Мой ребенок - вампир

      Ровно в 18:00 в Родильном доме № 5 весом без малого четыре килограмма и ростом 55 сантиметров появился на свет мой первенец. Могу поклясться, что когда акушерка плюхнула его на мой живот, чтобы он попробовал первые капли материнского молозива, малыш улыбался. Перечитав во время беременности сотни книг об уходе за младенцами, я твердо запомнила, что улыбаться они начинают не раньше, чем им исполнится три недели. Но мой малыш опровергал все прописные истины. Он улыбался, когда спал, когда ел, когда бодрствовал. Он улыбался какой-то совершенно невероятной улыбкой во весь беззубый рот, от которой мое сердце заходилось небывалой нежностью. Говорят, младенцы улыбаются, когда видят ангелов.       А остальные видели ангела в нем. Сначала мне было дико от паломничества, устроенного в нашу палату. Казалось, что весь родильный дом перебывал здесь. И врачи, и санитарки, и мамаши, и даже полная угрюмая кухрабочая — все как один заламывали руки в умилении у его кроватки и «утипутили» на все лады. А он смотрел на них глазами, похожими на лоскут ярко-синего апрельского неба, окаймленными черными пушистыми изогнутыми ресницами и улыбался, как будто понимал свою исключительность.       Игорь был невероятно горд, хвалился друзьям и коллегам своим богатырем, скидывал всем подряд фото Владика, так мы назвали нашего сына, не забывая при этом упомянуть, что сын — его точная копия. И все, не желая обидеть новоиспеченного отца, подтверждали сходство.        С Владиком никогда не было тех проблем, которыми обычно делятся друг с другом мамаши на детских площадках. Его не беспокоили колики, он не страдал запорами, не орал ночами напролет. Он вообще не плакал. Никогда. Когда он хотел есть или ему требовалось сменить подгузник, он лишь деликатно покряхтывал. Засыпал и просыпался Владик всегда в одно и то же время, как будто в него был встроен часовой механизм. Гордости Игоря не было предела, он находил все новые черты фамильного сходства и все также хвалился сыном.       Все изменилось, когда у Владика начали резаться зубки. Слишком рано, на мой взгляд. Ему только исполнилось четыре месяца, а набухшие красные десны, которые он неистово тер кулачками, проклюнули сразу пять зубов. Он плакал, практически не переставая, грыз все, что попадало под руки, заливая все непрекращающимся потоком слюны. Для меня очень болезненным, до слез, было, когда он начал прикусывать грудь. Разжать его зубы, питбульей хваткой сжимающие нежную ареолу, было невозможно — приходилось зажимать двумя пальцами его носик, чтобы он раскрыл рот. Я пыталась перевести его на смесь, но он упорно не брал бутылочку, и мне приходилось снова давать ему мой основательно погрызанный сосок на растерзание.       К шести месяцам у него были уже все зубы. Педиатр сказала, что это просто особенность организма, ничем другим Владик от сверстников не отличался. Он по-прежнему улыбался своей обаятельной улыбкой, выставляя напоказ белоснежные зубки. Мне казалось, что его клыки имеют странную треугольную форму, но другие этого не замечали. Бабульки на улице обязательно затрагивали его и совали ему в ручонки конфеты, мамашки поглядывали на него с некоторой завистью. И неудивительно — он все также походил на маленького ангела, такого, каким их изображают живописцы.       Зима в этом году выдалась особенно холодная и снежная, что было до неприличия необычно для нашего южного городка. Снег валил без конца, из дряхлых деревянных окон хрущевки тянуло так, что казалось, ветер гуляет прямо по комнате. Неудивительно, что Владик заболел. Он горел, от его кожи исходил жар как от печки. Его крошечное сердечко колотилось так бешено, что это было видно издалека по подрагиваниям его грудной клетки. Жаропонижающие не помогали, литический укол, на который я возлагала надежды, также не принес облегчения. Я провела бессонную ночь рядом с Владиком, обтирая его тельце холодной водой, но ему становилось все хуже. Игорь тоже суетился, нервничал, не мог уснуть, но от этого проку не было. В три часа ночи, когда ртуть в термометре почти доползла до отметки сорок, я позвонила в скорую. Трубку взяла заспанная регистратор. После кучи вопросов о возрасте и состоянии ребенка она сказала: — Девушка, к вам никто не поедет. Дороги еще не расчистили. Машина просто встанет. Подождите до утра. — Как не поедет? У ребенка температура сорок! Я не могу ее сбить! — почти истерила в трубку я. — Что же мне делать? — Молитесь, — спокойно отозвался голос в трубке. — Ах, молиться! Тогда молитесь и вы тоже. Потому что, если с ним что-то случится, терять мне будет уже нечего. Я затаскаю вас по судам и прокуратурам… Уж будьте уверены. — Ладно, — вздохнул голос. — Я отправлю машину, но не рассчитывайте, что она быстро доедет, тем более в ваш район.       Владик распластался по кровати безвольной тряпочкой, раскинув свои ручонки в стороны. Я прилегла рядом с ним, мысленно моля всех богов, какие мне были известны, о помощи. Почувствовав меня, Владик повернулся ко мне и обхватил мою руку. Открыл глазенки и посмотрел на меня взглядом, от которого мое сердце чуть не разлетелось на миллион осколков, и сделал попытку улыбнуться. Свободной рукой я гладила его по горячему лбу, пухлым щечкам, пушистым душистым волосикам. В голове пронеслась пугающая мысль — возможно, я ласкаю своего малыша в последний раз.       Но тут произошло нечто неожиданное. Владик прикоснулся губами к моей руке, к внутренней стороне локтевого сгиба. Секунда — и я почувствовала резкую боль. Я не сразу поняла, что происходит. Зубки, как маленькие стилеты, вонзились в мою кожу, и, должно быть, пробили вену. После чего его хватка ослабла, и он припав губами к ранке, стал втягивать в себя густую темную кровь. Я пыталась отодвинуть его, но он впился в меня как клещ. Рука начала неметь, в голове помутнело, комната поплыла…       Первые лучи солнца, проникшие в спальню, разбудили меня. Рука жутко затекла, видно, всю ночь я проспала на ней. Владик спал рядом, тихонько посапывая, и улыбался своей ангельской улыбкой. Я пощупала его — температура была в норме. Я вздохнула с облегчением. Я улыбнулась, вспомнив невероятный сон, приснившийся мне ночью. Вот что значит недосып.       Рука все также покалывала, и я присела в кровати, чтобы ее размять. И тут меня обдало холодом — на внутренней стороне локтевого сгиба я увидела два пунктирных полумесяца и засохшую кровь. Как такое может быть? Бред какой-то! Теперь я заметила и на наволочке несколько бурых капель крови. В домофон настойчиво звонили. Я накинула халат с длинным рукавом и вышла в коридор. Приехала бригада скорой помощи. Не разуваясь, они прошли в спальню. Осмотрев ребенка, молодой фельдшер недоверчиво посмотрел на меня и с некоторым раздражением в голосе сказал: — Мы ехали на вызов к умирающему ребенку, а ваш здоров. Вы уверены, что у него была такая температура, о которой вы говорили. Может, вы ошиблись? — Вы меня дурой считаете? Вы просто слишком быстро ехали, — ответила я, потирая через халат место укуса. — Вот из-за таких мамаш, которые делают из мухи слона, мы и не успеваем на вызовы к тем, кто действительно нуждается в помощи, — он кивнул сидящей на стуле медсестре. — Поехали!        Закрыв за ними дверь, я протерла грязную дорожку следов, тянувшуюся от входной двери до кровати. Муж, спавший этой ночью в гостиной на диване, уже проснулся и спросив меня как Владик, облегченно вздохнул. Проводя мужа на работу, я вернулась к Владику. Он потягивался в кровати, просыпаясь. Открыв глазки и увидев рядом меня, он улыбнулся и подполз ко мне. Мысли обрывками всплывали в голове: «Что это было?..Защитная реакция организма?..Его вылечила моя кровь?..Да как он вообще мог пить кровь?». В конце концов я решила, что это был просто единичный случай. Возможность выжить, которую Владик использовал.        Но все оказалось совсем не так. Всю неделю Владик отказывался от еды, но при этом будто не чувствовал голода, был весел, смеялся и шалил. Неоднократно я пыталась впихнуть грудь ему в рот, но он мотал головой и твердил свое «у-у», что на его языке значило «нет». Чтобы молоко не перегорело, я каждый день сцеживала его и выливала в раковину. В воскресенье я заметила, что он начал испытывать беспокойство и похныкивать. Я взяла малыша на руки и в нашем маленьком противостоянии все-таки одержала победу — грудь оказалась у Владика во рту, но Владик выплюнул ее с таким брезгливым видом, будто это была не грудь вовсе, а капуста брокколи, которую он терпеть не мог. Сидя на моих коленях, Владик суетился и ерзал, а потом стал рукой хватать рукав халата, словно пытаясь его разорвать. Чтобы проверить свою догадку, я закатала рукав, и Владик, обрадованный, что его поняли, тут же вгрызся в мою руку. Я не знала, что мне делать. Было ясно одно — он не хочет есть ничего, кроме крови. Рука медленно немела и холодела, а мой сынок почмокивал до тех пор, пока не наелся. Потом он, довольный, отбросил мою руку, устроился поудобнее и уснул. Итак, худшие опасения подтвердились: мой сын — вампир. Всегда считала, что вампиры — это плод больного воображения писателей. Сколько я ни напрягала свою память, вспомнились только Дракула, Каллены и два невероятно красивых вампира, которых сыграли Брэд Питт и Том Круз. Наверняка есть и другие известные персонажи, но вся мистическая лабуда не относится к моим любимым жанрам. Я помнила, что вампиры боятся солнечного света, святой воды, распятий и чеснока. Ничего такого я за Владиком не наблюдала. На свету его кожа не горела и не пузырилась, и тем более, не переливалась, как алмазная крошка. Что касается распятий и святой воды, то Владик крещенный, и мы часто водили его в церковь причащаться, где он вел себя абсолютно спокойно, целовал распятье и иконки и при этом не превращался в кучку пепла. Да и у меня не было никаких последствий после укусов, только чувствовала слабость и легкую тошноту, как будто после сдачи крови. В любом случае, он — мой сын, каким бы он ни был. Если ему нужна кровь, значит, я буду кормить его кровью.       Руку я замотала бинтом, чтоб скрыть следы. Через несколько дней муж все-таки заметил бинт и спросил что это. Я сказала, что порезалась ножом. Хотя, по моему мнению, порезаться в таком месте можно только, если ты целенаправленно режешь руку, но Игоря мой ответ вполне устроил.        На протяжении нескольких месяцев наши кормления продолжались. Рука уже была перебинтована от кисти и до плеча. Игорь ничего не замечал. Вероятно, только когда я перебинтуюсь с головы до ног и буду походить на мумию, у Игоря начнут возникать подозрения, что что-то не так.       Но однажды Игорь пришел раньше обычного, как раз во время кормления Владика. Он подумал, что Владик балуется, подошел к нам, присел на корточки возле дивана и пощекотал малыша за бочок. Владик, обрадовавшийся приходу отца, поднял голову и широко улыбнулся, показывая измазанные кровью зубы. Игорь в ужасе отшатнулся и выматерился, хотя раньше мной в сквернословии он замечен не был. — И давно это происходит? — и бросив беглый взгляд на мою руку, всю покрытую прерывистыми полумесяцами и багровыми синяками, сам себе ответил. — Давно.        Я рассказала, как все произошло впервые. Я рассчитывала на понимание. Все-таки Владик — его любимый сын. — Давай отвезем его в больницу. Это ненормально, — потирая голову сказал он. — Да? И что мы скажем — наш сын питается кровью? И что будет? Его станут обследовать как подопытную крысу! — А ты думала, что он может накинуться на людей? Что будет, если он кого-нибудь покусает? — Мы что-нибудь придумаем. Мы справимся. — Мы? -фыркнул Игорь. — Что-то ты не подумала даже рассказать мне о случившемся. Сколько времени прошло? Месяца три, четыре? И сколько б еще прошло, если б я случайно сам не увидел? — Я боялась твоей реакции… только и всего.       Владик сделал неверные шажки к отцу. Он только начинал ходить, и мы с Игорем невероятно этим гордились. Но Игорь вместо того, чтобы взять его на руки, с нескрываемым чувством отвращения отшвырнул его: — Убери от меня это чудовище! — бросил он мне. Владик упал, ударился головой об пол и заревел. Я подбежала и подхватила его на руки, целуя головку. — Заткни его. Или я сам это сделаю, — прошипел Игорь. — Игорь, ты что такое говоришь? Опомнись, это же твой сын! — уговаривала я. — Кровососущее чудовище не может быть моим сыном! Отвези его к своим родителям, сдай в детдом, делай что хочешь, только чтоб его здесь не было.       Покрывая поцелуями зареванное лицо ничего не понимающего Владика, я вышла из гостиной. А Игорь взял бутылку «Джемессона» и начал пить прямо из горла. Я слышала, как он стучит кулаком по столу и громыхает посудой. На Игоря это было не похоже. Он пил только в компании и всегда в меру. Больше всего я боялась, что он может причинить вред Владику. Когда все стихло, я вышла из спальни. Игорь спал, храп раздавался по всей квартире. Я укрыла его одеялом и тоже легла спать. Всю ночь я прижимала Владюшу к себе. Если родной отец не смог принять необычность сына, то что говорить о других. Люди злы по своей природе. Мы не можем принять тех, кто отличается от нас: слишком толстых, слишком худых, слишком умных, слишком правильных, слишком не таких, как мы… От инвалидов мы спешим отвернуться, чтобы скрыть саднящее чувство, нет, не жалости, а отвращения, как будто боимся заразиться этим недугом сами и заразить им родных. Мы обсуждаем их, и осуждаем, избегаем их, они должны знать, что они другие. Другим не место рядом с нами. Общество не готово принять других, тем более вампиров. В том, что мой ребенок оказался особенным, нет его вины. Я не могу назвать заботу о нем своим крестом, хотя и знаю, что мне с ним будет ой как не просто. Любой малыш, даже не такой, как все — это дар. Любой дар, как бы это абсурдно ни звучало, не дается просто так. В моем случае, за свой дар я буду расплачиваться своей кровью. Я не верю, что мой сын вырастет монстром, по крайней мере, я буду стараться, чтоб этого не произошло.       Утром Игорь зашел в спальню и попросил прощения. Он собрал чемоданы и сказал, что пока поживет у друга, а потом найдет квартиру. Жить под одной крышей с Владиком он не сможет. Я поняла его, но не могу сказать, что простила. Отказаться от сына, только потому, что он отличается от других. Кто же тогда чудовище?       Мы остались с Владиком вдвоем, я живу ради него, дышу ради него, радуюсь каждому дню, который мы проводим вместе. Впускать в свою жизнь мужчину я не готова. Не уверена, что он примет особенность Владика. Поэтому все мое время посвящено сыну. Мы часто гуляем, и проходящие мимо бабушки восхищаются ангельской внешностью Владика и суют ему в руки конфеты. Ничего не изменилось, если не считать того, что мы переехали на север страны, где я могу даже летом гулять в одежде с длинным рукавом, скрывая маленькие полумесяцы.