Музыка миров. Рассвет.

Я как всегда сидела на своей любимой лужайке и шила своей кукле Матильде платья. У нее светлые, почти белые кудрявые волосы, синие миндалевидные глаза, — именно, что синие, а не голубые. Эта кукла моя полная копия. Только отличаются носы и губы. У меня нос маленький и аккуратненький, а губы тонкие и алые. А у нее нос с небольшой горбинкой, а губы пухленькие и не такие яркие, как у меня. Я ей уже шила по счету 67 наряд. В этот раз я ей шила серо-голубое королевское платье. Оно получилось пышное, длинное и очень красивое. Осталось надеть на куклу и завязать сзади поясок… — Эй, ты! Да, ты! Дурилка! Ну, как? Наколдовала себе что-нибудь? Может превратишь меня в жабу? Ой, извини, забыл, ты же не умеешь колдовать! — послышался голос соседского мальчишки. Это был Эрик. Он всегда надо мной смеялся. Глупый потому что. И балованный. И хулиган к тому же. — Сгинь, Эрик. Пока по-хорошему прошу, — ответила ему я и спрятала в свою вязанную зеленую сумочку свою куклу и все швейные принадлежности. — А то что? Заколдуешь? Или своей невкусной дрянью, которую ты называешь чаем, напоишь? Сомневаюсь, -его светлые волосы блестели на солнечном свету, а зеленые глаза блеснули злорадством.- Ну, голубоглазая, ответь. — Я не голубоглазая! У меня синие глаза, Эрик! И, если ты до сих пор не услышал, я тебя попросила сгинуть. Ах, да, извини. Ты же не моешь уши…- начала язвить я. — Ну, ты у меня сейчас получишь, дурилка! — яростно сказал он и начал за мной гонятся. Эрик гонял меня по всему двору, пока я не упала и разбила себе колено. — Ну, что, дурилка? Добегалась? Заплачь еще! — подавил смешок Эрик. Я была вне себя от ярости. Я чувствовала, как мои ладони, сжатые в кулаки так и чешутся, чтобы ударить по его жирной роже. — Я никогда не плачу! У меня нету привычки плакать! В отличие от тебя я- не плакса! И если ты еще раз ко мне полезешь, я возьму и тресну тебя по твоей жирной, грязной роже, — воскликнула я и прижала его к дереву. Эрик заревел, как маленькая девочка. На его вопли пришли его наши родители. Вернее, его папа и моя мама. — Что вы устроили такое? Эрик, почему ты плачешь? — забеспокоилась моя мама.- неужели тебя опять обижала Ада? Эрик кивнул, всё еще плача. Папа Эрика, сен Вильгельм, повел его домой, а моя мама отвела меня. Мы шли с мамой по рынку, на котором она работает, и на нас кидали злобные взгляды. Ведь Эрик- сын директора рынка. Когда мы дошли с мамой домой, она повернулась ко мне, скрестила руки на груди и сказала: — Ты чем думала, когда с ним опять связывалась? Ты же знаешь кто он такой. Зачем ты его обижала? — Это я его обижала? Это он начал! А потом еще и провоцировал меня! В следующий раз я за себя не ручаюсь! — возмутилась я. — Я-то всё понимаю, милая, — вдруг мама сменила гнев на милость.- Но если ты будешь прям уж так вспыльчиво воспринимать его слова. Если так будет продолжатся дальше то нас уволят. Поэтому мы должны быть крайне осторожны со словами и действиями, Ада. После этих слов мама достала на кухне вчерашний ужин и начала его подогревать нам на обед. И так было каждый день в протяжении пятнадцати лет, пока всё не изменил один случай… *** Был солнечный денек сегодня в Ламире. Птички пели, ручейки бежали, белочки лазали по деревьям… И будто, все вокруг играли в догонялки. Но я как всегда сидела одна. В одиночестве. Все от меня отвернулись. Все. До единого. Исключение составляла моя мама. Она единственная, кто всегда поддержит, поймет и улыбнется в трудную минуту. Она единственная, кто меня слушает и помогает. Она вообще единственная, кто со мной общалась. Да, в этом жестоком мире мне очень тоскливо и одиноко. И вообще мне тут не место! У меня за эти все года появилось новое хобби- я находила и собирала всякие травы и растения. Среди моей коллекции были и самые редкие травы. Такие только поискать! А еще, если ты собираешь гербарий, то им нужна специальная очень специфическая сушка и уход. Но я растения не только коллекционировала- я еще и сама персонально изучала это растение. Как, где и при каких условиях оно растет, чем живится, каким животным оно нравится, а каким — нет. У меня для этого десятки досточек на стенах, куда я и цепляю свои засушенные растения. А записываю я всё в свой блокнот. И обязательно номерую странички. А на досточке, возле каждого растения, есть цифра, которая обозначает на какой странице описание того или иного растения. Мама меня и в этом деле поддерживает. И даже из разных стран привозит мне растения и их описание. Блокнотик, кстати, она тоже из соседней страны привезла. Она вообще, когда мне стукнуло тринадцать, постоянно куда-то уезжает. И я потом остаюсь абсолютно сама. В одиночестве сплю, ем, и терплю семейку Вильгельмов. Каждый Божий день я выслушиваю от Эрика — старшего нотации на счет непутевой мамы, которая оставляет свою дочь без присмотра на столь долгое время. А от Эрика— младшего она постоянно выслушивала обзывания. Каждый день у меня была новая «кличка». В один день я тупая, в другой- дурра, в третий- чокнутая. И с ним возился весь двор. Конечно, он богатый, веселый и вообще такой крутой, что все мальчишки хотят с ним дружить, а девочки от него охают и ахают. Во общем, если бы не растения и дворовые животные, моя жизнь была бы сущим адом. Еще одной моей отрадой была моя единственная кукла Матильда. Для нее я уже пошила восемьдесят одно разное платье и пятьдесят шесть охотничьих и походных костюмов. Всего у нее 143 разных костюмов- с учетом на нижнее белье и купальники, пошиты мною же. Вообще я не знала откуда у меня эта кукла. Мама мне никогда об этом не рассказывала. Да я и не спрашивала, толком… В этот день я опять сидела на лужайке и что-то шила. Как я уже решила- это была подушка. Просто выкройки в этот день не очень хотелось искать или чертить. А подушка- два квадрата, тополиный пух- и всё готово! Вдруг я услышала чьи-то шаги. Конечно, как я сразу не догадалась! Это был Эрик! Собственной персоной! Его компания была при нем же. Просто без нее он не смог прийти. — Ну, сиротка, как продвигается твой денек? — послышался смешок моего недруга. Я на него посмотрела, всё еще сидя на лужайке и пряча свои швейные принадлежности в мою зеленую сумку. -Ну, как видишь, к твоему несчастью, я еще жива, здорова и не в психушке, — я наслаждалась над тем, как его ехидная улыбка медленно исчезает с лица.- А «сиротка», как я поняла, это моя новая кличка, да? У этого паршивца снова натянулась улыбка до ушей. — Нет. Мой отец знает всю историю с твоего рождения. Вернее- от того дня, как тебя подбросили, — дальше Эрик стал цитировать своего отца.- «Однажды эту чудачку подбросил один странный тип в плаще. Он представился, как убийца родителей этой мелкой мерзавки» — видишь, ты с самого рождения была никем не любимой, — вставил свой комментарий Эрик. — Ну, а потом расскажу тебе кратко: Тебя подбросили, того типа никто не выдал за убийство, ведь следов его преступления нету, доказательств нету, а значит- никто не верил очевидцам. С тобой в твоей колыбельке была какая-то кукла. Она была некрасивой и уродливой. А тебя подкинули той чудачке. Ну- правильно! Чудачке досталась чудачка! — после этих слов все фальшиво засмеялись. — Так что ты- сиротка. Эрик наслаждался моей реакцией. А я была на грани взрыва. Я резко встала, оценила его взглядом и сильно треснула его по роже. У него аж юшка потекла. Давно пора было. Потом я развернулась и быстро удалилась домой. Где-то далеко я услышала что-то вроде: «Эта дрянь сломала мне нос! Я всё папе расскажу и ее мамашу…». Я последние слова не услышала, хотя можно было догадаться, что мою маму уволят и выселят. Я пришла домой. Хорошо, что мама была дома и сегодня никуда не уезжала. Я пошла на кухню, где была мама. Она посмотрела на меня и увидела, что я очень злая. Потом ее взгляд скользнул по моей окровавленной руке. — Боже мой, Адочка, милая, что с тобой? Тебя обижали или… — она прижала руку ко рту, — ты его ударила? Ну, деточка, я же тебя учила сдерживать злость. Я тебе пошила мишень, чтобы ты ее била и не срывалась на людях. За что ты его так? — Я не знаю правда это или ложь, — начала я — но я кое-что разузнала, мама. Если тебя можно так назвать. — я сделала нажим на слове «мама». Она горько заплакала и села. Честно говоря, мне ее было немного жаль. Она сквозь слезы сказала: — Извини меня, милая. Я…просто не знала, когда тебе об этом сказать, чтобы… не причинить тебе боли и чтобы ты… не оттолкнулась от меня. — начала она всхлипывая.- Я знала, что делаю неправильно, что не говорю тебе, что ты не моя дочь, но каждый раз, когда я хочу тебе что-то об этом сказать, я…смотрю на твое невинное, любопытное лицо и…не могу тебе уже об этом говорить.- она горько заплакала и я ее обняла. Мне было ее очень жаль, но во-первых я не могла слышать издевательства от Вильгельмов. А во-вторых, я хотела побольше разузнать про моих родителей. И я решила, что пойду искать по всему королевству, про своих родителей и вообще родственников. Вполне возможно, что у меня есть какая-нибудь сестра или брат. Или их всех много, и они все живы! Я должна отправится на поиски срочно. А потом- найду убийцу родителей и накажу его. Будет знать по заслугам, как убивать ни в чем не винных людей. Я отпустила маму из моих объятий и сказала: — Мне нужно отправляться срочно в путь отыскать информацию про свою родню. Мне это просто необходимо, ведь я, даже не знаю кто я! — сказала я своей приемной маме.- Я ухожу далеко, а я тебе буду присылать письма. Чтобы ты не так волновалась. Я пошла к себе в комнату, взяла свой рюкзак и подошла к своему шкафу, где хранились все мои вещи. На низ я положила свои платья, предварительно скрутив каждое рулоном, чтобы больше поместилось. Потом я положила все свои вещи для похода и тоже скрутила рулоном. Положила сразу на платья. На одежду я положила все мне необходимые книги. А это все мои книги. Ведь каждая моя книга — незаменимая и ценная для меня. Наверх я решила положить спальный мешок. Кто знает- вдруг пригодится спать под открытым небом в лесу. Или в поле. Помимо рюкзака, который весил теперь тридцать килограмм, — книги дают о себе знать, — я взяла с собой две сумки. Одна швейная, — в ней же Матильда. А другая- для моей коллекции растений. Досточки были небольшими, конечно, но они запросто может рассыпаться. Ладно, сначала положу в сумку блокнот, а потом уже что-то решу с самими досточками. На всякий случай я взяла и три пустые досточки. Ну, авось пригодится! В комнату зашла мама вся в слезах. Но она уже не плакала. Это хорошо, потому что у меня сердце разорвалось бы от боли. Она подошла ко мне, — а вернее к моим растениям. Она взяла одну из моих досточек и сосредоточилась, напрягая руку над ней. — Мам, а что это ты делаешь? — забеспокоилась я, посмотрев на нее ошеломленными глазами. — Ты не можешь положить свои растения в сумку, не так ли? — спросила она, повернувшись ко мне. Я кивнула.- А я сгущаю воздух, чтобы он послужил, как защита для твоих растений. Они так не будут рассыпаться. Она улыбнулась и проделала то же с остальными досточками. После всей процедуры она положила все досточки ко мне в сумку, обняла меня и сказала: — Пообещай мне, что ты никогда не будешь сбиваться с верного пути. Я пообещала. Самой тоже не хотелось как-то… За маской радости, я почувствовала нотку грусти. Ее худое лицо светилось в лучах солнца, но я знала, что что-то не так. — Мам, я буду скучать, — сказала я и крепко-крепко обняла маму. Потом я встала, переоделась в зеленый лесной костюм, черные длинные весенние сапожки и надела мой рюкзак и две сумки. В последний раз оглядела мой дом. Он у меня уже вызывал ностальгию. А еще раз обняла маму и вышла на улицу, оглядываясь назад. Через некоторое время, которое я увидела, что «грозный папочка Вильгельм» со своим сынком направляется к моему дому. Он, проходя передо мной буравил меня злобным взглядом, а Эрику было невдомек, зачем у меня столько сумок с собой. У него на лице до сих пор оставались кровавые следы от моего удара. Наверное, «грозный папочка Вильгельм» решил оставить эти следы для доказательства, что я его ударила сильно. Проходя мимо меня, я подставила подножку «грозному папочке Вильгельму». Тот упал, и судя по звуку, что что-то хрустнуло, он тоже сломал себе нос. Я решила, что не к чему мне плохое настроение, который мне сейчас подарит «грозный папочка Вильгельм», а потому прибавила скорости и скрылась в толпе людей, всё еще смеясь. Так им и надо. Будут теперь ходить два «красавца» и рассказывать всем лепету про банду, которая на них напала. Этого, конечно было мало, чтобы они получили по заслугам, но другую возможность я предоставила маме. Пусть она там не грустит без меня.