Carthage

Когда Микеле хохочет - заливисто, громко, совершенно по-детски безудержно, Фло не сразу понимает, что он сказал забавного. Ему некстати вспоминается где-то вычитанная фраза о том, что влюбить в себя человека можно, рассмешив его. Растеряно хлопают ресницы и осторожной улыбкой в ответ теплеет лицо француза. До него так и не доходит причина смеха, но предельно становится ясно – Фло хочет быть ближе. Настолько ближе к смеющемуся Микеле, насколько тот будет способен его подпустить, наплевав на все внутренние и внешние условности. Со временем это желание перерастает в потребность просто быть рядом с итальянцем, сияющим или серьезным, довольным и раздраженным, рядом с ним любым, оставляя при себе готовность идти не до конца – идти навстречу бесконечно, пока не остановят. Пока не оттолкнут. А Микеле и в мыслях не имеет отвергать. Бессонница учит его передвигаться бесшумно по ночам, чтобы не мешать Фло. Итальянец рисует или пишет стихи, стараясь не выходить лишний раз из гостиной, но однажды ломается карандаш и запасного не оказывается в сумке. Прерывать портрет жаль; Микеле крадется в соседнюю комнату, где точно было еще, замирая на пороге. Флоран сидит в смятых простынях на постели, обнаженной спиной к двери, плечи его расслаблены, но он не спит, в его руках гитара. Точнее, кажется, она – продолжение Фло. Тот склоняется к грифу, и Микеле видно в зеркальную дверцу шкафа, как пальцы француза едва шевелятся в воздухе над струнами, не задевая их. Тоже боится разбудить, понимает Микеле, вдруг слыша музыку, играемую в тишине. Это трогает до глубины души, мелодия, с точностью разбираемая без единого звука, только двумя, настоящее чудо, которое итальянец решает держать в секрете, чтобы ни в коем случае не разрушить волшебства. И держит, пока в одну ночь Фло не оборачивается, будто почувствовав скатившуюся по его щеке слезу восхищения. Того, что они замечают тогда друг в друге хватает, чтобы всё закончилось, и началось заново. Чтобы музыка их чувств продолжалась вслух. Микеле до сих пор бывает иногда страшно за мягкость и гармоничную силу француза, за всю эту хрупкость их единения, за то, что всё легко может пойти не так. Флорану кажется, что он никогда не достигнет предела. Ему позволяют заходить за черту дальше и дальше, но не узнать, где прекратится их путь. Для Фло в принципе это неважно. Закат в Карфагене скоротечен. Репетируя, Микеле не успевает полюбоваться заходящим солнцем. Завтра в это время им уже улетать, но он не унывает. Итальянец садится возле Фло и начинает увлеченно рассказывать, как красив африканский рассвет. Ему опять не спалось, поэтому он ходил в бар, послушать местных музыкантов. Он бы, конечно, пошел вместе с Флораном, но не посмел тревожить его, отдыхающего. Микеле шутит, описывая, как француз сладко спал и исполнение каких диковинных песен удалось застать вчера, то есть, уже сегодня утром . У него выходит очень смешно, а еще челка падает на глаза, Фло хихикает, едва сдерживая себя, чтобы не поправить итальянцу волосы. Неожиданно он представляет их с Микеле со стороны, и круг вот-вот сомкнется, но их зовут репетировать финальный выход. После концерта Микеле бледен; все та же светлая улыбка, что шесть лет назад, у него одним взглядом постаревших глаз. Раздеваясь в гостиничном номере, он явно мечтает только скорее лечь, но Фло, ощущая его усталость не слабее собственной, не может не целовать, стирая истязающее напряжение, сутулые плечи, влажную шею, теплые губы. Бережно укладывая итальянца на спину, француз снова спускается поцелуями от подбородка к груди, а когда отрывается спустя минуту – Микеле уже заснул. Обняв его и прижав к себе, Флоран слышит, как размеренно бьется сердце, то есть, их сердца в общем ритме. Музыка, которая не смолкнет. Которая их путь, цель и смысл разом.