Отпусти

      — Ты ведь… Не любишь меня? — в воцарившейся тишине шепот Сонозаки прозвучал неожиданно громко, эхом отдался в сознании и оттуда ударил в самое сердце, стиснув грудь.       Перед глазами Кацухиро по-прежнему висел образ Чидори трехсекундной давности: вот она стоит в дверном проеме его квартиры, с испуганным лицом, но мрачной, давящей печалью в широко распахнутых глазах. Она кланяется, зажмурившись, кричит «Извините, что помешала», хотя мешать, в общем-то, было нечему — Кацухиро и Сонозаки просто сидят на одном диване, но достаточно далеко друг от друга, чтобы Чидори могла как-то не так всё понять. Но в этом и была вся Такаширо — она никогда не видела того, чего ей хотелось, как поступали люди, любящие окружать себя красивыми иллюзиями, в самых незначительных ситуациях её взору представлялось то, от чего в душе становилось больно, от чего на лице появлялась эта нервная, фальшивая улыбка, которая в присутствии Сонозаки и Кацухиро буквально к ней приросла.       Конечно, Чидори всё ещё любила его — сердцу ведь не прикажешь избавиться от чувств, и гласу разума оно не внимает — во всяком случае, так скоро, пока где-то в самой глубине сознания ещё хранится хоть какая-то наивная, призрачная надежда. Чидори прятала эмоции, лгала сама себе, раз за разом выдавливая из себя остатки теплых чувств, но её глубокий взгляд говорил о другом, и не нужно было быть связанным, чтобы это понять. Сам Кацухиро много думал об этом — каждый раз, когда видел её, даже рядом с Нори, и теперь не сразу сообразил, что Сонозаки к нему обращалась, а когда вникнул в смысл её слов, то едва не лишился дара речи.       Девушка произнесла это таким спокойным, будничным тоном, что у Кацухиро потяжелело на душе.       — Неправда, я... люблю тебя, — он стал оправдываться как-то неуверенно, ловя себя на том, что параллельно выслушивает шаги Чидори за дверью.       В ответ на это Сонозаки, выражение лица которой по-прежнему оставалось спокойным, совершенно непроницаемым, только тяжело вздохнула. Она отвела взгляд и задумчиво пробормотала:       — Точно как и Широри, и Юки, и Аску… — Норико замолчала, собираясь с мыслями. — Как и всех тех, с кем мы когда-то делили свои сердца… Но это не та любовь, о которой я говорю.       — Не та?.. — Кацухиро замер в растерянности, сбитый с толку словами Сонозаки. Он совершенно не понимал, чего она добивалась.       — Тот, прежний Кацухиро, всё ещё живет в тебе, — она медленно поднялась с дивана, сделала шаг навстречу и коснулась его груди в том месте, где когда-то была метка. — Тот, что был до потери памяти… До того дня, как все изменилось. Он любил меня, должно быть, любил всей душой, но самым сильным было не это чувство, а другое — безграничное счастье, которое он испытывал оттого, что мы, не только мы вдвоем, а мы все были вместе, что делили между собой эмоции и боль… — Сонозаки заглянула ему в глаза, и в её взгляде Кацухиро смог прочитать что-то родное и светлое, но давно уже им утерянное. — Когда ты вернул себе память о лаборатории, то ударился в отчаяние из-за того, что вообще мог забыть обо всем, что так грело тебе душу, и, искупая свою вину перед старыми друзьями, невольно попытался вернуть себе часть прежних эмоций. Когда ты увидел, что стало с Аской и остальными, в глубине твоего разума забилась мысль: вот бы всё стало, как прежде…       — Я не понимаю тебя, — Кацухиро отступил, потому что чувствовал — Сонозаки задела в его груди что-то, о чём он не хотел даже думать, шевельнула давно оставленные сомнения. Она вела к тому, о чём он уже догадался и сам.       — Ты держишь прошлое в себе, никак не хочешь двигаться вперед — а может, просто боишься, — Сонозаки продолжала добивать его, каждым словом, каждым своим движением. — Ты боишься, что если что-то изменится, если потеряешь последнюю ниточку, которой является любовь ко мне, связывающую тебя с давно минувшими днями твоего счастья, то память снова оставит тебя и больше уже не вернется — ты забудешь Аску, Шиори и всех остальных…       — Нет! – Кацухиро отшатнулся в сторону и упал на диван.       Он не хотел это верить. Не хотел признавать. Теперь, когда эмоции вернулись, ему было проще. Он мог кричать, мог возмущаться, мог заставить Сонозаки отказаться от своих слов, изменить свое мнение. Только бы… Больше всего этого не слышать… А Норико лишь покачала головой в ответ. Она наклонилась над ним так низко, что Кацухиро мог почувствовать сладкий цветочный аромат её духов, а затем провела холодными пальцами вдоль его щеки.       — Ты помнишь, что сам сказал мне? – прошептала она ему на ухо. — Отпусти. Отпусти их.       — Не хочу, — выдохнул Кацухиро и попробовал отвернуться, но Сонозаки взяла его за подбородок, заставив вновь посмотреть на себя.       — И ты всю жизнь готов за это цепляться? — теперь она была так близко, что их губы едва ли не соприкасались. — Готов и дальше убеждать себя в собственной любви ко мне? Ты же понимаешь… Люди, которые состоят в отношениях… Рано или поздно, они женятся. А потом заводят детей, - она едва заметно усмехнулась. — Ты готов на мне жениться?       — Я… — Кацухиро невольно хотелось податься вперед, но он всё ещё помнил Чидори, её улыбку, её слезы — всю её, такую близкую и дорогую…       — Вот видишь, — Норико резко отстранилась и отошла на несколько шагов, оставив его в полном потрясении. — Что и следовало доказать.       Кацухиро был, словно в бреду. Бесчисленные ведения прошлого терзали его, мелькали перед глазами — немногочисленные отрывки, которые были безмерно дороги ему, которые он хранил, как величайшее сокровище, которые так боялся потерять… Самым ярким было воспоминание о девочке с ясной улыбкой, при виде которой его сердце трепетало. Но сейчас перед ним была совсем другая Сонозаки — холодная, спокойная и рассудительная. Эту Сонозаки он не любил. Вернее, любил вовсе не он. Она была выкована изо льда, овеяна холодом. Она не улыбалась для него так лучезарно, как раньше, она ничем не жертвовала ради него, она не заботилась о нём так…       Как это делала Чидори.       — Тот Кацухиро, что сейчас сидит передо мной с таким глупым лицом, любит Такаширо, — констатировала Сонозаки всё так же холодно. Чем буквально пробила его сердце насквозь.       — Но… Но как же ты, Нори? — пробормотал он в полном отчаянии. Девушка только усмехнулась.       — А что я? — она пожала плечами, глядя куда-то в сторону. — У меня ещё достаточно времени, чтобы найти того, с кем мне действительно будет хорошо. Того, кто полюбит меня настоящую.       — Нори…       — Хватит, — отрезала она, — Хватит уже этого самообмана! Ты мучаешь не только себя, но и Чидори, а она-то уж точно этого не заслужила! Поэтому поскорее отпусти свои прежние чувства и подари ей новые! Иначе… Я так и буду считать тебя долдоном до конца дней!       Кацухиро и не знал, что Сонозаки была способна на подобные эмоции, особенно по отношению к нему. Он вообще многого о ней не знал — о ней новой, такой далекой и неприступной. А вот Чидори была близко. Он всё ещё мог успеть поймать её за руку, прежде чем они окончательно отдалятся друг от друга. Но это следовало сделать сейчас, ведь пропасть уже разверзлась и теперь лишь увеличивается в размерах. Нельзя было терять не минуты, но прежде…       — Хорошо, — он кивнул, поднимаясь на ноги. — Я не люблю тебя. Нори. Вернее, люблю, но не так, как должен… В общем, это отличается от тех чувств, которые я испытываю к Чидори.       — Вот и молодец, — она улыбнулась, отводя взгляд. — А теперь иди. Иди и догони её.       Не говоря больше ни слова, Кацухиро сорвался с места и выскочил в коридор.

***

      — Чидори? – он легонько постучал в дверь, а затем, не дождавшись ответа, приник к замочной скважине. — Я же… Знаю, что ты здесь.       В ответ на его слова в квартире что-то зашевелилось — Кацухиро был готов поклясться, что Такаширо стояла в паре шагов от двери, очень близко, и прекрасно слышала его, но боялась или не хотела открывать. Она, видно, старалась быть тихой, но эмоции и тонкие стены выдавали девушку с головой, потому что она никак не могла скрыть своего учащенного дыхания и нервного переминания с ноги на ногу. Казалось даже, что, прислушавшись ещё сильнее, можно было услышать бешеный стук её сердца.       Кацухиро не знал, как ему поступить. Рассказать всё сразу, как есть? Но с чего в таком случае начать? Как вообще… Люди признаются в любви друг другу? А отвергнув её однажды… Имел ли он вообще на это право?       — Чидори, знаешь… — начал Кацухиро, облокотившись на дверь, и тут же представил про себя, как сейчас за его спиной Такаширо внимательно прислушивается к этим словам. — Нори мне… Всё объяснила. О себе, обо мне и… о нас с тобой тоже. Она произносила такие странные, даже страшные слова, то поначалу мне даже не хотелось в них верить, но теперь… я точно знаю, что она была права. — Кацухиро попробовал собраться с мыслями. — Я хочу отпустить прошлое. Избавиться от оков, что удерживали меня с тех пор, как я вернул себе память. Я хочу двигаться дальше. Вместе с тобой.       Повисла гробовая тишина — Чидори, казалось, замерла на месте, и у неё даже дыхание перехватило, а Кацухиро и сам не мог сказать ни слова. Сердце отчаянно билось и у него в груди, через всё тело волной распространялась странная, необъяснимая боль, которой он раньше никогда не чувствовал. Сейчас Кацухиро был готов вслух произнести всё что угодно, любую чушь или самую сокровенную правду, только бы Чидори убрала преграду между ними, открыла дверь, и тогда бы он смог увидеть выражение её глаз и понять, как она отреагировала на его слова. Чтобы решить, что делать дальше. Чтобы больше не мучиться и не мучить её — чтобы они, в конце концов, прояснили свои чувства и больше не убегали от них.       Замок действительно щелкнул, но дверь не отворилась. Кацухиро протянул к ней дрожащую руку, но, коснувшись ручки, постарался найти в сердце решимость достойно принять то, что произойдет дальше. Он дернул дверь в сторону и увидел Чидори, которая стояла в нескольких шагах, у двери в комнату — Кацухиро искреннее надеялся, что сможет понять, что ему делать, если посмотрит на неё, но сейчас он только больше запутался, потому что Такаширо находилась в полнейшем смятении, а её взгляд не выражал ничего кроме растерянности и недоверия. Она подняла на него глаза, и в них на мгновение сверкнула злоба — Кацухиро дрогнул, но не отшатнулся, потому что с самого начала он решил стоять до конца.       — И что это значит? — голос Чидори звучал непривычно холодно, он трещал льдом и битым стеклом.       — Мои чувства к Сонозаки— это не те чувства, за которые следует цепляться всю жизнь, — прошептал Кацухиро, переступая через порог. — Я не хочу больше обманывать ни себя, ни её.       — Я не понимаю, ты пришел меня пожалеть? — она говорила таким тоном, будто уже была готова заплакать, но в её глазах не было ни намека на слезы — только холод и злоба. — Тебе жалко смотреть на меня, на мои чувства, которые я так неумело скрываю?       — Конечно, нет, — покачал головой Кацухиро. — Дело не в этом.       — Тогда в чём?! — буквально вскипела Такаширо. Она воззрилась на него с ясным пламенем во взгляде. — Ты думаешь, что можешь так просто отмахнуться от своих чувств к другой девушке и прийти ко мне, а я просто возьму и приму тебя, как ни в чём не бывало? Да как бы ни так!       — Отмахнуться?.. — Кацухиро растерялся, но быстро понял, что подумала обо всём этом Чидори, и сделал к ней шаг, намереваясь взять за руку. — Я вовсе от них не отмахивался.       — Тогда тем более! — она оттолкнула его и попятилась к двери, ведущей в комнату. — Уходи!       — Я просто хочу сказать…       — Уходи! — с этими словами Чидори выскочила из коридора, оставив Кацухиро в одиночестве.       Наверное, он мог понять эту боль. Почувствовать её всем сердцем. Но понимание не приносит никакого толка, если не знаешь, как унять отрицательные эмоции другого человека — это он понял ещё тогда, когда был связанным. Поэтому требовалось другое — способность даже не утешить, а уверить Чидори в правдивости своих слов. И на самом деле, он даже над этим не думал. Просто сделал то, что подсказывало сердце — закричал, так громко, как только мог, хотя они и находились в одной квартире, вложив в этот крик все чувства, которые одолевали его на протяжении многих лет с тех пор, как они с Чидори вообще познакомились:       — Я не люблю Нори! Слышишь, не люблю! Она дорога мне, как друг, как близкий знакомый, но это не любовь! Совсем иное чувство… — он почувствовал, как охрип голос, но не хотел останавливаться. — Я тебя люблю! Потому что ты всегда была рядом, потому что помогала и делилась своим теплом всегда, даже когда мы ссорились или не могли понять друг друга! Ты столько раз прятала слезы… Столько раз терпела…       Он решительно распахнул дверь в комнату и увидел, что Такаширо уже около балкона — стоит, прижав ладони к ушам, и дрожит, не в силах больше сдерживать нахлынувшие эмоции. Кацухиро понимал, что сердце её сейчас кричало то же самое, что и тогда, раньше — «обними меня», и знал, что на этот раз желание было абсолютно искренним. Поэтому он пересек комнату, положил руки ей на плечи и прижал к себе, в тайне страшась, что девушка оттолкнет его, но она только сильнее приникла к его груди, сдерживая из последних сил громкие, отчаянные всхлипы. Она тянулась к нему, она хотела быть рядом, но боялась. Боялась, что счастье обернется болью.       — Ты можешь не верить мне… — прошептал Кацухиро, поглаживая девушку по волосам. — Ты можешь не верить мне сейчас, но… Я обязательно докажу, что на этот раз мои чувства правдивы. Только дай мне шанс.       Чидори неожиданно замерла и затихла. Маленькая, робкая, растерянная, она внезапно превратилась абсолютно серьезную и решительную. Кацухиро смотрел прямо на неё, ожидая приговора.       — Я знаю, что ты не станешь лгать мне, Кацу, — прошептала Чидори, и у него на душе всё перевернулась. — Поэтому… Давай попробуем начать всё сначала.       Он знал, что сейчас в глубине её глаз, наряду с другими чувствами, теплилась искренняя радость.

***

      — И всё-таки, это больно, — Тэнга стоял в тени деревьев, прислонившись к фонарному столбу, и не сводил взгляда с балкона Такаширо, где, присмотревшись, мог увидеть их — её и Кацухиро, стоящих в обнимку.       Они договорились встретиться здесь в половину второго — все, даже Сонозаки, чтобы вместе сходить в торговый центр, и Тэнга пришел пораньше, чтобы зайти к Чидори домой, но, как только заглянул к ней, обнаружив с удивлением, что дверь открыта, увидел то, от чего все его надежды и планы разрушились, разбившись в пыль. Ни Чидори, ни Кацухиро его не заметили — слишком были увлечены друг другом, и он вышел в коридор, совершенно разбитый и потерянный. Воцарившуюся в его сознании ужасную мысль подтвердила проходящая мимо Сонозаки — он уже не помнил, что именно она сказала, но боль от её слов до сих пор не утихла в нём.       «Он смог отпустить прошлое» — вот такой смысл был у той фразы, которую она бросила ему, прежде чем исчезнуть на лестнице. Жестоко. Но правильно.       И теперь он совершенно не понимал, что ему следует делать. Сказать Чидори о том, что он знает о ней и Кацухиро или же дождаться, когда она сама его отошьет? А сможет ли он перенести это так легко, как ему казалось? Тэнга был занят этими мыслями, пока не услышал чьи-то тихие шаги позади себя.       — Нори рассказала мне… Про Кацухиро и Чидори, — неожиданно прозвучавший голос Нико совершенно выбил его из колеи. — Ты… Злишься?       — На Кацухиро? — удивленно нахмурился он.       — Да, — кивнула девушка. Она выглядела кроткой, совершенно спокойной. — И на Нори.       — Да как же… Я могу на них злиться? — усмехнулся он, бросив ещё один взгляд наверх. — С самого начала было ясно, что она меня не полюбит. Я все время был готов к этому, но…       — Сердце всё равно болит? — девушка приложила руку к его груди и печально вздохнула. — Нико не хочет навязываться. Но, быть может, она сможет… Как-то утихомирить твою боль.       Тэнга всегда смотрел только на Чидори. Когда Нико была рядом, даже когда признавалась ему в своих чувствах, он старался отвести от неё взгляд. Но теперь… Может, потому, что Чидори с ним больше не было, и, возможно, никогда не будет, он впервые взглянул прямо на Нияму, которая показалась ему безгранично доброй и милой. А ещё очень смелой. Быть может, Тэнге пора было оставить надежды быть рядом с Чидори, которые в любом случае пусты и бесплотны, и обратить внимание на того, кто находился совсем рядом? Может, ему стоило хотя бы попробовать ответить на чувства Ниямы?       — Спасибо… Нико, - прошептал он одними губами и отчаянно подавил желание вновь перевести взгляд на балкон Чидори. Всё. Хватит. Если он продолжит цепляться за это, то никогда не будет счастлив.       Он должен её отпустить.       — Я по-прежнему считаю, что ты очень милая, Нико, — Тэнга улыбнулся, не фальшиво, а искренне. Нияма подняла на него растерянный, смущенный, но очень счастливый взгляд.       И начать всё сначала.

***

      — Боже мой, куда не посмотри, а кругом — сплошные страсти, — покачал головой Юта, остановившийся в полсотне шагов от любезничающих Тэнги и Нико. Он отвернулся от них и бросил за спину: — Как хорошо, что нас с тобой всё это обошло стороной.       — Я что-то не поняла, — сидевшая рядом на скамейке Маки оторвала глаза от манги, которую держала на коленях. — В какой момент появились эти «мы с тобой»?       — А… Ну я… — Юта вспыхнул, осознав, что он только что произнес, и поспешил оправдаться, но не смог ничего придумать, поэтому решил переменить тему. — Что ты там читаешь? Неужели…       Маки решительно от него отгородилась – как всегда, поставила невидимую стену, замерла, словно каменное изваяние, а мангу чуть приподняла — загораживать её рукой было бы не в её духе, ведь Хонока искренне считала, что это глупо и по-детски, но своим холодным отторжением, на самом деле, производила тот же эффект. Юта всегда плохо понимал, что ему сделать, чтобы быть к ней ближе, чтобы пройти через эту стену немного презрения и сейчас тоже замер, зная, что Маки разозлится, если он будет навязываться, но у него не было совершенно никаких сил оставлять всё, как есть, поэтому он сел рядом и коснулся её руки, придерживающей страницы.       — Хватит, — прошептал он совсем негромко. Хонока дернулась, но ничего не ответила. — Перестань.       Маки продолжала держать барьер, невозмутимо пробегаясь глазами по строкам, которые, вероятно, уже знала наизусть, рассматривая картинки, давно отпечатавшиеся у неё в памяти. В последнее время она делала это слишком часто. Брала в руки эту чертову мангу, которую Юте, на самом деле, уже хотелось сжечь, и читала, раз за разом перечитывала последнюю главу, которую когда-то и видеть не желала. Юту буквально коробило от этого — от того, что даже рядом с ним — чаще всего, рядом с ним, она погружалась в омут этих давно уже просроченных чувств, и совершенно не обращала внимания на то, что был готов отдать ей он сам, в настоящем. Если раньше это только раздражало, то сейчас уже просто выводило его из себя.       — Неужели тебе и правда так нравится вспоминать? — Юта все еще говорил тихим шепотом, но в его голосе уже начинало проглядывать плохо скрываемое напряжение.       — Это не твое дело, — Маки в тот момент тоже нельзя было назвать спокойной, но она держалась.       Её глаза снова остановились на моменте с письмом. Том самым, что будоражил её сердце, её нервы, что заставлял кровь вскипать. Буря чувств была готова захлестнуть её с головой, поэтому Юта только мешал, выдергивая её из несчастливой сказки, которой Хонока до сих пор отдавала все свои мысли и эмоции. Ведь ей действительно нравилось раз за разом испытывать одни и те же чувства. Бесконечно вспоминать.       — Не мешай, пожалуйста, — проговорила она холодным тоном — всё же, с Ютой стоило быть сдержаннее, он ведь ей не совсем чужой человек. Не стоило его обижать.       Но Тсугухита повел себя совершенно не так, как должен был — он не остался в стороне, не оставил её в покое и даже не начал читать нотации. Просто взял и выбил мангу у неё из рук, так что та снова упала девушке на колени. Хонока сначала растерялась, но потом разозлилась — она уже была готова разразиться громом и закричать на Юту, оттолкнуть го прочь, когда увидела выражение его лица – какое-то измученное, отчаянное, совершенно усталое. Если бы кто сказал ей, что Тсугухита, которого она знала, способен на такие глубокие эмоции, Маки бы только покрутила пальцем у виска. Но теперь она только растерянно смотрела на него и даже мангу не взяла обратно в руки.       — Мне больно смотреть… — начал было Юта и сразу осекся. — Каждый раз, когда ты перечитываешь эту главу… Каждый раз, я вижу, ты окунаешься в прошлое. Заставляешь себя испытывать одни и те же эмоции, словно этот что-то изменит, словно это как-то поможет тебе избавиться от боли. Неужели ты не понимаешь, что так только делаешь себе хуже? Неужели так надо тревожить старые шрамы?       Хонока по-прежнему молчала.       — Ты всё ещё живешь в прошлом, Маки, — продолжал, тем временем, Юта. — Смотришь на меня, а думаешь о своей подруге. По-твоему, меня это устраивает? По-твоему, так и должно быть?       Он легонько взял её за плечи и развернул к себе. Манга скатилась с колен девушки и упала на землю.       — Я не хочу… Просто быть рядом. Мне нужно, чтобы ты замечала это.       — Какая разница, чего ты хочешь? — отозвалась Хонока, наконец. Голос её прозвучал глухо.       — Я просто забочусь о тебе, — ответил Юта, заглядывая ей в глаза. Там он надеялся найти хоть какой-то отклик. — Пойми же, мне трудно думать о том, что твоя подруга все ещё рядом, в твоих мыслях — я не могу смириться с тем, что все свои чувства ты целиком адресуешь ей. Хотелось бы и мне… Получить хоть малую их часть. — Ревнуешь? — вопрос Маки прозвучал неожиданно.       Юта дернулся, отпустил её и снова залился краской. Хонока всё правильно поняла, хотя и слышать от неё нечто подобное хотелось в последнюю очередь. Но Юта должен был собраться с мыслями и донести до неё то, что так долго хотел сказать.       — Да, — ответил он честно, для начала. А затем отвел глаза, сам не до конца уверенный, что действительно это произносит. — Мне больно знать, что она забрала твое сердце.       — Знаешь, а я вот думаю, что в нём и для тебя осталось место, — Хонока сказала это совершенно спокойно, опустив глаза, скрыв их за стеклами очков.       — П-правда? — опешил Юта. Затем вдруг посерьезнел и вернул голосу спокойствие. — Тогда отпусти её. Пожалуйста…       — Только если обещаешь не бросать меня, — их взгляды встретились, и Юте казалось, что он уже готов оступиться, но близость Хоноки, её неожиданная открытость, придали ему сил.       — Конечно, обещаю.       Она улыбнулась и осторожно положила голову ему на плечо — Юта впервые за долгое время ощутил, как в груди затеплилось странное, но удивительно приятное чувство спокойствия и умиротворения.       А манга так и осталась лежать в грязи.

***

      — И ты не жалеешь? — задумчиво протянул Хисому, глядя на свою собеседницу. На встречу он пришел последним.       — О чём? — удивленно нахмурилась Сонозаки. — Разве ты не видишь, что все остались счастливы? Каждый из них смог отпустить то, что мучило его столько времени, что камнем лежало на душе, мешало двигаться вперед…       — А что до тебя самой? — уточнил тот.       — Я в порядке, — усмехнулась она. — Даже если я и люблю Кацухиро, то эта любовь тоже… Не совсем настоящая. Я смогу без неё прожить.       Хисому покачал головой, умудрившись по-настоящему озадачить Норико.       — Я имею в виду, смогла ли ты отпустить то, что хотела?       — Аа, — понимающе кивнула девушка. — Думаю, что не смогу до тех пор, пока Шиори, Аска и остальные не вернутся к нормальной жизни.       — И ты будешь просто ждать?       — Почему же? Я помогу им. Буду помогать всем, чем смогу. Так и обрету свое собственное счастье.       Сонозаки знала с самого начала. Знала, что иначе не сможет спокойно жить. Чтобы раз за разом не возвращаться к воспоминаниям о старых друзьях… Она хотела видеть их улыбки в настоящем. И Хисому, кажется, понял её — несмотря на свою некоторую неадекватность, он не был лишен ни проницательности, ни сочувствия, что делало его приятным собеседником до тех пор, пока разговор хотя бы ненароком не касался темы боли. Этот парень, должно быть, являлся самым странным из бывших связанных, но Сонозаки он определенно симпатизировал. Она была рада, что именно Хисому задал ей этот вопрос.       — Знаешь, а ведь мы, получается, с тобой вдвоем остались в одиночестве… — он вдруг усмехнулся, подмигнув Сонозаки.       — Молчи, не продолжай, — отрезала девушка, сморщившись, и зашагала прочь. — Мы разве не собиралась в торговый центр?       — Да ладно, я же просто пошутил! – поспешил догнать её Хисому.       «Кажется, теперь я прекрасно понимаю Кацухиро», — улыбнулась Сонозаки, выходя к крыльцу дома, около которого уже собралась вся прочая компания — все, как один, лучезарно улыбались.       «Когда счастливы мои друзья… Я тоже становлюсь счастливой».