жизненной необходимости. Да и проклятое «вирусное любопытство» не давало спуску. Каждый день он все ждал каких-то новых шагов от Поттера, но тот не спешил что-либо предпринимать, напитывая странный снитч, а заодно и Северуса, теплом, и терпеливо приручая шарик — ни одного движения рукой, резкого поворота или громкого звука. Снитч же, в свою очередь, не сократил расстояния до ноги Поттера ни на дюйм, и видимых продвижений в дрессировке не намечалось. Северус злился на строптивый снитч, потому что он сам уже был готов поддаться такому приручению. Хоть и не признавался в этом. * * * Ирма Пинс была явно крайне удивлена, обнаружив профессора Снейпа обложившимся книгами о квиддиче. Это неожиданное и странное увлечение, к счастью, не вышло за пределы библиотеки, и Северус с упорством, присущим ему только в глубоко научных областях, ежедневно штудировал талмуды бездельников, воодушевленно рассуждающих о непрактичном занятии безмозглых спортсменов. Теперь его дни были разбиты на три части: до обеда — приготовление зелий, после обеда — изучение тонкостей спортивного инвентаря, а после ужина — «принятие магических ванн авторства всенародного героя». Так как процесс одомашнивания снитча сильно затянулся, Северус решил подтолкнуть Поттера. В один из вечеров он подложил на «дрессировочную площадку» книгу о магических предметах, которые якобы обретали признаки интеллекта. Северус оставил закладку на странице с описанием давней истории об одичавшей магической игрушке. Медная стрекоза, которая должна была развлекать младенца яркими крылышками и мелодичным перезвоном, улетела и была замечена со стаей летучих мышей, проживавших на чердаке. Хозяева своевольной поделки вызвали мастера, и тот несколько недель приманивал ее. Подробностей процесса в книге не было, но говорилось, что в результате стрекозу забрали, оставив вместо нее другую игрушку. Следом были напечатаны свидетельства очевидцев буйства нескольких метел и своеволия магического будильника. К книге Северус приложил свитки с чертежами снитча и подробными инструкциями по его починке. На следующий день Поттер не отрывался от чтения даже во время обеда, и Северус довольно улыбался, пугая своим видом и без того обеспокоенных его частым появлением за общим столом «реконструкторов». Даже Рон Уизли, сидевший в это время довольно далеко, подавился и закашлялся. Поттер же оторвался от чтения и рассеянно оглядел собравшихся за столом. Наткнувшись на хитрый взгляд Северуса, он почему-то покраснел и поспешил снова уткнуться в книгу. Это насторожило. * * * На следующий день Северус обнаружил на своем пороге подарок. Книга в яркой глянцевой обложке лежала у двери. На обложке крупными буквами блестело название: «Приручение диких животных. Азы дрессировщика». В этот вечер Северус не пошел на стадион. Он читал маггловскую книгу и все больше злился. Осознание, что Поттер приручил не только снитч, безумно раздражало. Северус относил себя к особо опасным хищникам, а оказалось, он поддавался дрессировке, как обычная служебная собака. Нет, не обычная, а очень дисциплинированная. И как с этим теперь жить? Северус отнес все книги по квиддичу в библиотеку. Теперь он обедал только в своих комнатах и старался совсем не выходить из замка. Особенно во второй половине дня. Особенно ближе к вечеру. Особенно когда солнце заходит. Желание отправиться к стадиону стало сродни рефлексу. Что-то вроде болезненного пристрастия заставляло прислушиваться к шагам возвращающегося в свою комнату Поттера, а необходимость видеть его сосредоточенный профиль усиливалась с каждым днем. Когда Северус уже готов был сдаться и пойти посмотреть на результат дрессировки, Поттер сам пришел к нему. Он просто постучал в дверь лаборатории и, как только Северус распахнул ее, протянул кусок пергамента. От неожиданности Северус даже не возмутился. Он выхватил листок и бегло просмотрел корявые строчки рецепта зелья. Это был раствор для скрепления серебряных частей магических артефактов. Указав на стул в дальнем конце комнаты, Северус сразу направился к рабочему столу. Пока готовился не слишком сложный состав, он спиной чувствовал внимательный взгляд и почему-то нервничал. Сразу вспоминались строчки из книги о приручении животного человеком. О визуальном и тактильном контакте. И Северусу невероятно захотелось именно второго. Когда он отдавал флакон с зельем, Поттер улыбнулся и кивнул, а потом вдруг провел ладонью по его руке и вышел. Северус еще долго стоял посреди лаборатории и сжимал предплечье, будто боясь, что ощущение тепла исчезнет, стоит только отпустить руку. * * * В этот вечер Северус пошел на стадион. Он уже не успокаивал себя тем, что просто хочет проверить эффективность своего зелья. Сдавшись воле дрессировщика, Северус подошел к той самой балке и опустился на нее, поджидая Поттера. Как только он сел, из кустов послышалось стрекотание и оттуда вылетел снитч. Сначала он остановился, будто присматриваясь, а потом, цепляясь за траву поломанным крылом, направился к Северусу. Тот по инерции протянул к нему руку, и шарик без колебаний опустился на раскрытую ладонь. Северус залюбовался тонким орнаментом на золотых боках и хрупкими серебряными пластинками крылышек. Он даже не заметил, как к нему приблизились со спины, и только слегка вздрогнул, когда у самого уха послышался вздох. — Тс-с-с-с-с, — прошептал Поттер. — Не спугните его. Он подхватил качнувшуюся руку Северуса, обнимая его сзади. — Держите его. Мне как раз понадобится ваша помощь. Возьмитесь за кончик сломанного крыла и вытяните его. Северус, как заговоренный, выполнил инструкцию. Он мог только ощущать тепло прижавшегося со спины тела и тяжесть на ключице: Поттер положил подбородок ему на плечо и аккуратно капал зельем на перелом снитча. — Тихо. Тихо. Сейчас все должно срастись. Натяните сильнее. Вот так. Надломленное крылышко восстанавливалось на глазах, но Северус никак не мог сосредоточиться на этом. Его больше волновала рука Поттера, обхватившая его ладонь, и горячее дыхание на щеке, и сильное тело, прижавшееся сзади. Северус медленно повернул голову. Осталось только слегка наклониться и задеть губами вздернутый нос, а если Поттер поднимет подбородок, то можно будет его даже поцеловать. Но тот отвернулся и заулыбался, глядя прямо перед собой. Над ладонью Северуса летал снитч, щекоча кончики пальцев крыльями. А Поттер все не отпускал его руки, еще и поглаживал чувствительную кожу большим пальцем. И снитч все не улетал, и Поттер все улыбался, и Северус не хотел, чтобы это заканчивалось. Так они и сидели, глядя на исчезающее за горизонтом солнце. Когда Поттер накрыл своей ладонью ладонь Северуса, снитч дернулся и отлетел подальше. — Не волнуйтесь, это он из-за меня. Снитч запоминает первого, кто коснется его голой рукой. Это на случай спорных моментов в игре. Больше он никому в руки не дастся. А Северусу почему-то очень захотелось, чтобы и Поттер никому больше в руки не давался...