The last fight

      — Санс, я не хочу с тобой сражаться, — звонкий голос разнесся эхом по главному залу, огибая золотистые колонны, проскользил по гладким плитам на полу, задержался в белом черепе, казалось бы, пустом, но на самом деле он просто прислушивался — голос принадлежал Фриску.       — Конечно, не хочешь, дитя, — спокойный бас доносился совсем рядом. — Но тебе нужно было думать раньше. ДО того, как ты убила всех, кто был мне дорог.       Ребёнок покрутил в ладошке нож, неуверенно ступил с ноги на ногу и поднял взгляд, полный решимости, на скелета.       — Твоя смерть ничего не изменит, — громче произнесла Фриск, склонив голову набок. — И ты знаешь это. Я все равно пройду дальше.       — Тогда я буду сдерживать тебя здесь, — беззаботно пожал плечами Санс, отчего синий пуховик привычно зашуршал. — Вечность, если придётся.       — Я делаю это во имя сохранения своего мира, в который хочет вторгнуться твой король, — произнесла девочка, одновременно чувствуя, как теплеет рукоять игрушечного оружия и как по телу разливается стальная решимость. Её взгляд остановился на костяных головах, которые левитировали над черепом их хозяина. Горящие голубые глаза в пустых глазницах больше не пугали, а только укрепляли стойку человека.       — Ошибаешься, — выдохнул Санс с ноткой разочарования и грусти. — Ты делаешь это во имя себя, Чара. Тебе плевать на мир людей. Тебе просто хочется убивать для забавы.       — Довольно разговоров! — голос ребёнка внезапно стал скрежещущим, словно пенопласт по стеклу, громким и высоким. — Не жди пощады, Санс!       Скелет лишь прикрыл глаза, а когда открыл вновь — один из них был голубого цвета. После этого костяные головы ринулись в атаку. Этот бой начинается уже не в первый раз, соперница уже изучила все начальные атаки его помощников: сначала вверх, потом в центр, потом снова вверх, потом вниз. Это выполнялось на детально отработанных рефлексах, на проваленных попытках, на собственной крови. Чара уже не пыталась нанести удар с большим количеством урона, ибо знала, что ничем хорошим это не увенчается. Скелет уворачивался от её атак настолько просто, словно знал их наизусть, знал, как бьёт, куда бьёт, сколько времени это занимает. Стены зала дрожали, колонны опасно шатались, витражные стёкла давно повылетали или покрылись сеточкой трещин — но спустя время тоже разбивались, как и голос Санса о стены замка. Он говорил не с надеждой отвлечь Чару, а чтобы пробудить Фриска. Ведь эта маленькая девочка все ещё сидела где-то в глубине хрупкого тела.       Послышался треск и характерное хлюпанье. Скелет поднял глаза на человека и покачал головой. Улыбка не спадала с его лица и в тот момент, когда он, ломая кость, протыкающую грудную клетку ребёнка, снимал её со стены, к которой она была пригвождена. Бездыханная туша плюхнулась у самых ног скелета, который присел на одно колено и перевернул Фриска на спину, чтобы рассмотреть её лицо, почувствовать запах вязаного свитера, найти хотя бы в нем отголосок той самой Фриск, которую он знал когда-то очень давно. Привычная мелодия означала, что игра для неё снова закончена, а силуэт вот-вот растворится. Кровь со стены начала исчезать, а Санс поднялся на ноги, выпрямился и повернул череп в сторону шагов, разносившихся во всему залу. Кости запястьев были грубо вытерты о голубую ткань пуховика, оставляя на ней алые разводы.       — Вечность, если придётся.