кажется

Кажется, в его волосах заплутала бесконечность наравне с пылинками. Кажется, в его глазах испуганно бегали звёзды, а на ладонях — линии жизни длиной в чонгукову вечность. Кажется, сам Чонгук сошёл с ума, раз ощущает на руках россыпь пыльцы, когда дотрагивается до беспорядочных локонов, протягивая руку. Розовые волосы беспорядочно растрепались по белоснежным наволочкам подушек, создавая дикий контраст. Пальцы Чонгука заблудились в линии челюсти, такой утончённой, по-девчачьи красивой, и замерли, обхватив мочку уха: невесомо, еле ощутимо, лишь подушечками пальцев. Внутри Чонгука творился хаос смешанный с безумием, всё тело покалывало в сладкой истоме, и хотелось просто трогать ещё, пока Тэхён позволяет: ластится, сквозь сон приближаясь навстречу его рукам. Чонгук понимает, что стоит Тэ проснуться, батарейка тут же заработает, дав положительный сигнал бешеной стороне хёна, поэтому разбудить его сейчас, в этот ускользающий сквозь пальцы песком момент, меньшее, что он когда-либо хотел в этой жизни. Щёточки ресниц подрагивали, а Чонгук дышал лишь на третий счёт: сон у хёна максимально чуткий. Всё ещё держась за мочку, Чонгук помассировал её и улыбнулся, когда рука Тэхёна невесомо коснулась его талии, притягивая ближе. Ким Тэхён — маленькая вселенная Чонгука, в которой он утонул с первого взгляда, без шанса на спасение. Бессвязное бормотание во сне, пожалуй, самая любимая часть для Чона в эти моменты. Пятый час утра давал железную гарантию на то, что Тэхён проспит ещё, как минимум, час. И Чонгук, приблизившись к нему, так, что кончик носа Тэ оказался около ярёмной ямочки ключиц, вдохнул полной грудью запах Тэхёна, его Тэхёна, единственного, идеального, неповторимого. Задержав дыхание, максимально аккуратно, Чонгук положил руку на талию хёна, на что получил незамедлительный ответ: Тэхён тут же запрокинул ногу на Чонгука и сильнее обхватил его талию, подняв голову выше, так, что нос касался шеи и приятно обдавал его мерным дыханием. Кажется, Чонгук слегка сошёл с ума. Улыбка, счастливая, тёплая, по идиотски дурацкая, не желала сползать с его лица. В животе покалывало, обдавая все внутренности волной бабочек. Господи. Бесценные моменты, похожие на этот, когда Тэхён подобно мартовскому коту нежился под его прикосновениями, дарили Чонгуку вечные воспоминания, сотканные из лучей солнца в чужих-родных волосах. Нагнув голову, макнэ коснулся губами лба Тэхёна, вложив столько своих чувств, будто пытался влезть в его сон, и не двигался, продлевая мгновение. Лишь когда Ким нервно заёрзал рядом с ним, нахмурив брови до смешной морщинки меж, Чонгук отстранился, любопытно наблюдая, как одно веко мучительно открывается, впериваясь зрачком ему в душу. — Я тут сплю, если что, — как бы недовольно жалуется Тэхён, вжимаясь сильнее в грудь Чонгука, давая понять, чтобы тот отстал со своими приставаниями в грёбаных сколько-то там утра. Макнэ зачарованно улыбнулся, ощущая контуры улыбки на груди: Тэхён, кажется, доволен. — Извини, хён, — без доли сожаления произносит Чонгук, укрывая их обоих одеялом, и сгребая в объятия по смешному тёплого, мягкого и сонного Тэхёна, который даже не думает отстраниться, строя из себя фальшивую недотрогу, как это бывает обычно: сейчас он доступен для ласк, как никогда. И не Чонгуку ли знать об этом. И, кажется, он почувствовал невесомое касание вишнёвых губ в районе солнечного сплетения. И, кажется, сейчас он взорвётся. Утро пропитано солнцем, терпким ароматом лаванды с розовых волос и счастьем, поделённым пополам.