Глава 7
15 декабря 2016 г. в 11:44
В воздухе будто повисла серебристая пыль. Джонни стащил с лица защитные очки и вытер вспотевшее лицо. Уходящие вдаль склоны и спуски завораживали взгляд, приковывая его к кипельно-белым покровам и на какое-то мгновение позволяя забыть обо всем на свете. О непрерывных телефонных звонках и сообщениях в чате, интернете, и той социальной ниточке, которая связывала его с внешним миром. Здесь, на величественном склоне горнолыжного курорта Энгельберг, он мог наслаждаться спокойствием и одиночеством. Правда, недолго. Хлёсткий звук рассекаемого снега за спиной заставил Джонни вздрогнуть. Обернувшись, он увидел притормозившего рядом с ним Стефана. Ламбьель не очень хорошо катался на лыжах, по крайней мере, в сравнении с остальной компанией, и не скрывал, что не питает особой любви к горнолыжным гонкам. Максим, Таня и Крис обогнали их, умчавшись вперёд. Джонни намеренно отбился от компании, чтобы побыть в одиночестве, и вот Стеф всё-таки настиг его, с облегчением затормозив позади и подняв столб снега.
— Джонни!
Они ещё ни разу не оставались наедине с момента его приезда. Ни разу. Едва только он увидел их вместе с Крисом Тревизаном, когда они встречали его в аэропорту — рука на плече, ненавязчивые прикосновения, взгляды, — он всё понял. Объяснений не было. Собственно, в чём он может Ламбьеля упрекать? Сам живет с Максом Хэмптоном. Стеф, кстати, интересовался, почему тот не приехал. А он, Джонни, этому рад. Даже стыдно как-то. Криса, кстати, он знал сам уйму лет и всё никак не мог понять, что за странные отношения у них с Ламбьелем? Стефан подчёркивал свою свободу и Криса всегда представлял не иначе как близкого друга. А ведь сколько Джонни помнил (с момента самой первой встречи со Стефом), Тревизан всегда был где-то поблизости. Ненавязчиво, украдкой. И так это было непохоже на его собственные отношения с Дрю Миккинсом! Джонни не понимал, как так это возможно — давать любимому человеку свободу встречаться и увлекаться другими? Нет, это не для него. Чёрт. Только бы сейчас обойтись без откровений.
— Красиво, правда?
— Я уже говорил тебе однажды, — тихо произнес Вейр. — Ты живёшь почти что в раю.
Стеф стащил промёрзшую перчатку и положил руку ему на плечо. Легко, по-дружески ободряюще. Джонни сфокусировал взгляд на одной из заснеженных вершин. Он вспомнил, почему её называют «Горой ангелов». Глаза кололо, не то мороза, не то от слёз.
— Ты о нем думаешь?
Джонни вздрогнул.
-О ком?
— О Джеффри.
Колкий комок рассыпался в груди, как раздавленный снежок. Джонни заставил себя улыбнуться.
— Такое чувство, будто прошло лет сто. И всё это было не со мной. Не с нами. Странно просто… Столько всего произошло за это время. И просто не верится, что однажды я был здесь. Совсем другой. И думал по-другому. А потом всё закончилось.
Он развернулся и посмотрел на Стефана. Щеки Ламбьеля покрывала лёгкая щетина, прятавшая румянец. Он стащил шапку и поправил привычным, причесывающим жестом копну густых волос.
«Господи, сколько лет мы знаем друг друга».
— Я рад за вас с Крисом.
Стефан улыбнулся. Немного неестественно, как показалось Джонни, но выглядело достаточно убедительно.
— Да. Нам давно следовало прийти к этому. Знаешь, — он помял в руках шапку. — Ты сказал, что совмещать личные отношения и работу, это нереально, но ведь мы именно это и делали все это время. Потому что хотели. Всё зависит от нашего желания, Джонни.
«Ты что-то пытаешься доказать мне? Неужели».
— Чтож, видимо, нашего с тобой желания оказалось недостаточно, — он взялся за лыжные палки. — Это к лучшему. Я в любом случае рад за вас.
В глазах Стефа вспыхнуло что-то, похожее на скрытый гнев, но он подавил это. Они оба натянули на лицо очки и оттолкнулись, заскользив вперед. На пять часов вечера у них был заказан столик в ресторане, и Джонни отсчитывал минуты до того момента, когда он вновь окажется в безопасном пространстве их общих друзей.
— Джонни, расскажи про Эрика Лавджоя. — Макс, держа рукой, обмакнул хрустящий хлебный мякиш в чугунок с фондю и с наслаждением запихнул в рот. — Говорят, он был тем ещё чудаком.
— Уладилась эта история с наследством? — с участием подхватила вопрос мужа Таня.
Джонни выдержал паузу, делая вид, что ему необходимо запить пищу несколькими глотками вина, и посмотрел на Траньковых. На его лице играли приглушённые блики от пламени камина сбоку. Вся компания расположилась за уютным столиком в углу зала небольшого ресторанчика, куда после лыжного променада их привели пообедать Стефан и Крис. Лыжи и палки сложены грудой в специально отведённом углу, куртки развешаны по спинкам деревянных стульев. Кроме них в ресторане сидела всего одна компания и пожилая семейная пара. Уютно потрескивал огонь в камине, согревая промёрзшие пальцы, вкусно плавился в котелке сливочный сыр. Хозяин ресторана сам принёс им второй по счету глиняный кувшин с вином и водрузил его в центр стола.
— Эрик был удивительным. Я не знаю, чтобы со мной было, если бы не он. Знаете… у всех нас в жизни бывает такой момент, когда мы встречаем особенного человека, и он спасает нас от чего-то плохого.
Крис, сидевший по праву руку от Джонни, обратил внимание, как взгляд Максима Транькова быстро метнулся по лицу Стефана и снова переключился на Джонни. Это напоминало бессловесную игру. Может быть, он слишком часто следил за тем, на кого смотрит Траньков?
— Что его родственники, по-прежнему хотят отвоевать у тебя его состояние?
— В какой-то момент мне хочется пойти им навстречу и выплатить деньги. Лишь бы они оставили меня в покое. — Джонни опустил глаза в свою пустую тарелку, и Крис вдруг подумал, что данная ситуация вполне отвечает заявленной. В этой поездке Джонни явно хотел быть «оставленным в покое». Он приехал один, без своего бойфренда, как заявлял Стефан, и выглядел непривычно отчуждённым и странно молчаливым. Конечно, он знал. Знал про него и Стефана. Говоря попросту, Крис знал почти обо всём, что происходило в жизни Ламбьеля, потому что они никогда ничего не скрывали друг от друга. Это было то, за что Крис был ему благодарен. Стеф не лгал ему. Он никогда не пытался выдать себя за того, кем не является, и не старался казаться лучше, чем есть на самом деле. Он умел быть собой в самом лучшем смысле этого слова.
Крис ожидал, что Джонни огорчится, узнав, что они снова сошлись. Не впадёт в тихое негодование, как Траньков, но как минимум будет обескуражен. Однако, если он и был удивлен, то проявил крайнюю тактичность. Они знали друг друга много лет, и Крису нравился Джонни. Даже не смотря на те чувства, которые испытывал к Вейру Стефан.
«Я ни за кем больше бегать не стану. Я уже перерос этот возраст, — заявил ему Стеф накануне приезда компании. — Мне плевать, кто что подумает. Мы с тобой должны думать друг о друге».
За этими словами, Ламбьель всё же в большей степени подразумевал, что он, Крис, должен думать о нём, а не о том, что скажут на всё это друзья. Большая часть из них давно уже привыкла к их чудным отношениям. А все-таки Джонни хороший парень. Добрый. И если уж выбирать, с кем Стефу было бы лучше… нет, он не будет думать на эту тему.
— Кстати, спасибо, что сохранил мои лыжи, — Максим разлил вино по бокалам. — Джо, ты отлично катаешься, кстати! Я всегда знал, что ты полон сюрпризов и скрытых талантов.
— У меня не было выбора. На них написано «Собственность Максима Транькова», — ответил Стефан и все улыбнулись. Правда, каждый по-своему.
— Жаль, что твой парень не смог приехать. Как там его?..
— Макс, — Джонни хмыкнул. — Ты точно должен был запомнить.
— Ах да. Макс. Прекрасное мужское имя. Так я говорю, жаль, что он не приехал… сложились бы отличные пары. Практически семейный отдых, — он положил руку на спинку стула жены.
Словно в продолжение этих слов, Стеф неожиданно повторил тот же самый жест по отношению к Крису.
— Я чувствую себя старой девой, — Джонни улыбнулся, переводя взгляд с одной пары на другую. Эта улыбка была столь натянутой, что Крис почувствовал сильнейшее желание встать со стула.
— Я покурить, — в качестве подтверждения своих слов он достал из кармана пачку сигарет и положил её на стол, прикрыв зажигалкой.
— Отлично. Я с тобой, — Джонни последовал его примеру.
— Ты куришь? С каких это пор? — изумился Траньков.
— Наследие Эрика Лавджоя, — пояснил Ламбьель. — А я за столько лет так и не смог заставить Криса бросить.
— Я рад тебя видеть, — искренне произнеёс Крис, когда они, даже не надев куртки, стояли на улице, выдыхая вместе с дымом клубочки морозного воздуха.
— Да, я тоже рад. Давно не виделись. Хотя по правде, — он затушил одну сигарету и достал другую, — я сам не знаю, зачем я приехал. Не помню, почему согласился.
— Спасибо, что навёл порядок в его кабинете. Мне он не разрешал разгребать весь этот хлам.
— Да, знаешь, я просто не спрашивал его разрешения.
Они оба рассмеялись. Крис подумал, как это странно, что они оба совсем не ревнуют друг к другу. Он видел Ламбьеля по-настоящему подавленным только раз в жизни, когда тот был влюблён в Джонни, но Вейр никогда не вызывал в нем негативных эмоций. Он понимал, почему тот упорно отвергает Стефана. Надо быть конченым идиотом, таким, как он, чтобы подписываться на такие отношения. Но просто они уже настолько крепко повязаны и в дружбе, и в бизнесе; он, наверное, перестал различать, где тут начинается и заканчивается здравый смысл, где любовь, а где просто привычка.
— Кстати, — Джонни издал смешок. — Забыл, когда у вас всё началось, а? Это же год 2000-й, наверное, был.
— Вообще-то 2002-й, — поправил его Крис. — Мы тогда ещё учились в лицее. Честно говоря, я и сам уже не помню, как… и когда. Мы дружили. И мамы наши дружили, и сёстры дружат. Не было какого-то такого момента… Стефан вообще так себя вёл, что не разобрать было, я думал, ему девушки нравятся. Да я вообще об этом не думал. Мда.
— А потом вы просто проснулись в одной кровати после студенческой пьянки, — докончил Джонни. — И эти двадцать лет пролетели незаметно.
— Эй, он тебе всё рассказал, да? —Крис притворно возмутился. — Боже, я действительно не помню! Не знаю, — он помолчал. — Двадцать лет. Знаешь, даже страшно от этих слов.
— У меня никогда ни с кем не было таких долгих отношений… даже пятилетний юбилей не спраздновал. А всегда хотелось, чтобы вот так, знаешь… и семья. На всю жизнь.
Они посмотрели друг на друга, и Крис ощутил странный укол вины. Он не крал Стефана ни у кого. Ни у Джонни, ни у… Многие думают, как это здорово, быть первым у кого-то. Ерунда. Он бы теперь предпочёл быть последним.
— Хорошо, что вы снова вместе. — Джонни затушил сигарету. — Ладно, идём.
Вместе? Крис неожиданно остолбенел, услышав эту уже не в первый раз сказанную за вечер фразу. Он поймал себя на том, что думал о Стефе вот сейчас, в эту минуту, практически в прошедшем для их отношений времени. А ведь он сидит там, и они пара. И живут вместе, и снова работают. И весь этот уик-энд как будто такая продуманная демонстрация перед друзьями. Демонстрация чего? Господи, зачем Стеф себя так странно ведет? Вот именно, зачем, а не почему? Что у него на уме?
— Пошли, давай.
Они направились обратно в ресторан.
Вернувшись за столик, они обнаружили, что Таня неестественно громко рассказывает о работе в их с Максимом сочинской тренерской школе, а Стефан и Макс сидят хмурые, с насупленными лицами.
— Я предлагаю ещё выпить! — заявил Траньков, увидев Джонни и Криса. — А принесите нам ещё вина!
— Завтра Морис празднует день рождения, вы все приглашены, ребята. Джонни, помнишь Мориса?
— Конечно.
Ламбьель начал вспоминать, как в прошлый раз они гостили у него в Лозанне, во время турне «Звёздный лёд». Как заболел Джеффри, и он готовил для него травяной чай, который Джонни назвал лечебным отравом, как напились потом, он потерял своего тарантула, который сбежал из клетки, а Макс, пьяный ползал и собирал вышитые на ковре цветы. А под конец он сам, проснувшись среди ночи, ушёл к себе домой из собственной квартиры. И как искали его ребята, и Джонни договаривался с задержавшим Стефа полицейским. Все смеялись. Только Траньков, вдруг притихший, время от времени поднимал на Стефана потерянный, как будто извиняющийся взгляд и крутил в руках бокал с вином. Джонни подумал, что Макс в сущности, очень ранимый парень, который боится это показывать. Значит, Стеф ранил его. Ненарочно, конечно. Потому что Стефан, он такой… Он никогда не станет причинять боль умышленно.
Именно после этого турне всё началось с Джеффри. И Джонни казалось, что это вот то самое, настоящее. И потом как долго он ещё не мог поставить точку в отношениях с Эваном. Эван… Как он сейчас? Господи, они ведь действительно были замужем друг за другом! А потом все кончилось, развалилось, рассыпалось. Вся его жизнь.Он думал, что никогда уже не станет прежним, что он всё потерял. Бри Лавджой, алкоголь, стероиды, мысли о ВИЧ и, наконец, операция. Он, кстати говоря, почти не соблюдает режим, сидит пьёт, курит, ест сырное фондю и катается на лыжах. Эрик вытащил его со дна колодца. Это было дно. А что Стеф? Его почти нет в тех воспоминаниях. Может быть, это и хорошо.
— Чудесный сегодня был день, — Стефан сунул руки в карманы и, задрав голову, посмотрел на усыпанное звездами ночное небо.
— До завтра. -Джонни пожал руку Крису и обратил внимание, что Максу Тревизан руку пожимать не стал. Траньков вообще отошёл в сторону и пинал носками ботинок снег.
Они хотели расходиться, и тут выяснилось, что Стефан перепутал и оставил в ресторане свои лыжи.
— Какая тебе разница, ты на любых хреново катаешься, — Крис усмехнулся и впервые за вечер позволил себе обнять Ламбьеля за плечи.
Джонни вздрогнул. Он видел, словно в замедленной съёмке, как губы Стефана растягивает улыбка, веки чуть прикрываются, и Ламбьель, повернув голову, слегка утыкается носом Крису в плечо. И он вдруг отчётливо понял, что безумно хотел бы сейчас быть на месте Тревизана, чтобы самому обнимать Стефа за плечи, делать ироничные замечания и в конце концов увезти домой, где в разноцветном мозаичном свете торшера заняться любовью. О нет, они ведь не будут этого делать? Ну, серьезно, после стольких лет? Чем можно заниматься наедине паре, которая знакома двадцать лет? Кино смотреть, например, лёжа с бокалом вина в постели.
— Спокойной ночи, ребята!
Джонни проводил ребят взглядом, пока те садились в машину, скромный ситроен Криса, и отъезжали со стоянки отеля.
— Бред какой-то, полная чушь, и чего он прилип к Стефу? Мягкая фруктовая жвачка на ботинке, — услышал Джонни позади себя бормотание Макса.
— И никакая Крис не жвачка! — неожиданно вступилась за того Таня. — Они прекрасная пара. И Крис это всё заслужил.
— Кирпича он заслужил по роже.
Они говорили на русском, но, увидев, что Джонни смотрит на них, Макс замолчал. Они попрощались в вестибюле и разошлись по своим номерам.
Стеф болтал о какой-то отвлечённой ерунде, пока они ехали домой. Когда он начинал так без умолку трещать, Крис знал: друг нервничает и пытается это скрыть. Тревизан никак не мог понять, к чему Ламбьель вообще устроил всю эту показуху? Пригласил Таню с Максимом, Джонни. Чтобы самому чувствовать себя глупо теперь?
— Послушай, — перебил его Крис в какой-то момент, когда они уже поднимались в квартиру. — Весь день хотел тебе сказать: не обязательно так всем демонстрировать, что мы с тобой вместе.
Он ожидал, что Стеф по привычке фыркнет и начнет отнекиваться, но прогадал.
— Обязательно. Мне этого хочется.
— Тебе хочется показать Джонни и Максу, насколько они оба потеряли для тебя значение? С моей помощью?
— Слушай, Крис… — под ноги Стефу с мяуканьем бросились кошки. Они оба почти машинально взяли животных на руки, и Крис ногой закрыл дверь. — Я знаю, ты думаешь, я просто валяю дурака. Это не так. Ничего я никому не доказываю. С Максимом мы уже расставили все точки над i, а Джонни… знаешь, может я и хочу, чтобы он осознал, наконец, свою узколобость. Дружба, любовь и работа не совместимы? Ещё как совместимы!
Он прошёл в гостиную, на ходу снимая одежду и обувь, и Крис, вздохнув, по традиции шагал следом, подбирая и расставляя сначала его ботинки, потом вешая куртку.
— Тебе со мной плохо? — этот вопрос Ламбьель задал неожиданно в лоб.
— Не говори ерунды. Конечно, нет. У меня просто такое ощущение, будто ты сам себе и другим что-то доказываешь через наши отношения.
Они продолжали говорить, не спеша занимаясь своими делами — моя руки в ванной, переодеваясь, включив телевизор, перекладывая какие-то вещи. Крис подумал, что в этом их разговоре попросту нет никакого эмоционального заряда. Стеф действительно вел себя иначе — спокойно, рассудительно, размеренно и как-то чудно для себя.
— Можешь мне не верить, но я чувствую, как сильно изменился. Я хочу теперь совсем другого. Я это понял очень чётко. Так что не пытайся там меня ни в чем переубедить. Я знаю, что порой вёл себя… довольно по-идиотски и эгоистично по отношению к тебе. Но я тебя люблю. Правда. И я хочу быть с тобой. Я не притворяюсь. Просто я сделал свой выбор… так же, как и они.
Крис улыбнулся. Верил ли он в его искренность? Конечно, верил. Сейчас, в данный момент, когда Стеф говорит, что хочет быть с ним, он говорит правду. Сейчас хочет. Потому что устал, потому что ему одиноко, потому что у них двоих общее прошлое, в котором было много хорошего. Потому что Крис самая правильная кандидатура.
«Господи, какого хрена я всю это анализирую? — разозлился на себя Тревизан. — Почему я должен думать, что ему будет лучше, если я его прогоню? А если не будет? Как я вообще могу его прогнать? Я люблю его… И я знаю, я могу дать ему то, что он хочет… по крайней мере пока».
Ночью поднялась метель. Крис ворочался с боку на бок, призывая себя расслабиться и заснуть, а вместо этого мог только слушать завывание ветра за окном и тихое похрапывание Стефа под боком. Больше всего в их совместной жизни Крису всегда нравилось именно это ощущение теплоты его тела ночью, рядом с собой. Он вспоминал их лето в лагере Вербье. Их первое лето. Забавно, как всё начиналось, как детская шалость. Им было по пятнадцать лет. Крис никогда и не думал ни о чём ТАКОМ, глядя на Стефана. Они просто дружили. Как дружат мальчишки. Оба тогда ещё увивались за девочками, по крайней мере, делали вид. В то лето Крис открыл себя настоящего, свои истинные чувства. А Стеф? Ему, кажется, ничего не нужно было открывать специально. Ведь это он взял манеру перебираться к нему на кровать после отбоя, чтобы поболтать. Всё было почти невинно, хотя Крис и ловил себя на странных ощущениях где-то под ложечкой, когда друг его обнимал. В этих объятиях было то, чего он не смог уже найти больше ни в ком — это тепло и ласка. До Стефа хотелось дотрагиваться, тот и сам дотрагиваться любил. И они дотрагивались. Сперва осторожно, с опаской, потом, словно оба поддавшись обоюдному призыву, уже не скрывая желания этого делать. Их первый сексуальный опыт растянулся на много ночей, с ласками, объятьями, поглаживаниями, соприкосновениями тел, прежде чем вылился в настоящий, полноценный секс. Крис даже не был уверен, что до него Стефан ни с кем не заходил так далеко. Но это он, всегда он проявлял инициативу, по крайней мере, первое время. Ламбьель никогда ни в чём таком не искал оправдания. То, что они делали друг с другом, было сначала их тайной, а потом Крису просто стало всё равно. Он не влюблялся, он просто понял, что любит. Как понял и то, что бесполезно пытаться хоть как-то удерживать Ламбьеля при себе. Он уходил, когда что-то или кто-то притягивало его интерес, и так же легко возвращался, когда начинал скучать. И когда он возвращался, с ним всегда было тепло, потому что Стеф действительно умел выражать любовь, когда её чувствовал. А Крису всегда казалось, что тот её чувствовал. Вот только со временем отлучки, ссоры стали возникать чаще, а примирения затягивались и продолжались недолго. Стеф так привык к его присутствию где-то поблизости, что стал забывать… Поздравить с днем рождения или перепутать его дату (столько дел навалилось, голова кругом!), прийти на обещанную встречу, сообщить о своем отъезде куда-то, а порой и просто позвонить. Они ведь на самом деле немного времени прожили вместе, хотя бы потому что Ламбьель постоянно мотался по миру со своими коньками. И не просил Криса его сопровождать. Вернее, тот чувствовал, понимал: Стеф не хочет, чтобы он ездил с ним. Зато он запросто мог заявиться среди ночи, пьяный в дугу, после месячного отсутствия и обозначения своего определенного места пребывания. Он никогда не просил Криса уйти, не ставил условий, не закатывал скандалов (они ссорились чаще по рабочим моментам) или сцен ревности (в какой-то момент Крис тоже перестал, потому что понял — это бессмысленно). В общем-то они могли бы прожить так всю жизнь. Странно только, что при таком раскладе они всё ещё продолжали время от времени спать друг с другом. Крис думал, что пора бы с этим покончить и перевести отношения в надёжно-дружескую плоскость, вот только ничего не мог с собой поделать — его физически тянуло в это тепло.
Стефан шумно вздохнул во сне и, повернувшись, обнял его одной рукой.
«Нам не нужно становиться семьей, Крис. Мы уже семья».
Может быть, он прав? И тот факт, что все дороги неизменно возвращали их друг к другу, свидетельствует о том, что это судьба? Крис придвинулся чуть ближе и ощутил тёплое дыхание у себя на щеке. Он аккуратно поцеловал Стефана в уголок губ, которые слегка задрожали в улыбке.
— Джонни.
Мужчина отстранился, пристально вглядываясь в его лицо, словно ожидая какого-то продолжения, после чего перевернулся на другой бок, убрав его руку.
2014 год.
Крис проверил готовность пирога, выключил духовку и снял фартук. По кухне поплыл запах свежего бисквита.
— Надеюсь, дойдёт до его комнаты. — Тревизан сел за стол и закурил.
Сидевший напротив Максим Траньков рассматривал свои ногти. Тишину нарушало только тиканье часов.
— А какое твоё полное имя? — неожиданно произнёс Траньков, удивив его несвоевременным вопросом.
— Кристиан, а что?
— Кристиан? — Максима как будто это действительно поразило. — Ага, понятно. Я думал, ну, Кристофер.
Когда на кухню зашла Таня, оба с облегчением подняли головы.
— Ну что, как?
— Спит. — Волосожар села за стол, потом, спохватившись, встала и принялась доставать чашки. — Давайте чаю попьем.
— Он всё время спит… — Крис бросил взгляд в сторону коридора, где за несколько десятков метров от них был Стефан. — И кашляет.
— Я его таким совершенно подавленным не видела никогда в жизни. Даже не могла себе представить, что он может быть таким, — призналась Таня.
— Видимо, он по-настоящему влюбился в Джонни, — бросил Макс и, спохватившись, посмотрел на Криса. — Извини.
— Ничего, — спокойно ответил тот. — Я привык. Стеф прежде всего мой друг.
Максим и Таня переглянулись друг с другом. Глядя на этих двоих со стороны порой создавалось впечатление, что они общаются и обмениваются информацией вовсе без слов. Крису это было знакомо. У них со Стефаном тоже так было когда-то. А теперь тот умирает от неразделённой любви и хронического бронхита после осложнений от пневмонии, а сам Крис по-дружески печёт его любимый бисквитный пирог.
Они не решались обсуждать эту тему даже между собой. То, что произошло в Вене, не имело названия. Больше всего Криса беспокоило здоровье Стефа — он недавно выписался из больницы, но кашель всё не проходил. Иногда случались такие сильные приступы, что Крису казалось, тот сейчас выкашляет все внутренности. Голос Ламбьеля охрип, он похудел, и доктора советовали как можно скорее отправиться поправлять здоровье в санаторий. Стеф заявил, что если куда и поедет, то только домой, к матери в Мартиньи. Крис уже решил, что отправится туда вместе с ним. Он сам не знал, что может сделать в этой ситуации. Татьяна права. Стефан никогда таким не был. Никогда не терял оптимизма. Из него будто высосали всю радость, а он не знает, чем её можно восполнить. Единственное, что он может — это просто быть рядом. Как всегда.
Они разрезали пирог, но есть его без Стефана казалось странным. Ведь это он был главным любителем сладостей, и именно его любимый пирог испёк сейчас Крис. Просто маленькая радость.
— Вы завтра уезжаете, ребята?
— Да. Мы бы хотели остаться и жить в Швейцарии, но боюсь у нас нет на это денег, — вяло пошутил Максим.
— Спасибо вам. Спасибо за всё. За то, что помогаете, — Тревизан посмотрел на Макса. — Это очень много значит. И для него, и для меня.
— Поддерживай его. Он такой хороший, — глаза у Тани были грустные, но лицо всегда излучало какой-то невероятный свет. Крис понимал, почему Стеф так любит её. Чудесная девушка. Такая отзывчивая, добрая, искренняя… и как ему казалось, очень русская. Хотя он плохо представлял себе, в чём отличие русских девушек.
Они выпили чай, Крис принялся собирать со стола посуду, Макс начал копаться в телефоне, а Таня решила ещё раз заглянуть в комнату к Стефану, на всякий случай захватив с собой кусок пирога.
Ламбьель действительно уже не спал и полусидел в кровати напротив телевизора с выключенным звуком. Показывали какую-то передачу про дикую природу.
— Гляди, Крис испёк для тебя пирог, — она поставила блюдце на тумбочку.
— Хорошо, я потом поем.
Равнодушная лаконичность, которая пронизывала теперь все его высказывания, резала слух. Таня в отчаянье присела рядом и положила свою руку рядом с его. Какое-то время они молчали.
— Я хотела тебе кое-что сказать… пока мы не уехали.
Никакой реакции.
— Мне твой совет нужен. Я просто не знаю, кому ещё я могу это рассказать… ты мой лучший друг. Я должна сказать хоть кому-то. — Её голос слегка охрип от волнения. — Это про меня и Максима.
Сработало. Брови Стефана слегка сдвинулись, как бы в недоумении, он повернулся к ней. Таня затеребила край его пледа, чувствуя, как к лицу приливает жар.
— Я просто не могу больше молчать, мне надо кому-то сказать. Помнишь, ты пошутил, что мы с Максимом уже как муж и жена?
Пауза.
— Вы… — он выпрямился и в глазах его мелькнула… не может быть… радость? — Вы всё-таки вместе?
— Нет. — Она отвела взгляд. — Но мне кажется, я… я его люблю. То есть, я и раньше это знала, но сейчас всё иначе. По-другому. — И неожиданно воскликнула: — Это ты виноват!
— Я?
— После твоих шуточек… я даже не знаю, зачем я их слушала! Когда все вокруг говорят о том, какая вы прекрасная пара, невольно сама начинаешь в это верить.
— Ты должна ему сказать, — решительно заявил Ламбьель. На его лице действительно проступил неподдельный интерес, он выглядел взволнованным, ожившим, впервые за целый месяц! — Конечно, должна! Он будет рад!
— Ты с ума сошёл! — она понизила голос. — Я не могу такое сказать. Я и тебе сказала только затем, чтобы сказать, что это всё из-за тебя.
— Почему из-за меня? — он улыбнулся.
— Потому что я это поняла после того, как он прыгнул за тобой в Дунай там, в Вене. Потому что до этого момента я не понимала, как он мне дорог, пока он не спас на моих глазах другого дорого мне человека. И кроме тебя никто не поймёт этого.
Стеф задумался на некоторое время, потом взял блюдце и стал кромсать ложкой мягкий бисквит, засовывая кусочки пирога в рот.
— Как ты думаешь…, а сам он? Что он к тебе чувствует?
— Я думаю, он любит меня, как друга. Как сестру. И если я ему скажу, он испугается, и понимаешь, он ведь не просто парень, он мой партнёр. Если что-то пойдёт не так, если я что-то нарушу, и мы больше не сможем работать вместе? Я не прощу себе этого!
— Я могу поговорить с ним. Если хочешь. Обещаю, что не скажу ничего лишнего.
— Поговоришь, о чём?
— О тебе.
— Когда? Мы улетаем завтра утром!
— Тогда в твоих интересах сделать так, чтобы вы как можно скорее вернулись обратно…
Она не могла поверить. Сработало. Стефан не просто проявил интерес. Господи, да он загорелся энтузиазмом! И она ещё сомневалась до последнего, стоит ли ему говорить! За что ей так повезло иметь такого друга? Который её счастье готов разделить, как своё? А она ничем не может помочь ему с Джонни. Ничем.
Когда в комнату заглянул Макс, чтобы позвать её и попрощаться, на лице Ламбьеля уже появилось такое хитрое, многозначительное выражение, что Таня не могла поверить, что всего час назад он напоминал забальзамированного покойника. Он вылез из кровати, чтобы проводить их, и обнимая его на прощание, Таня расплакалась от избытка чувств, чем привела Максима в совершенное изумление.
— О чем вы говорили? Что ты с ним сотворила, что он ожил? — поинтересовался Траньков, пока они ехали в гостиницу.
Таня пожала плечами и слегка улыбнулась.
— О любви.
***
— Cпасибо всем моим друзьям, которые пришли поздравить меня сегодня. Я счастлив, что жизнь подарила мне возможность встретить с вами мой тридцать третий день рождения. — Морис поправил микрофон и обвёл взглядом всех собравшихся за столиками ресторана. — Было круто, правда. Сегодня в мой адрес было сказано множество прекрасных слов. Но мне бы хотелось, чтобы финальная нота этого вечера прозвучала не в мою честь.
Морис сделал паузу, явно предвкушая эффект от своих будущих слов.
— Мне выпала честь сегодня, в день моего рождения, объявить о том, что двое моих, не побоюсь этого слова, «ближайших» друга созрели для семейной жизни. Не скажу, что я сильно удивлён этой новостью, но признаюсь, она стала для меня лучшим подарком. Давайте поздравим Стефана и Кристиана!
В зале на мгновение повисла тишина, после чего её взорвал гул аплодисментов. Джонни поймал себя на том, что хлопает со всеми остальными, странным образом разорвав контакт между телом и мыслями. Его руки словно радовались за Стефа и Криса в отдельности от остального тела. Сидевшие с ним за одним столиком Ламбьель и Тревизан просто скромно махнули рукой. На их лицах было написано удивительное спокойствие. Словно всё это естественное продолжение давно стремившейся к завершению истории. Истории, которой, казалось, суждено было завершиться совсем другим образом.
Странно, но он не ощутил ужаса, разочарования или отчаянья. Только глухую пустоту. Словно, если постучать кулаком по груди, можно услышать звук гулкого пространства. Неважно, что в Швейцарии однополые пары могут регистрировать только гражданский союз, не являющийся браком в прямом смысле этого слова. Вот сам он был официально замужем за мужчиной дважды, и что? Он всё равно один… нет, стоп. Он не один. У него есть Макс. Макс. Кстати, почему тот не пишет ему уже второй день?
Воспользовавшись поводом, чтобы не смотреть Стефану в глаза, Джонни взял свой смартфон и стал лихорадочно набирать сообщение.
— Почему ты ничего нам не сказал?
— Я собирался. Но Морис нас опередил.
— Стеф, что ты делаешь? Что за фигня? Ведь ты его… ты не любишь его!
Они отошли в сторону и стояли за одной из колон, где можно было скрыться от посторонних глаз. Макс воспользовался тем, что Таня отошла в туалет, а Крис танцевал с Мэри.
«Он принес лыжи. Мои лыжи. Которые я забыл вчера в ресторане. Когда успел за ними съездить?»
«Тебе стоит написать на них, как и мне… собственность Стефана Ламбьеля»
«На твоих лыжах не это не написано»
«Очень смешно. Стеф. Просто оборжаться».
— Знаешь, не тебе учить меня в этих вопросах, — Стеф произнёс это почти грубо. — Откуда тебе знать, что я чувствую? Как мой друг, ты мог бы порадоваться за меня. Как я радовался за тебя и Таню.
Максим молчал. За этим молчанием, внутри, несомненно скрывался просто вулкан, бурлящий Везувий. Стефан ждал. Ему было чем ответить, и Траньков это знал, поэтому в какой-то момент просто закрыл глаза и кивнул.
— Ты прав. Я должен за тебя порадоваться. За вас. Но я не могу. Прости. Просто не могу.
Он коснулся его плеча и отошел, идя на встречу появившейся Тане, чтобы обнять ее за плечи и поцеловать в лоб.
— Правда классная новость про Стефа и Криса? Они идеальная пара, да, дорогая?
Стеф смотрел на них какое-то время, а потом, развернувшись, направился обратно в зал.
Безумный вечер. После вина и шампанского подали пиво. Морис вытащил его на сцену вместе с Стефаном и заставил втроём исполнить «Аллилуя» Коэна.
«Совсем как в старые добрые времена!»
Стеф усиленно налегал сразу на все алкогольные напитки и в итоге заявил, что после оформления гражданского союза собирается записать всё совместное имущество на Криса. Джонни сидел притихший и грустный. Время от времени они с Кристианом обменивались сочувствующими взглядами. Траньков тоже отличился, заявив, что когда Стефан будет оформлять документы, то пусть не забудет на каждой вещи проверить: не написано ли там «собственность Максима Транькова»?
— Тебе обязательно нужно подписывать свои вещи, ставить на них печать, иначе непонятно, кому они принадлежат, да? — громко парировал Ламбьель.
Через какое-то время Крису начало казаться, что во всём зале осталось всего три трезвых человека: он, Джонни и Таня. Эта словесная перепалка могла бы казаться шутливой, если бы Крис не знал: оба сейчас отчаянно стараются порвать металлический прут, привязавший их по рукам и ногам, не обращая внимание на то, что режут себе ладони.
Ему было горько. Хотелось уйти. От всего. От шумной толпы, грохочущей музыки, надоедливых друзей, даже от Стефана. В какой-то момент Тревизан ухватил взглядом опустевший стул — Джонни ушёл. Просто исчез незаметно, даже не попрощавшись. Воспользовавшись тем, что на него всё равно никто не обращает внимания, Крис быстро пробрался к выходу и выскочил на улицу как раз в тот момент, когда Джонни садился в такси.
— Эй, подожди!
Вейр повернулся и смущённо пожал плечами.
— Я устал. Голова заболела. Поеду в гостиницу.
Крис сам не знал, почему ему так не хотелось его отпускать, но он удержал американца за локоть и захлопнул дверцу такси.
— Подожди…
Снова пошёл снег. Несколько снежинок упали Джонни на ресницы. Он опустил их, и по щекам скатились две прозрачные капли.
— Мне жаль, если тебе всё это испортило настроение.
— Я надеюсь, Стефан понимает, как ему повезло, — Джонни смотрел на него широко распахнутыми глазами, в которых отражался свет фонарей. — Я всегда мечтал видеть рядом с собой человека, похожего на тебя. Кто будет принимать меня и любить таким, какой я есть. И просто будет рядом.
— Как странно, я как раз думал, как жаль, что Стефан не похож на тебя.
Они стояли напротив друг друга, и Крису вдруг захотелось наклониться и коснуться губ Джонни своими, поцеловав. Он чувствовал едва уловимый, «съеденный» морозом запах его туалетной воды и думал, как пахнет его кожа — как цветы в горах, когда тает снег.
— Я правда поеду. Извинись за меня перед Стефом и остальными.
Джонни протянул руку, но Крис шагнул и обнял его, похлопав по спине. Чуть дольше задержал он объятья, пока не почувствовал, как Джонни напрягся в его руках. Они пожелали друг другу спокойной ночи, и Вейр залез в такси. Махнув на прощанье рукой, мужчина проводил взглядом удаляющуюся машину. Скоро всё будет кончено.
Однажды появился другой, и Крис пришёл сказать об этом Стефану, намереваясь расстаться. Вместо этого в тот вечер они напились и переспали. А утром, проснувшись, Тревизан вдруг отчётливо понял, что никуда он от него не уйдет. Тем более к другому мужчине. Не потому что Ламбьель его держит, а потому что он действительно не хочет уходить. Может быть, всё дело было в том, что Стефан как-то давал ему понять: ему он тоже предан, если не телом, то хотя бы душой. Кстати говоря, тело всегда было в его распоряжении.
Крис пытался встречаться с кем-то другим, но в результате всё равно терял интерес через какое-то время. Только к Стефану его тянуло с такой необъяснимой силой, что он по-прежнему хотел его, спустя столько лет. Стеф говорил, что с ним происходит то же самое. Это примиряло их, давая надежду, что совместное будущее всё-таки возможно.
Так было до Джонни. Крису не надо было задавать лишних вопросов, чтобы догадаться. Ламбьель тем более не думал отпираться.
«Это все равно неважно, потому что не взаимно. Он меня не любит».
Удивительно, но Крис ему даже сочувствовал. Стефан влюбился, но получил отказ. Стефан Ламбьель, который привык добиваться своего. Который умел вскружить голову как женщине, так и мужчине, если желал того. И вот, когда он влюбился по-настоящему, кто-то сказал ему «нет». Трагично.
Максим Траньков появился, когда всё было плохо. У них со Стефаном, с работой, когда Ламбьель с трудом выздоравливал после тяжелой пневмонии. То есть, конечно, они и раньше дружили, но Стеф прежде всего был другом Тати Волосожар. Именно поэтому, как предполагал Крис, он так включился в эту историю, когда она рассказала ему о своих чувствах к Максиму. Что произошло в конечном итоге? Столкнувшись с безответной любовью сам, Стефан пытался найти утешение в том, чтобы помочь сбыться чужой истории любви, чтобы и она не превратилась в печальную сказку об отказе. Это может показаться смешным, но именно так он и пытался пережить своё собственное поражение. Получив отказ на взаимность, Ламбьель нашёл источник смысла в том, чтобы помочь обрести счастье в любви своим друзьям.
Сперва Крис был только рад. Стефану надо было хоть на что-то переключиться, чтобы забыть о Джонни, и он поддерживал его рвение. Надо сказать, именно Ламбьель первый начал говорить о том, что из Тани и Макса вышла бы отличная пара, не только на льду, но и в жизни. Крис был согласен, иногда он и сам забывал, что эти двое всего лишь друзья и партнеры на льду. После триумфа в Сочи их успех просто обязан был сблизить их ещё больше, и именно это и произошло. Вот только с Максимом всё оказалось сложнее. Намеков Тани он не понимал, или делал вид, что не понимал, и почти все разговоры на эту тему сводил к шутке. Но чем упорнее Траньков сопротивлялся, тем настойчивее становилось желание Стефа добиться своего.
«Он в неё влюбится, вот увидишь! Я точно знаю», — заверял он Криса.
В какой-то момент Крису начало казаться, что через Таню Ламбьель пытается изменить печальный исход своей собственной неудавшейся истории. Максим не должен был отвергнуть её, как его отверг Джонни. Нет, Стеф не мог этого допустить.
Теперь они проводили вдвое больше времени вместе. Идеи о совместных поездках и отдыхе всецело исходили от Стефана. Он настоял, что им стоит отдыхать вчетвером, и если Макс будет видеть Таню так часто, да ещё и они с Крисом будут являть собой пример образцово-показательных отношений, то Транькову просто ничего не останется, как влюбиться в неё. Он разрабатывал маршрут, выбирал самые романтичные места и рестораны, хватался за фотоаппарат, чтобы запечатлеть волнующие моменты, то и дело заводил разговоры о любви. Он должен был стать Максу лучшим другом и открыть ему глаза на сокровище, которое было рядом с ним.
«Это даже хорошо, что вы друзья! Что за глупость, что дружбу можно испортить любовью? Взять меня и Криса».
Крису не нравился такой пример, но он предпочитал помалкивать. Ламбьелю удалось добиться того, что Максим в скором времени стал прислушиваться к каждому его слову, и в конечном итоге поверил в то, во что хотел верить Стефан: он и Таня прекрасная пара. Можно было праздновать победу: между Траньковым и Волосожар начался настоящий роман. Вот только возникла небольшая проблема: обожать Таню Макс мог только в присутствии Стефа. То есть, он настолько привык, что в этой истории участвуют трое героев, что оставаясь с Волосожар наедине, он, видимо, начинал ощущать острую нехватку «ведущего». Об этом Стефан сам рассказал Крису через какое-то время.
«Ему во всём нужен мой совет. Он рассказывает обо всём, что у них происходит. Я не знаю, как быть».
«Может быть, ты и в постель с ними ляжешь? — не выдержал Крис, потеряв терпение. — Мне надоело, что они постоянно с нами. Ты только о них и говоришь. У тебя есть своя личная жизнь!»
Крис ощущал: происходит что-то не то. Это превращалось в какую-то патологическую зависимость. Он пытался как-то достучаться до друга, объяснить, что это ненормально, но всё без толку. Теперь в сети поползли совсем другие сплетни. Если раньше любимой темой для обсуждения были отношения Максима с партнёршей, то с тех пор, как Стефан начал принимать активное участие в создании этого союза, ему стали приписывать совсем другую роль. Сначала это было смешно. Но недолго.
— Какого чёрта, ты пригласил его на мой день рождения? — не выдержал Крис как-то раз. — Это МОЙ день рождения, не хочу я там видеть Транькова!
— Я пригласил их с Таней, а не его одного! Они наши друзья.
— Они твои друзья! И это уже переходит всякие границы!
С некоторых пор Стефан стал уходить в ванную, чтобы поговорить по скайпу, и можно только догадываться, С КЕМ Ламбьель ведёт такие личные беседы, что он не должен был их слышать. Любой разговор так или иначе теперь сводился к Тане и Максу.
Однажды после очередной хвалебный оды в честь Транькова Крис не выдержал. Он резко прервал Стефана фразой:
— Может быть, ты действительно с ним спишь?
У них произошёл крупный скандал. Давно таких не было. Крис совершенно вышел из себя. Он орал, что не желает больше ничего слышать о Транькове и видеть его тем более, что над ним все смеются, что слухи дошли уже до общих друзей, что Стефан забыл об элементарных приличиях, что он не уважает его чувств и тд и тп. В ответ Ламбьель кричал, что это полнейшая чушь и как только ему могло только взбрести такое в голову? Что Макс натурал, что он друг, он товарищ, и Таня друг и все они большие друзья.
-И только я здесь, похоже, один большой идиот! — резюмировал Крис. — Я так радовался, думал, ты выздоровел. А ты оказывается, свихнулся еще сильнее!
Крис курил на балконе, когда услышал в спальне тихий стон и понял, что Стефан проснулся. Затушив сигарету, Тревизан вошёл в комнату. Из груды скомканных одеял выглянула взъерошенная голова.
— Если я скажу «доброе утро» — это будет очень противно звучать?
— Только не начинай, ладно? — простонал Ламбьель. — Мне и так тошно.
— Сообщи мне, когда придешь в себя, нам надо поговорить.
Спустя примерно час, из которого Стефан минут десять пытался подняться с постели, сорок минут отмокал в ванне и наливался травяными чаями, они наконец-то сидели на кухне. Крис невозмутимо поглощал омлет с зеленью под ненавидящим взглядом Ламбьеля, которого воротило даже от одного вида еды.
— Я не собираюсь читать тебе нотаций, хотя вёл ты себя вчера отвратительно.
— Согласен, я выпил лишнего. Но я праздновал нашу помолвку.
Крис поперхнулся куском омлета.
— Так это была помолвка? Я не знал, что когда люди празднуют помолвку, то сначала надираются до отключки, а потом полночи блюют в туалете. Мне тоже надо было так делать?
Стеф уронил голову на стол.
— Ты не только мне испортил настроение, — добрав остатки еды, Крис поставил тарелку в раковину. — Джонни уехал очень расстроенный. Таня тоже чувствовала себя неловко. К счастью, все остальные были такие пьяные, что им было наплевать. Но вот что, Стеф. Раз уж, как ты сам выразился, это была наша «помолвка», то мне есть что тебе сказать.
Ламбьель поднял на него хмурый взгляд и почесал затылок. Крис невозмутимо продолжал, сложив руки на груди.
— Я никогда не ставил тебе ультиматумов. Но настал момент, когда тебе придётся выбрать: либо я, либо Траньковы.
— Божеее… — Стеф застонал. — Не начинай! Как я могу выбирать? Это же… это совершенно… это разное!
— Мне всё равно. Просто, если ты хочешь быть со мной и дальше, если мы будем строить семью, Макса быть не должно.
— И Тани? — Стеф косо посмотрел на него.
— Против неё я ничего не имею, — пожал он плечами. — Ты и сам прекрасно понимаешь, о чём я говорю. И ты сам знаешь, почему я прав.
Повисла тишина. Стеф мрачно уставился в окно, проведя пятерней по волосам. Он ждал, что Крис скажет что-то ещё, но тот молчал.
— Я тогда… я хотя бы провожу их сегодня в аэропорт, — наконец произнес он.
Крис улыбнулся и положил руку ему на плечо.
— Не надо. Я провожу.
Ночью Джонни спал плохо. На фейсбуке ему неожиданно написал Дрю. Миккинс поссорился с мужем и явно надрался до полной невменяемости, потому что написал фразу, означающую примерно «Джонни, я все ещё тебя люблю, давай снова встречаться», написанную перепутанными буквами. Выглядело это так: Джони яв сетебя люблюдавай с нова встнчаться. Подумав немного, Вейр не удержался и написал «давай», после чего отключил телефон и провалился в тревожный, прерывистый сон. Ему приснился Джеффри. Они стояли на Эйфелевой башне и целовались, после чего Баттл неожиданно превратился в Криса Тревизана и столкнул его вниз. Брр.
Проснувшись утром, Джонни чувствовал странное сексуальное возбуждение, словно ему пришлось прервать половой акт. Он подумал о том, что, несмотря на регулярный секс с Максом, он не испытывал всё это время реального удовлетворения. Странно, ведь во всех прошлых связях у него такого не бывало. Он никогда не чувствовал особенного сексуального голода и вообще был не особенно прихотлив в сексе. Хэмптон так и не ответил на его сообщения и звонки, между прочим, что заставило ещё сильнее нервничать.
«Что если с ним что-то случилось в Пенсильвании?.. Интересно, Стефан испытывает удовлетворение в постели с Крисом? Они ведь так давно вместе… Неужели до сих пор возбуждают друг друга? Нет, не стоит об этом думать… Стефан в принципе зациклен на сексе больше, чем я. Он всегда найдёт с кем переспать.»
Потом он подумал о том, что если Ламбьель действительно вступит в гражданский союз с Тревизаном, то это автоматически ограничит его в связях. Трудно представить себе, что Стеф сможет на это пойти. Лишиться своей свободы.
В аэропорт он приехал одновременно с Таней и Максом, чей самолёт вылетал на полчаса раньше. Провожать их Крис приехал один, без Стефа. На вопрос Максима, почему тот не приехал, Тревизан с улыбкой пожал плечами:
— Ну, он не в лучшей форме после вчерашнего… ты понимаешь.
— Это странно. Он мог бы хотя бы написать и попрощаться, — резко заметил Траньков.
В ответ на это Крис с излишней энергичностью закинул его чемодан на багажную ленту и пожелал счастливого пути. Глядя на то, как эти двое смотрят друг на друга, почти не скрывая презрения, Джонни испытывал досаду. Как же хорошо, что он нашёл в себе силы порвать с Ламбьелем, а то бы сейчас участвовал в этих переглядках!
Сдав багаж и зарегистрировавшись, он присел в кофейне. Проводив Максима и Таню, Крис присоединился к нему с двумя стаканчиками кофе. Он почему-то сильно потел и то и дело вытирал лицо платком, который комкал в руках. До посадки оставалось около часа.
— Я хотел тебе кое-что рассказать, пока ты не улетел. Это секрет, но мне уже сейчас надо знать, будешь ли ты принимать участие.
Джонни вопросительно посмотрел на Кристиана.
— Принимать участие в чём?
— Стефан собирается ставить мюзикл на льду «Призрак оперы». Все приготовления начнутся после Олимпиады, но я уверен, он предложит тебе роль. Мы будем рады, если ты согласишься.
Джонни резануло это «мы», сказанное Крисом так небрежно.
— Когда вы планируете… ну, оформить отношения?
— Думаю, в апреле. Нужно ещё много чего подготовить.
— Если он предложит мне поучаствовать, я постараюсь найти время.
Крис странно посмотрел на него.
— Ты нужен ему, Джонни. Он никогда об этом не скажет, но это правда.
Тревизан протянул руку и накрыл его ладонь, лежащую на колене. Джонни вздрогнул. Это был очень интимный жест, Крис словно делился с ним какой-то тайной, которую он не должен был знать. Он снова невпопад подумал о том, каким мог быть секс между Стефаном и Крисом, и может ли их секс быть лучше, чем тот, что был между ним и Ламбьелем. Его смутили эти мысли, а также рука Криса, практически лежащая у него на колене, поэтому он сказал:
— Макс не отвечает мне уже третий день. Я боюсь, не случилось ли чего.
— Не сердись на него.
— Я и не сержусь, я просто беспокоюсь. — Джонни спохватился, поняв, что тот говорит не о Хэмптоне. — Да. На Стефа я тоже не сержусь. Все окей.
Крис улыбнулся и слегка сжал его руку. Внезапно у Джонни возникло странное ощущение, будто они заговорщики плана, о котором он пока ещё не имеет понятия. А ещё он подумал, что Крис довольно симпатичный. Он подумал об этом ещё вчера, но как-то мимолётно, когда ехал в такси до отеля вечером. Господи, он с ума сошёл…
— Мягкой тебе посадки… — Тревизан похлопал его по плечу и встал. — Позвони нам, когда долетишь.
— Хорошо.
На этот раз слово «нам» не показалось ему странным.
— Я выиграла двести баксов и тут же продула их снова… — Эрин Эндрюс скорчила недовольную гримасу. — А ещё говорят, что новичкам везёт.
— Говорят, не везёт в картах, повезёт в любви, детка.
— Да? Что-то не вижу я подтверждения этой пословицы.
— Может быть, ты играешь не в те карты? Хотя Эвану тоже не везёт в азартных играх, да, Лайс? Эй!
Эван с трудом оторвал взгляд от стоящего возле стены парня и посмотрел на друзей.
— Не люблю отдавать судьбу на волю случая. Мне это неинтересно.
В казино он был второй раз в жизни. Первый раз (об этом вспоминать не хотелось) ещё с Батлером в 2009 году, но тогда он не играл, а просто наблюдал со стороны. К азартным играм Лайсачек относился с подозрением: слишком уж много неопределённости, а цена высока. Ведь если играть, то по-крупному. Кто-то из друзей учил его играть в покер, но он не умел блефовать, из всех азартных игр некоторый интерес для него представлял тотализатор. В этот раз идея исходила от Эрин. Свой день рождения ей захотелось отметить чем-то необычным, и после энного количества выпитого в пятницу вечером, всей компанией было решено отправиться в Лас-Вегас, по праву считающийся самым азартным штатом Америки.
— Делайте Ваши ставки, господа! — звук подпрыгнувшего шарика по колесу рулетки смешался с журчащим тембром крупье. — Ставок больше нет.
— Куда ты смотришь? — обратилась к Эвану Эрин.
Лайсачек вновь отвёл взгляд у стоявшего неподалёку мужчины. Откуда он может его знать? Одно ясно — судя по всему, у парня не самый удачный день. Бледное лицо даже издалека было покрыто заметной испариной, руки сцеплены в кулаки, пиджак помят, а эта щетина явный признак того, что гигиена волновала его в эти дни в последнюю очередь.
— Судя по всему, это один из тех бедняг, страдающих игроманией, — заметил приятель. — Видишь, как его колбасит. Продулся подчистую, наверное.
В какой-то момент их взгляды встретились, и по выражению лица парня Эван сделал вывод, что тот узнал его. И тут он вспомнил. Фотографии. Джонни…
— Подождите минуточку, — обратился Лайсачек к друзьям и решительно направился в сторону молодого человека.
По мере его приближения выражение лица того с недоуменного менялось на испуганное.
— Привет. Неудачный день? — Эван пристально посмотрел на него, сунув руки в карманы.
— Можно и так сказать, — парень отвернулся и уставился на игровой стол. Ему явно стало не по себе.
— Сколько ты проиграл?
— Простите, это… это моё личное дело, — он хотел отойти в сторону, но Эван ухватил его за локоть.
— Тебя зовут Макс, верно? Я друг Джонни Вейра. Тебе ведь это имя о чём-то говорит?
Хэмптон вытаращил глаза, нервно сглотнул и прислонившись, стал оседать по стене.
— Лайс совсем сбрендил? Какого хрена он привязался к этому парню? Кто-нибудь врубился?
Эрин с компанией стояли возле машины. Эндрюс курила, нервно поглядывая в сторону тротуара, где в полутьме подъезда игорного дома Лайсачек разговаривал с Максом Хэмптоном. Никто не мог взять в толк, что происходит и почему он оставил их компанию. Со стороны всё выглядело очень уж странно. Сначала Эван подошёл и о чём-то спросил беднягу, и тот едва не свалился в обморок. Потом они вдвоём куда-то отошли, потом вернулись, потом к ним подошли два высоких, импозантных мужчины, судя по всему, сотрудники казино. И вот теперь все они стояли на улице в ожидании, когда Эван подойдёт и объяснит им: какого черта происходит?
— Кажется, Лайс узнал к нём какого-то знакомого.
— Может тот ему денег должен?
— Сейчас он вернётся и мы всё у него спросим.
— Я… я не знаю, как мне тебя благодарить, — Макс заикался от волнения. — Они меня не отпускали. Я сказал, что привезу деньги, но они не верили.
— Почему ты не позвонил Джонни? — прямо спросил Эван. — Вы вроде как живёте вместе.
— Я не мог. Тем более, он в Швейцарии.
— Он не знает, да? — Эван довольно грубо развернул Хэмптона лицом к себе. — Что у тебя проблемы?
— Я всё тебе отдам. Правда. Клянусь. Только не говори ему ничего, умоляю! — Макс вцепился в его предплечье. — Я ошибся. Такого больше не повторится.
— Не надо мне ничего возвращать. Для меня это не такая большая сумма и я заплатил её не для того, чтобы сдавать тебя Джонни.
Макс лихорадочно облизнул пересохшие губы.
— Не надо возвращать? Но так не бывает. Чего ты хочешь? Как мне тебя отблагодарить? Ты спас меня. Ты и сам это знаешь. Зачем? Скажи!
Эван взял его за плечи и, слегка встряхнув, тихо, но жестко произнёс, вглядываясь в усталое, помятое лицо:
— Хочешь отблагодарить меня — не подходи к Джонни Вейру. Оставь его. Исчезни. И даже не вздумай пробовать решить свои проблемы за его счёт, понял? Ты меня понял?
Он сильнее его встряхнул и Макс поморщился.
— Я понял.
— Иначе уж не обижайся, но мне придётся открыть твои карты.