Amin n'rangwa edanea

- Если бога нет, то чьи это коровки летают? - дождавшись наконец друга у самого подъезда, с непроницаемым лицом говорит Бэкхен вместо приветствия. - Лучшее чувство юмора - это когда шутишь тупые шутки, сам понимая, что они тупые, да? - спрашивает, не растерявшись, Чондэ. - И зачем я тебе понадобился в столь поздний час? Снова посмотрел фильм и не мог усидеть на месте? Куда на этот раз поедем, к океану или, может, в Бразилию? - Захлопни варежку. - Со злостью пыхтящего ежика предупреждает Бэкхен. - Мне и так сложно, а еще и ты мешаешь микроскопическому словарному запасу себя проявить. Чондэ замечает, что пальцы у парня дрожат, и хочет их коснуться, но Бэкхен одергивает руку и прячет за спиной, провоцируя недоуменное выражение лица. - Я так опять все звуки растеряю, которые планировали быть пущенными в атмосферу. А я сегодня твердо намереваюсь все сказать. Ну все не скажу, конечно, но ты в общем... - Бэкхен, - настороженно зовет Чондэ, - с тобой вообще что? Вместо ответа ему кивают головой в сторону парка, а там в молчании усаживают под дерево на траву и протягивают в руки книгу. - Стендаль? - Можешь, пожалуйста, сделать вид, что читаешь. И все, что будешь слышать, ты думай, будто это строчки в книге, ладно? Чондэ прокачивает навык "смотреть изумленно" до совершенства . Но повинуется беспрекословно: раскрывает небольшой томик и опускает глаза в пожелтевшие от времени страницы. - Она у тебя вверх ногами. - Бэкхен пытается хихикнуть, но получается жалобно и нервно. Чондэ хочется поднять недоуменный взгляд, но на правила игры он уже согласился, поэтому молча возвращает книгу в читабельное состояние и опирается спиной на кору дерева. Он больше чувствует, чем видит, как лучший друг заходит за ствол и прислоняется к нему спиной, медленно сползает вниз. - Знаешь, я тут нашел, мне так понравилось. Бэкхен читает сбивчиво и ломано, но, пока никто не видит, Чондэ не смотрит в книгу, а закрывает глаза, вслушиваясь в голос. Ну что тебе надо еще от меня? Чугунна ограда. Улыбка темна. Я музыка горя, ты музыка лада, ты яблоко ада, да не про меня. На всех континентах твои имена прославил. Такие отгрохал лампады! Ты музыка счастья, я нота разлада. Ну что тебе надо еще от меня? Исчерпана плата до смертного дня. Последний горит под твоим снегопадом. Был музыкой чуда, стал музыкой яда, ну что тебе надо еще от меня? Чондэ знает, что это не конец стихотворения, дальше там по тексту про разлуку, но Бэкхен затихает на какие-то мгновения, звучно встречается затылком с шершавой корой. - Наверное, все, кто влюбляется, думают, что их любовь самая сильная. Но они все глупые и ничего не понимают, потому что ты - татуировка на обратной стороне моих век, и я их всех победил. Если бы давали Оскар за самое дебильное признание, я бы выиграл у Властелина колец по количеству наград. Потому что у меня есть только кусочки, обрывки и чувства, умноженные сами на себя так, что мешают сосредоточиться. Можешь, кстати, спросить у врачей в той больнице за парком. Когда ты недавно лежал после операции, я ночевал на полу рядом с палатой, потому что знаю, что ты возненавидел бы меня, узрей я твою слабость. Рубрика интересных фактов. Это точная копия слов, которые я говорил тогда, когда ты валялся в коме. Только я тогда еще ревел в захлеб. Ты мне без сознания очень-очень не понравился, потому что не улыбался. В этом воздухе уже стало душно от моих слов, и я хочу проветриться музыкой, но, конечно, забыл взять с собой плеер. Еще я, к слову, забыл ключи от общаги, а сосед уехал, и теперь мы всю ночь будем гулять вдвоем: нет, не бойся, я имею в виду себя и свое разбитое сердце. Ведь утром я еще вообще не подозревал, что буду все эти слова говорить. А забываю постоянно все, потому что если нарисовать мой мозг, там 99% занято тобой и один - тупыми формулировками о тебе. Бэкхен загоняет себя до уровня скороговорки, путается в словах, запинается и дрожит. Чондэ держится в руках из последних сил, сжимает пальцы на книге и вперивается в буквы, не разбирая совершенно ни одной. - Я ненавижу утро, потому что ночь - она как перерождение. А утром ты снова молодой и глупый и надо еще как-то придумать как жить эту жизнь до заката со своими куриными мозгами и подростковыми ошибками. Помнишь, я нарисовал тебе картинку. Ты посмеялся, а это был нонконформизм. Или постмодерн, я не разбираюсь. Тем черным пятном был я, раздавленный и разбитый, а красным внутри него - ты, причиняющий боль до ожогов. Ты увидел в этом мишень, а я и возражать не стал, в этой интерпретации тоже что-то было. Я хочу разыгрывать с тобой исторические сценки постоянно. Знаешь, мне так нравится представлять, что мы с тобой там, в другой реальности, но вместе. Я бы погулял с тобой по свободным Афинам и тоталитарной Спарте, посидел в Риме на заседании Сената, держа тебя за руку, попутешествовал бы по Китаю эпохи Цинь Шихуанди, прячась от терракотовой армии, у подножья Вавилонской башни посмотрел бы на звезды. Кстати, знаешь, есть одна мусульманская легенда. В ней говорится, что Аллах однажды спустился на землю, чтобы посмотреть на звездное небо. Коровки-то, может быть, и ничейные, но легенда красивая и похожа на правду. Больше всего на свете я люблю звезды. После тебя. Чондэ кажется, что с каждым словом Бэкхена внутри него лопается одна натянутая ранее струна, и каждая последующая фраза ставит новый охраняемый барьер на границе "Я/объективность". Ему очень хочется занести себя пока не поздно в Красную книгу. Но Бэк, наконец, огибает дерево и падает на траву прямо перед ним. Он выхватывает книгу и многозначительно на нее кивает, смотря Чондэ в глаза. - Обсудим прочитанное? Чондэ молчит упрямо, упорно и в совершенстве, тогда Бэкхен продолжает. - Я всегда интеллектуализирую свои проблемы, ты же знаешь. У Карен Хорни я как-то прочитал, что это верный признак психопатии. Вот сейчас, например, мне легче вспомнить миллион цитат о молчании и придурках, чем открыто заявить тебе, что ты придурок из-за того, что молчишь. Ибо мне очень страшно, и один я с этим справляться не хочу, в Кафки не записывался. Потом я понял, что можно просто накуриться и разрыдаться, а все свои проблемы вместить в "жизнь - дерьмо" и никакой философии. А ты меня всегда от таких приступов откачивал и успокаивал. Я засыпал на твоих коленях, мне там было так остро, во всех смыслах, и так хорошо. Никогда не думал, что можно чувствовать себя одновременно самым счастливым человеком на земле... и самым несчастным. Бэкхен задыхается от потока несвязных слов, рвущихся наружу. - Однажды я начитался Толстого и сказал тебе "я вами умираю, мон шер", на что ты ответил "ауффидерзейн, майн либер", не осознавая, как для меня это все бессмысленно важно. Чондэ протягивает руку и убирает упавший листочек с черных растрепанных волос Бэкхена. Того передергивает как от разряда электрошока. - В детстве я хотел стать гением. Но мама сказала, что туда только по связям. Поэтому я стал идиотом. - Бэкхен кивает словно самому себе, серьезно и со знанием дела. - А еще как-то хотел стать художником. Но не стал даже нацистским вождем. Я, слава богу, хоть немного умел рисовать. Ты когда-то спросил "Чего ты хочешь", а я ткнул пальцем тебе в сердце. Я не шутил, но ты этого так и не понял. - он повышает голос и действительно кричит. - Тут хоть кто-нибудь знает, чего я вообще еще хочу?! Редкие прохожие оглядываются, но даже это не заставляет Чондэ подать хоть призрачный след заинтересованности. Бэкхен сжимает кулаки, обессилено оседает на землю и опускает голову. - Я хотел назвать этот монолог комком признания, а потом увидел тебя и все покатилось в задницу. У тебя, кстати, очень красивая задница. И заткни свои громкие мысли, я знаю, что не Фоер, и то, что происходит, - не попадает в жанр "поток сознания", ибо я это сознание вот-вот окончательно потеряю. От страха, Чондэ. У меня словно все цепенеет от твоей близости, и не хочу больше переламывать кости своим желаниям, когда мы засыпаем вместе. Если быть точнее: хочу, но больше не могу. Зачем ты это делаешь? Меня ломает здесь, перед тобой, а ты молчишь. Коснись меня, блять, у меня обезвоживание, я - одно сплошное "надо", когда речь заходит о тебе. Помнишь, те стихи, мы вместе читали. Ведь одной цепи мы звенья, Через раз опять дышу, Одного прикосновенья Небывалого прошу. В португальском бразильском есть такое слово кафьюне, дословный перевод обозначает "нежно пройтись пальцами по волосам". Если бы я встретил Джина из бутылки, я бы попросил у него, чтобы ты откафьюнил меня на всю оставшуюся жизнь, потому что у меня особая копилка для касания твоих пальцев моих волос. А у норвежцев есть понятие форелкест, которое - эйфория от первой влюбленности. Так это гребаное чувство меня преследует уже несколько лет, а от него, знаешь, очень устают. И нет, я не такой умный, просто не мог подобрать никаких слов в трех языках, которые знаю, и гуглил сегодня всю ночь. Бэкхен судорожно выдыхает, поднимает горящий взгляд и шепчет: - Чондэ, я хочу быть твоей весной. После чего вскакивает на ноги, и быстро убегает в сторону спального квартала. Чондэ сидит неподвижно, не моргает, смотрит в то место, где только что сидел его друг, словно Бэкхен все еще там. Через мгновение он поднимается и, сбивая прохожих, извиняясь на ходу, летит к дому, за которым исчезла родная фигура. Они знают друг друга настолько, что угадывается каждый поворот, и Чондэ с уверенностью может сказать, что вот здесь Бэк всхлипнул, растирая щеку рукавом толстовки. Он нагоняет парня рядом с девятиэтажным домом, разворачивает за плечо, впечатывает его в стену и себя в него. Бэкхен смотрит испуганно, но молчит и не сопротивляется. - Я думал, - говорит Чондэ, - что если заговорю сразу, то взорвусь, не добравшись и до конца предложения. Ты наплел кучу какой-то дурацкой ереси, все как ты любишь, и сейчас я научу тебя делать такие вещи куда более коротким по времени и емким по смыслу способом. - Я... - Заткнись. - рявкает Чондэ. - Ты истощил лимит своих звуков на неделю вперед. У Бэка ноги подкашиваются, как только губы чувствуют чужие, и истерика уже не держится внутри одного маленького организма. Последнее, что он помнит, прежде чем отключиться и до своего пробуждения в чужой кровати в качестве объекта обнимания, слова Чондэ "Все просто". *** Бэкхен валяется на диване, закинув ноги на чужие, рисует символы, высунув кончик языка, и показывает на экране телефона получившееся изображение. - Мы познакомились тогда, когда я писал это на стене. А ты подошел сзади и сказал Amin n'rangwa edanea. Чондэ, отвлекаясь от Стендаля, переводит взгляд на рисовалку. http://hex.pp.ua/img/tengwar-generated/68c385df30635f282f9e813d4e96cf1e.png - Ну да, - усмехаясь, вторит он, - а ты тогда ответил Amin feuya ten’ lle. - Я перепутал с Amin utue ta. - Ты был пьян настолько, что писал на эльфийском тенгваре на стене гаража. Странно, что ты вообще что-то вспомнил. И это была не первая встреча, так что не надо тут. - упрямится Чондэ, но улыбается воспоминанию. - Я имел в виду другое. Тогда, у гаража и с эльфийским словарем на перевес я окончательно понял, что ты мой... - Эй. - быстро одергивает Чондэ. - Я ничей. - Ты даже не дал мне договорить до точки. - Чондэ может поставить свою квартиру на то, что ему даже смотреть на Бэкхена не нужно, чтобы воссоздать точную проекцию надутых губ. - Ты имел в виду "мой человек"? - Я имел в виду "мой и точка".