У каждого свои демоны.

Йошики сидел перед роялем и невидящими глазами смотрел будто сквозь свое отражение на лаковой поверхности. Мысли хаотично носились в голове, перебивая светлые образы, совершенно не желавшие принимать хоть сколько-нибудь понятные очертания. Столько всего произошло за последние месяцы. События одно вперед другого проносились перед глазами, снова и снова заставляя сердце сжиматься от накатывающего волнения. «Лучше бы я умер». «Лучше бы меня не было здесь сейчас». Подобные слова все чаще и чаще всплывали в мозгу. Но… Кому лучше? Да и что такое это «лучше»? Как, вообще, может быть лучше, когда снова и снова вскакиваешь с дивана от того, что на плечи ложатся слишком знакомые руки. Тело вздрагивает так, словно его несильно встряхнули. А потом…потом чувствуется тяжесть в груди, боль, расползающаяся по телу в крови с каждым новым стуком сердца. И так продолжается до тех пор, пока тугой ком в горле не перекрывает дыхание, пока бледную кожу щеки не рассекает теплая полоска влаги, скользнувшая из-под плотно сомкнутых век. Кончики пальцев едва заметно подрагивали от стресса, а губы музыканта были плотно сомкнуты, что означало только одно - именно в этот момент Йошики боролся со своими внутренними демонами. Где-то в глубине души он порадовался тому, что находится один в доме. Не стоило посторонним видеть ничего подобного. Никогда в жизни этот человек не позволил бы увидеть чужим глазам ни капли от настоящего Йошики Хаяши. Решившись и взмахнув руками, он начал наигрывать странную мелодию, с каждой секундой приобретавшую жуткую окраску. Незнакомое прежде звучание обрело иную форму, начало вырисовывать в голове невероятной сложности нотный узор. И этот рисунок хрупкий музыкант собирался запечатлеть собственными пальцами на белых и черных клавишах. Нет, не собирался, он чувствовал, что просто обязан успеть наиграть его, чтобы точная копия мелодии отпечаталась в памяти. Но, чем точнее и ярче вспыхивал перед глазами образ, окруженный ярким белым светом, тем быстрее мчались ноты в голове. Ритм становился все более торопливым, а подушечки пальцев то и дело норовили соскочить с разных клавиш, толком и не надавив на них. Сердце начало биться неровно, в точности повторяя «голос» музыки, звучавшей сейчас в просторной гостиной. «Играй. Играй… Играй, играй, играй!!!» Дышать становилось тяжелее, в груди появилось некое подобие белоснежной сферы. Теплым сиянием касаясь грудной клетки изнутри, сфера постепенно стала расширяться, сбивая дыхание, заметно затрудняя его. В одночасье остановилось время, остановились мысли, остановился мир. Остановилась сама жизнь, оставив след в одном-единственном мгновении. В мгновении «До…». До того, как закрыть глаза. До того, как допустить фатальную ошибку. До того, как сказать о том, что все кончено. До последнего вздоха. До прощального удара сердца. До того, как уйти… навсегда. Спустя несколько секунд, растянувшихся в долгие часы исполнения торопливой мелодии, слух резанул звук, оказавшийся на полтона ниже, нежели тот, что звучал в голове. «Не то…» Взгляд Йошики снова застыл на своем лице, точно так же глядевшем на него черными глазами с лаковой панели напротив. Этот взгляд был настолько цепким, что продолжать играть становилось невозможно. Хаяши явно ощутил, что допустил ошибку, простить которую самому себе был не в силах. А потому он решительно прервал композицию, начав с того момента, в котором красивый музыкальный рисунок грубо разрывался, не имея продолжения. С силой ударяя пальцами по клавишам, он тихо зарычал от злости. На самого себя, на человеческую слабость, на жизнь, которая забрала у него тех, кто был дорог. Стараясь не смотреть больше никуда, кроме клавиш под чуткими пальцами, он продолжал упрямо выбивать нужное звучание в лишь ему понятном ритме. И снова промах. Снова не та тональность. Раз за разом ошибаясь, он возвращался к месту, с которого прервался, чтобы выправить мелодию, придать ей нужную «форму», максимально точно воссоздать ее, окружая повторяющейся музыкой пространство вокруг себя. Закрывая и вновь открывая глаза, он толком не заметил, когда именно в незнакомой музыке, рисунок которой врезался в память, как лезвие стамески мягко входит в сырое дерево, дабы оставить на нем вечные шрамы, стереть которые будет невозможно, собственный хриплый голос практически сливался с музыкой, не смея выбиваться, заставляя сходить с ума. Демоны рвались наружу, требуя свободы и пищи, уговаривая сдаться. Острыми когтями они впивались в запястья и руки музыканта, сковывая их резкой болью. Хрупкое тело трясло, как в лихорадке. Мышцы под тонкой кожей были сильно напряжены, что тоже не прошло бесследно. А тот, второй, все еще смотрел на свою копию из плоти и крови, откровенно наслаждаясь его муками. Но музыка продолжалась, хоть и лицо пианиста исказила гримаса боли. Тяжело дыша и не собираясь останавливаться, Йошики снова поднял взгляд, неотрывно впиваясь им в черные бездонные глаза собственного отражения. Он будто не замечал, как его, глядящего на него по ту сторону, окружают серые тени. Или не хотел замечать, что, взмахнув неестественно длинными «руками», они глубоко пронзают его тело длинными острыми иглами. Все теми же невидящими глазами он смотрел, как незримые сущности жадно вгрызаются клыками в шею, раздирая плечи пальцами, больше похожими на длинные когти. Вспарывая кожу и мышцы, уничтожая, выпивая жизнь из тела, отчаянно бьющегося в агонии музыки. В очередной раз вскрикнув, он завершил композицию, согнувшись над клавишами и почти касаясь их губами. Позже, приподняв голову в надежде посмотреть на то, что с ним стало, Хаяши не увидел практически ничего – отражение оказалось размытым, а пространство вокруг стремительно пришло в движение. Преодолевая сильное головокружение и дрожь в поедаемом болью теле, Йошики решительно поднялся на ноги, с большим трудом сохраняя равновесие. Сегодня когти демонов были особенно острыми.