Английский блюз

«Возможно, я никогда не видел ничего красивее моря. Живописнее, что ли, порой даже слов не хватает, чтобы описать море как подобает его величию, как заслуживает его блистательная красота. Мы стояли на самом берегу, недалеко от пристани. Галька хрустела под ботинками, словно огрызалась на каждый наш шаг, а волна, едва касаясь камней, тотчас же возвращалась назад, в море. Оно завлекало за собой. Я едва ли мог разглядеть, что происходило на воде на расстоянии в пятисот метров. Голубая пучина сливалась в бесконечность. И это действительно завораживало». — Джим, Господи, что за херню ты творишь? — Стив то ли рассмеялся, то ли отчаянно закашлялся. Ветер около воды всегда был пронизывающим и неприятным. Особенно ранней весной. Какой дурак захочет оказаться на побережье в апреле, когда вода словно наполнена кубиками льда, а погода грозится снести тебя с ног? Но Джима это не беспокоило. Он все дальше и дальше отходил от берега, надеясь стать вторым Иисусом. О чем он и говорил, сохраняя размеренное спокойствие. Штанины все глубже и глубже погружались в прозрачную воду. — Видишь ли, Стивен, — задумчиво изрек Джим, оборачиваясь. — Я провожу важный эксперимент. Пытаюсь понять, подобен рок-н-ролл религии или нет. Недавно, когда я переставлял пластинки в автомате в Саттоне, таинственный незнакомец восхищенно проговорил: «Молодой человек, у вас прекрасный музыкальный вкус, божий дар просто». И я понял. Я — одно из божеств рок-н-ролла. Я должен уметь ходить по воде, обращая ее в звуки или... нет! Я должен быть быть водой. Должен слиться с ней. Стивена почему-то нисколько не пугали изречения Джима и его пустые бирюзовые глаза, направленные прямиком к небу. Возможно, он верил ему. А возможно, давно ничему не удивлялся. Джим был странным парнем словно с рождения. Судьбе было велено наделять божественным даром ребят, мыслящих на своей волне. Вот и Джим стоял в волне, которую подхватила его душа. Он всегда хотел жить около моря. Не у того южного моря с прозрачной лазурной водой, около которого вьются толпы людей и покидают его под натиском непогоды. Он хотел жить у моря, чья вода никогда не бывает теплой, чьи волны не окутывают человеческое лицемерие и летняя хандра. Он хотел, чтобы этот берег называл его своим, заполняя обувь студеной солоноватой водой. Море предавалось мечтам об английском блюзе. Горчащем, надсадном, с привкусом сигаретного дыма на фарфоровой чашке с зеленым чаем. Оно с нетерпением ожидало встречи с Джимом. Однажды Стивен пришел на берег Брайтона. Сказал про себя: «Это его берег. Берег Джима». И ушел, вытирая скупые слезы рукавом пальто. Он утопился, когда ему исполнилось девятнадцать, когда он только добился славы в Лондоне, играя в рок-н-ролльной группе. Прямо в день рождения Марлона Брандо. «Я — божество рок-н-ролла. Океану нужны свои боги. Он ждет меня. На земле слишком много божеств. На небе тоже. Он говорил мне. Я знаю». Море в Брайтоне было теплым в то жаркое лето шестьдесят шестого, когда Джим это сказал. Прикрывая глаза, он медленно погрузился в воду и мгновенно вынырнул, засмеявшись. Стивен и тогда не придал этому большого значения. А потом, через год, снова в апреле, случилось то, чего не ожидал никто. Даже он. Стивен не мог спать, и судороги от попыток зарыдать схватывали его тело, когда он вспоминал беспокойные волны, звучавшие, как музыка Алексиса Корнера. — У него была шизофрения, — утирая слезы, прошептала его мать. — Он забывал принимать лекарства, и… Стивен вдруг разглядел в чашке очертания Джима, и чужие слова в его голове спутались в ком. Он перестал осознавать происходящее с ним, а сердце в груди бешено заколотилось. В доме, где проходила неожиданно оборвавшаяся молодость Джима, не осталось ничего, кроме плача его поседевшей матери. После этого он раз и навсегда отказался навещать осиротевшую семью Джима. Не хватало сил справиться с видениями. А когда все-таки решился, было слишком поздно. Он никогда не забывал и не забудет Джима. Каждый год, третьего апреля, он заходит по щиколотку в море и кидает в мутную воду четыре голубых вьюнка. Он смотрит на свое расплывчатое подобие в морской глади и надеется увидеть в нем Джима. Он редко появляется, но ради Стивена делает исключения. Ведь о нем больше никто не вспоминает. А он будто стареет вместе со Стивеном, на его лице тоже появляются морщины, словно он все еще жив и играет с ним в гольф по субботам. Что на самом деле было мечтой и что на самом деле было правдой? А что, если Джим и вправду божество рок-н-ролла, но в другом мире? Стивен бросает цветки в море. Каждый по очереди. Раз. «Может быть». Два. «Мир далеко не так прост, как кажется». Три. «Он сплошное разочарование и утопия. Как и все, о чем думал Джим». Четыре. «Я опаздываю домой». Он возвращается домой под вечер. Галька хрустит под ногами так же, как пятьдесят лет назад. Теперь он сдерживается и не плачет. Но волочить ноги ему с каждым годом все сложнее и сложнее... Стивену шестьдесят семь лет, и он вряд ли припомнит, какого числа у Джима день рождения, как звали его мать, в каком возрасте его заинтересовало море, что за песни он играл, когда впервые выступал со своим ансамблем около художественной галереи Брайтона. Но он неизменно видит его серьезное лицо перед собой, стоит ему задуматься о сущности английского блюза. Стивен опасается очаровательного, но обманчивого моря и молится за Джима и своих родителей в Церкви Святого Петра, обессиленно уронив голову на руки. Джим влюблен в море и старательно играет для Стивена самую лучшую потустороннюю музыку во всем Атлантическом океане, но Стивен никогда ее не услышит. Сами того не подозревая, они создают английский блюз, чья тоска теснит собой два параллельных мира. Вьюнки уплывают вдаль, как воспоминания Стивена и человеческая сущность Джима. Слезы, капли моря, омывающего их внутренние миры, заполняют их глаза. Страдания делают блюз таким потрясающим, ярким и раздирающим чувства до щемящей боли в груди. А им в Англии нет конца и края.