«Натюрморт»

***

      Инга наблюдает закат. Закаты в Альпах несравнимы ни с чем. Инга скучала по этому — тишине, покою, зеленой травке заливных лугов. Нигде так не спокойно, как в ее родной деревушке, затерянной в горах, где безмолвие природы нарушается лишь тихим блеяньем овец да едва различимым шелестом спадающих с высоты вод. Инга любит простые удовольствия своей сельской жизни: прогулки, вышивку, вплетение пестрых лент в косы и немного размышлений. Совсем немного, немного… Теперь Инга преимущественно молчит, но так ведь было не всегда.       Инга отлично помнит тот день, когда ступила на земли Соединенных Штатов. Страна больших возможностей, страна великих ожиданий, совсем как у Диккенса. Два потертых кожаных чемодана и этнический костюм ее народа — вот и весь ее скарб, с которым она прибыла в чужую страну. Инга, разумеется, не ждала, что подарки судьбы посыплются на нее точно из рога изобилия лишь потому, что она решилась бросить родной край и попытать удачи в другом. Инга не теряла надежды, что все станет лучше, но, какого черта, повезло ей только однажды, если быть честной с собой.       Инга также отлично помнит, когда после месяцев мытарств смогла устроиться няней в семью Патаки. Ничего примечательного, типичная американская семья среднего класса. Правда, такие семьи не показывают в фильмах, активно пропагандирующих американскую мечту. Что правда, то правда.        Ее наниматель ей не понравился сразу, грубый солдафон, бесчувственная машина для добывания денег, ничего более, но он был, пожалуй, самой яркой персоной в этой семье (так ей думалось, пока она не познакомилась с Хельгой). Инга далеко не сразу решилась обратить внимание на миссис Патаки. Кажется, в день ее приезда та спала где-то на втором этаже, по словам Боба Патаки, ей нездоровилось.       Нездоровилось Мириам Патаки очень часто. Большую часть времени она проводила в горизонтальном положении — перед телевизором на диване в гостиной, на кушетке в холле, где ее застигала внезапная сонливость, на полу порой. Кажется, Мириам могла спать где угодно, даже если ее просто прислонить к стене и так оставить.       — Нарколепсия, милая, та еще дрянь, — сказала Инге она, кажется, день на второй.       Инга кивнула в ответ, поджав губы, чего та, конечно, к счастью, не заметила. Инга вовсе не была глупа, но грубой не была тоже. О нет! Но Инга знала, чем отличается нарколепсия от алкоголизма.       В первое время она взвалила на себя все заботы по дому, ей за это не платили, просто она так привыкла — много работать с самого детства. Мириам это было, по всей видимости, абсолютно безразлично. Странная все-таки она была женщина. Кроме того, была Хельга, про себя ее Инга сразу стала называть «маленькой злобной девочкой». Та тоже ее невзлюбила сразу, но, в отличие от самой Инги, не стеснялась об этом сообщать.       С первой минуты эта маленькая змея шла наперекор ей, но Инга терпеливо сносила все, надеясь перебороть в ней ее грубость, очевидно, унаследованную от отца. Но, как оказалось, в коварстве их силы оказались далеко не равными, но пока она об этом не знала и даже не задумывалась. Больше всего в ее мыслях места занимала Мириам…       Их знакомство продлилось недолго, неполные четыре недели, но Инга в мельчайших подробностях может вспомнить все. Ее лицо с едва заметными морщинками, светлые ресницы, палевые веснушки у носа и вечно пересохший рот. Глаза, почти всегда сонно прикрытые, были того удивительного цвета, что меняется то ли от освещения, то ли от настроения. Кожа светлая, точно молоко, мягкая, Инга смогла ощутить это в те несколько раз, когда помогала Мириам подняться перед ужином, чтобы та могла сидеть по другую сторону стола от своего мужа, в интересы которого входили лишь Суперкубок, бургеры и кривые на графиках в его офисе, и рядом с дочерью, которой было на нее глубоко плевать.       Очень скоро Инга перестала осуждать Мириам за ее пьянство, теперь она ее только жалела. Она старалась делать дела по дому потише, впрочем, хозяйку дома мог разбудить только пушечный выстрел в паре ярдов от нее (видимо, рассказ о нарколепсии был не таким уж и враньем), уводила Хельгу наверх, когда Мириам надолго запиралась в ванной, но непрестанно проверяла, доносятся ли оттуда еще звуки какой-то возни. Это самое малое, что Инга могла для нее сделать.       — Никогда не выходи замуж, дорогая, это первый шаг к несчастью, уверяю тебя, — Мириам пьяно растягивала слова. Ее стакан уже наполнялся трижды, и по кухне разносился сладкий дух фруктов и газировки, но он с трудом маскировал запах текилы.       — Как скажете, миссис Патаки, — промолвила Инга, не отрываясь от вышивки лесистого ландшафта с удивительно точной цветовой гаммой.       К счастью, Хельга должна была вернуться только через пару часов, все дела были переделаны, и ей только и оставалось, что составить компанию выпивающей миссис.       — Зови меня по имени, пожа-а-алуйста, — она с очевидным трудом подавила приступ икоты. — Я еще не так стара, как может показаться.       Конечно, все пошло по обычному сценарию, спустя полчаса от соприкосновения с полом ее спасал только высокий табурет. В такие моменты, а их Инга наблюдала едва не ежедневно, Мириам всегда впадала либо в ступор, либо в истерику, либо рьяно желала уберечь кого-то от жизненных ошибок.       — Не выходи замуж, дорогая, — снова и снова твердила она, — это путь в никуда.       Когда Мириам попыталась подняться, то, конечно, чуть не свалилась, но Инга успела ее подхватить. Это было совсем несложно, ведь Мириам весила очень мало. И вот тогда ей пришлось говорить, говорить, говорить. Подробно расписывать те немногие плюсы семейной жизни, которые она каким-то чудом сумела разглядеть, глядя на эту, откровенно и без прикрас говоря, безнадежную семью. В ее собственной семье Ингу научили никогда не отчаиваться, и она умела передавать это другим, но для этого нужно было говорить — спокойно, внятно и убедительно.       Когда ее отец уставал от тяжелой работы на ферме, она готовила ему вкусный ужин, когда грустили мать или кто-то из старших сестер, она преподносила им букет из самых прелестных цветов, которые только могла отыскать в округе. Это работало, однако в случае с Мириам все было куда сложней. Все, что могла сделать Инга, это помочь ей добраться до спальни и взвалить на себя ее обязанности.       — Пойдемте-ка, вам лучше прилечь.       Мириам промычала что-то неразборчивое, наполовину провалившись в сон. Ее голова привалилась на плечо Инги, и та ощущала, как волосы щекочут ключицу. Инге не было тяжело, она была эдакой европейской версией ковбойши и могла делать очень многое наравне с мужчинами, не только вышивать цветочки на скатерти.       Она опустила Мириам на розовое стеганное покрывало и собиралась было уйти, но та ухватила ее за руку.       Инга присела рядом, старательно расправив юбку. Глаза Мириам были почти полностью сомкнуты, а пересохший рот приоткрыт.       — Ты такая милая и добрая девочка, не знаю, как и благодарить тебя, — она едва ощутимо сжала ладонь девушки и приподнялась. — Надеюсь ты будешь счастлива, милая девочка.       Поцелуй, очевидно, должен был прийтись в губы, но Мириам едва коснулась того места, где подбородок переходит в шею.       От Мириам по-прежнему тянулся слабый аромат чего-то фруктового, она сама напоминала Инге тарелку с фруктами, или вазу с красивыми цветами, наполовину засохшими и осыпавшимися, потому что тот, кому их вручили, забыл о необходимости менять им воду. Никто не запечатлеет их красоты на полотне, даже такая мертвая красота не будет удостоена участи быть изображенной.       Через пару минут хозяйка дома уже спала, а Инга, тихонько притворив за собой дверь, спустилась на первый этаж. Через полтора часа ей уже нужно будет отправляться в школу, чтобы забрать оттуда Хельгу, и хоть девчонка всю дорогу будет убегать вперед, чтобы никто из ее друзей не подумал, будто ей требуется сопровождение, пренебречь этим Инга не могла. Еще через три часа домой вернется Боб Патаки, и, несомненно, его должен ожидать сытный ужин со множеством мясных блюд, а кроме того, нужно приготовить горячий шоколад для Хельги и немного бульона для Мириам.       Так ей будет гораздо легче не думать обо всем, что она слышала, обо всем, что она видела, и, конечно, обо всем, что она чувствует.       Инга знала, что если ей и придется покинуть дом Патаки не по собственной воле, то виной тому будет, конечно, Хельга. Маленькая задира оказалась слишком умна и деятельна, чего девушка не взяла в расчет.       Инга уже несколько дней была одурманена гибельным ароматом Мириам Патаки, когда все для нее закончилось. Кто бы мог подумать, что младшая Патаки не остановится ни перед чем. Когда громогласный голос Большого Боба окликнул ее снизу, Инга в тот же миг поняла, что всему пришел конец.       Патаки тряс перед ее лицом этим злосчастным поясом, и в какой-то момент ей показалось, что он даже осмелится ударить ее им по лицу. Но все ограничилось лишь словами о попранном ею бесконечном доверии и приказом немедленно собирать вещи и проваливать.       Инга могла бы оправдываться, могла бы накричать на него и, возможно даже, убедила бы этого самодовольного осла в том, что его выводы слишком поспешны. Но Инга молчала, молчала, как молчит и сейчас.       — Подождите, я только заберу вышивку на кухне, и через пятнадцать минут меня здесь не будет.       Впервые за все время их знакомства глаза Мириам были широко распахнуты, ярко-голубые, точно возбуждение так повлияло на их цвет. В руках она сжимала обруч с натянутой на него тканью.       — Ты не закончила свой пейзаж, милая, — голос ее был привычно тихий и почти невзволнованный.       — Знаю, миссис Патаки, я поняла, что натюрморты мне больше по душе.       Мириам втянула воздух носом и затем громко выдохнула, и это напомнило Инге мучительный всхлип. А может, им и являлось. Протянутая рука с недоделанным изделием крупно тряслась. Инга протянула руку в ответ, но стоило ей коснуться глади рисунка, что-то укололо ее внутри, точно маленький разряд тока прошел по ее нервам от нервов пальцев Мириам.       Губы с легкостью нашли чужие, предсказуемо сладкие, пока их еще не оросила соль чужих слез. Она обхватила ладонями лицо Мириам, а та робко сжала ее плечо своей рукой.       — Мне так жаль, так жаль, так жаль… — шепотом причитала она, на минуту, как уже бывало раньше, опустив голову на плечо, волосы точно так же щекотали шею Инги.       — Ничего, ничего, — отвечала та, поглаживая ее по спине, хотя ее собственное сердце обливалось кровью. От несправедливости обвинений, от неприкрытого торжества, которое она мельком успела заметить в глазах Хельги, и, конечно, от того, что ей придется покинуть этот дом, а вместе с ним и Мириам, и все в ее жизни будет как прежде.       Заслышав тяжелые шаги на лестнице, женщины отпрянули друг от друга. Инга подняла с пола свалившийся туда обруч и провела рукой по волосам.       — Прощай, Мириам, постарайся быть счастливой.       Но та не нашла в себе силы поднять глаза на девушку.       Инга не солгала, не прошло и четверти часа, и новенький, купленный ею уже в США саквояж стоял у двери вместе с почтенными чемоданами, которые она привезла с собой. Очень скоро она уже шагала с ними по залитой солнцем улице, сама не зная куда, но тогда это заботило ее меньше всего.       Инга живет в альпийской деревушке, в которой она родилась и в которую ей пришлось вернуться. Конечно, она бы еще могла попытать счастья в Штатах, но решила, что вернуться домой — всегда самое верное решение.       Инга старается не думать о тех чувствах, что проклюнулись в ее сердце точно подснежники по весне. Снег сошел, и они буйствуют среди зелени, пока не придет их время увядать. Она совсем как раньше трудится целый день, что очень помогает. А по вечерам прядет или привычно вышивает, только уже не изумрудные долины или величественные горы, а маленькие цветы, которые легко увядают, если не менять воду в вазе.       Инга шлет открытку Хельге Патаки, рассказывая, как она живет. Она уже не держит зла на девочку, да и к тому же та может передать матери, что у нее все сложилось благополучно. Хельга не присылает ничего в ответ, но это совсем неудивительно. Их случайная встреча в парке перед самым отъездом была не самой приятной.       Инга верит, что тяжелый труд сможет исцелить ее от сожалений, заставить ее перестать думать о том, о чем думать не полагается, тем более девушкам из альпийских деревенек.       Инга верит, что свежий воздух, здоровое питание и прогулки по долинам помогут ей забыть.       Вот только ветер все еще приносит ей едва ощутимый аромат фруктов и текилы.