Все вкусы волшебства

Воздух в доме Блэков был затхлым и таким застоявшимся, что его, казалось, можно пробовать на вкус. И это был бы очень неприятный вкус – может быть, плесени, как у попавшейся Гермионе этим утром конфетки, а может, пыли и паутины. И совершенно точно – горя. Впервые в жизни Гермиона подумала, что у горя тоже есть вкус. Может быть, тоже каждый раз разный, как у «Берти Боттс». — Вот, мама, я их привел, — сказал Сириус, остановившись перед портретом старухи в черном траурном чепце, мертвенно-бледной, с сурово поджатыми губами и страшными в своей безжизненности глазами – в тени от чепца Гермиона не могла разглядеть их цвет, но отчего-то казалось, что у Сириуса такие же. Они вообще были похожи, но сходством не матери и сына, а двух полутрупов. Гермиона подавила желание обхватить себя руками и отвернуться: все же эта дама была, в какой-то степени, хозяйкой дома, а они – гостями. — Это Гарри Поттер, мой крестник, и его подруга Гермиона Грейнджер. Моя мать, Вальбурга Блэк. — Здравствуйте, мадам, — под пронизывающим взглядом портрета Гермиона чувствовала себя неуютно. Гарри торопливо поздоровался вслед за ней; ему, кажется, тоже было не по себе. — Сын этого шалопая Джеймса? — переспросила мадам Вальбурга. — А ты, девочка? —Мои родители магглы, — коротко ответила Гермиона. — И ты грозилась упечь моего сына в маггловскую больницу, — старуха рассмеялась скрипучим, пронзительным смехом. — Что ж, его только так и проймешь. С перепугу даже вспомнил дорогу в родительский дом. — Мама… — Молчи уж! Девчонка-магглокровка оказалась разумней тебя, позор моего рода. Может, хоть теперь возьмешься за ум. Добро пожаловать в дом Блэков, Гарри Поттер и Гермиона Грейнджер. Я благодарна вам за сына. Кричер! Гермиона моргнула: рядом с ними появилось самое странное существо из всех, которых она уже успела увидеть в волшебном мире. Низенький, гротескно-уродливый гуманоид, совершенно голый, если не считать грязной набедренной повязки, и явно очень старый. Из его больших, как у летучей мыши, ушей торчали пучки седых волос, длинный мясистый нос напоминал рыльце землеройки, а водянисто-серые с краснотой глаза слезились. Кожа, казалось, была настолько ему велика, что могла вместить несколько таких, как он; худые ручки и ножки с выпирающими, узловатыми суставами усиливали впечатление немощи. Гермиона прикусила язык: кажется, с этими Блэками фраза «вам срочно надо к врачу» станет ее любимой, но какой врач взялся бы лечить вот это?! Разве что исследовать… Интересно, есть ли больница для волшебных существ? — Это Кричер, домовик, — сказал Сириус, заметив реакцию детей. — Совсем дряхлый стал и, по-моему, малость сбрендил в одиночестве. — А кто виноват? — горько спросила мадам Вальбурга. — Кричер, это Гарри Поттер, крестник моего сына, и его подруга Гермиона Грейнджер. Они гости дома Блэк. — Как скажет хозяюшка Блэк, — Кричер низко поклонился и оглядел Гарри и Гермиону пронзительным взглядом. — Чего желают гости? — Сириус, — тихо сказал Гарри. Добавил, спохватившись: — Мадам Вальбурга. Можно, я буду жить с Сириусом? Крестный, ты ведь можешь забрать меня от Дурслей? Я могу убирать в доме, и готовить, и… — Убирать и готовить – дело Кричера, — проскрипел домовик. — Негоже наследнику благородной волшебной семьи отбирать работу у домового эльфа! — Наследнику благородной семьи? — переспросил Гарри. — Род Поттеров известен с двенадцатого века, — торжественно сообщила мадам Вальбурга. — Ты, похоже, шалопай вроде своего отца, раз совсем не интересуешься своими корнями. — А кто бы мне рассказал? — буркнул Гарри. — В школе все твердят одно и то же: «ах, ты вылитый отец, ах, у тебя глаза матери», а дома… Я, мэм, живу с маминой сестрой, а она ненавидит все, что касается волшебства. — Ты живешь с магглами?! О наследнике Поттеров не позаботилась ни одна волшебная семья?! — мадам Вальбурга даже покраснела от ярости, хотя, спрашивается, как может покраснеть портрет? — Сириус! Отчего ты сразу не сказал? Я поняла так, что Гарри всего лишь гостит у родственников матери! Немедленно! Кричер, приготовь комнату. Гарри, Сириус, отправляйтесь. Мисс Грейнджер… — Я могу чем-то помочь, мэм? — Скрасить мое ожидание, деточка. — Мы скоро! — в полном восторге пообещал Гарри. Хлопнула дверь, впустив на мгновение напоенный солнцем и жаром асфальта летний воздух, и в доме Блэков стало очень, очень тихо. Вальбурга вздохнула: — Расскажи мне, что происходит нынче в волшебном мире. Я, видишь ли, умерла восемь лет назад и с тех пор не покидала этого портрета. Понимаю, ты мало что знаешь, но хотя бы о Хогвартсе, о Гарри, о тех, кто с вами учится. Не представляешь, как это сводит с ума — висеть здесь одной и вспоминать былые времена вместе со старым домовиком. Не будь я всего лишь портретом, уже, наверное, коротала бы время в Мунго, в одной палате с несчастными детьми Августы. Гермиона не знала, кто такая эта Августа и ее несчастные дети, но основную мысль уловила – трудно было бы не уловить. Ей было жаль старую женщину, прожившую в одиночестве свои последние годы и не получившую покоя даже после смерти. Все-таки эти волшебные портреты – жестокая штука! И она рассказывала – о том, как познакомилась с Гарри, об их приключениях и о том, что летом жизнь у Гарри совсем не сладкая и он ненавидит каникулы. О лентяе Рональде, его братьях-шутниках и погибшей сестре, о неловком, тихом Невилле и болтушке Лаванде, о заносчивом Драко Малфое и наводящем ужас на весь Гриффиндор профессоре Снейпе, однажды давшем ей аж один балл, и о декане МакГонагалл, которая вовсе не такая справедливая, как хотелось бы. О василиске, из-за которого они с Гарри остались на второй год, но, спасибо, хоть живы, и о том, как ее родители хотели забрать ее из Хогвартса, но оказалось, что она обязана там отучиться. И о том, что если бы такое творилось в маггловской школе, то директора под суд бы отдали, а Дамблдору все нипочем, и разве это правильно? Казалось, мадам Вальбурга оживала с каждым словом, прояснялось ее лицо, светлели тени в углах мрачного портрета, а вместе с ними светлел и дом. Появился Кричер, щелчком узловатых пальцев призвал для Гермионы мягкий стул на гнутых ножках, низкий круглый столик рядом. На столике появилась чашка с ароматным чаем, и Гермиона благодарно кивнула, отпив глоток: по правде сказать, от долгого рассказа у нее пересохло в горле. А потом появились Гарри и Сириус – с сундуком, клеткой, совой, метлой, оба довольные и едва ли не хихикающие, как Лаванда с Парвати! — И что вы натворили? — спросила мадам Вальбурга. — Сириус заколдовал Дадли! — Гарри все-таки расхохотался, согнувшись пополам и держась за живот. — До конца дня мой кузен-свинтус будет хрюкать, как только потащит в рот еду! — Гарри! — возмутилась Гермиона. — Что хорошего в том, чтобы заколдовывать магглов? Конечно, они начнут ненавидеть волшебство! — Ты не видела моего кузена, ему полезно немного поголодать, — все еще смеясь, возразил Гарри. — В него трех таких, как я, впихнуть можно. Еще немного, и ему придется протискиваться в двери боком! — Все-таки шалопай, — покачала головой Вальбурга. — Ну да ладно, этому дому не повредит немного смеха. Твоя комната готова, Гарри.