Burn To Die

У Кэссиди есть план на все случаи жизни. Это его три заповеди, три скрижали заляпанные виски, кокаином и еще чем-то белым. Пункт первый — попасть на дно. На дно он приземляется с быстротой чуть-чуть не достигшей скорости звука. Уничтожает добрую часть поголовья местного скота, выбирается из маленького кратера, отряхивает ошметки плоти, и зубами отгрызает уже порядком завонявшие кишки. Его кровь удивительно чиста от спирта, а в носу не дерет от очередной кокаиновой дорожки. Кэссиди трезв, сыт, потерян в пространстве и времени, и последний солнечный луч успевает обжечь ему неприкрытые яйца. Пункт первый — выполнен. Оглядывая распростершуюся вокруг него степь, Кэссиди даже готов признать, что план перевыполнен. То, что он большой и взрослый вампир, отнюдь не значит, что он умеет ориентироваться на местности, а значит придется по старинке: перебежками да ползками добраться до ближайшего островка цивилизации. Оказывается, он в Техасе. Что ж. Если у них есть приличный виски — он готов подружиться с этими ковбоями. Пункт второй — найти лопату. Лопату Кэссиди находит в церкви на окраине города, до которой только добраться на воскресную службу — уже испытание сродни Чистилищу. При этом вампир не разменивается на мелочи — лопатой оказывается проповедник, в котором ни грамма святости и благочестия, зато на дне темных зрачков пляшут такие огни, что у Кэссиди конкретно подгорает задница. Жили-были на свете злой вампир и добрый священник. А потом они потрахались. На полу. Без прелюдий. Сломав одну из лавок и, кажется, осквернив Библию. Если Господь смотрел на них с небес, то дрочил не жалея рук. На самом деле это настолько клише, что Кэссиди наутро долго-долго смеется над этим, закручивая косяк из листа, вырванного из и без того испорченного Писания. Джесси дрыхнет у него под боком, уткнувшись носом в обтянутое перепачканными джинсами бедро — сказано же было, без прелюдий, — а Кэссиди отдает честь первым лучам солнца, скользящим по стенам дома божьего. С добрым утром, Господи. Как спалось? Ему говорят лечь на дно и не высовываться, отказывают в деньгах и помощи — Кэссиди становится скучно уже на двенадцатой секунде пребывания в городе на две церквушки, один завод и десять с чем-то тысяч населения извращенных идиотов. Как-то раз, заскучав, Кэссиди устроил переворот в банановой республике. Здесь же приходится вести себя тише, проще, кутаться в пончо, потеть, материться и отказывать себе в простейших физических нуждах — трахать Джесси удается только когда он максимально пьян и расслаблен, и когда вокруг не ошиваются толпы девчонок, позарившихся на его бороду. На самом деле, Кэссиди у Тьюлип наркоту даже не для себя просит — просто если он собирается и дальше использовать Кастера, то тот сдохнет от цирроза печени быстрее, чем вампир успеет наиграться. Он здесь надолго. Спешить ему некуда. Главное — посадить священника на какой-нибудь оксикодон или кодеин и пользоваться в свое удовольствие. Открою огромную тайну — Кэссиди тот еще ублюдок. Пункт второй — выполнен. Кастер не из тех, кого просто сломать — приходской священник оказывается гибче и юрче виноградной лозы, умудряясь прогнуться под любую ситуацию. В миру таких называют трусами и размазнями. В этом городке его никто никак не называет, потому что никому нет до него дела. Кастер здесь не имеет ни врагов, ни друзей, увивающиеся за ним бабы не считаются — на то они и бабы, чтобы вестись за всякой швалью. Кэссиди ухмыляется, прикуривая сигарету от обуглившегося пальца и наблюдает за тем, как Джесси ожесточенно пытается увильнуть от своих прямых обязанностей — понимая свою беспомощность, но отрицая ее так до нелепого неистово, что это почти вызывает уважение. Вампир с легким налетом ностальгии вспоминает, пожалуй, единственный момент, когда ему показалось, что в проповеднике мелькали проблески настоящего мужчины — когда тот испытывал свои новообретённые способности, сделав из Кэссиди подопытного кролика. Каким же огнем горели глаза Джесси, его приказы разносились по комнате звучнее, чем горн, призывающий когда-то Кэссиди к оружию, во время первой мировой. В голосе Кастера прорезалась сталь, жизнь, жажда… та жажда, которая возникает у Кэссиди, когда он после трех дней диеты смотрит на оголенные шеи с бьющейся жилкой. За таким проповедником вампир пошел бы куда угодно. Но затем Кастеру надоело играться с новыми способностями, и он попытался повернуть их в то русло, которое менее всего интересовало вампира. Спасение рода людского? Серьезно? Кэссиди закатывает глаза, присасывается к бутылке и жадно глотает ликер, смешанный с первой отрицательной. У вампиров коктейль Кровавая Мэри — достаточно буквальное понятие. Пункт третий — начать копать. То ли могилу — чтобы спрятаться от всей этой операции «спасем тех, кому похер», то ли тоннель на другую сторону Земли, лишь бы скрыться от происходящего, то ли пещеру, в которую можно утащить Кастера, цистерну с алкоголем, цистерну с кровью и пять мешков героина. Последний вариант кажется таким хорошим, что вампир даже пытается продумать пути его осуществления. На самом деле, на третьем пункте Кэссиди начинает терять контроль и над лопатой, и над собой, и вообще над ситуацией. Тьюлип, которую он пытается своей «влюбленностью» всеми силами отогнать от Кастера, раз за разом бьет его на его же поле. — Кто его любимый киноактер? — спрашивает она, уперев руки в бока с таким видом, будто он провинившийся щенок, которого сейчас ткнут мордой в лужу. — Райан Филипп. Точно Райан Филипп, — Кэссиди выдергивает из памяти первое попавшееся имя, потому что он ни черта не помнит, что ему втирал Кастер долгими ночами между глотками прямо из бутылки. — Джон Уэйн, — почти по буквам произносит Тьюлип. И все-таки ткнула. Пункт третий - выполнен. Иногда Кэссиди пытается вспомнить, почему он называет Джесси — падре. Почему привычное для всех проповедник, священник, слуга божий, не ложится на язык, не вырывается из глотки. Только падре. Как будто есть что-то особенное в этом человеке, изогнутом в немыслимую фигуру в попытке угодить всем. У Кэссиди есть план на все случаи жизни. Это его три заповеди, три скрижали заляпанные виски, кокаином и еще чем-то белым. Пункт первый — попасть на дно. Пункт второй — найти лопату. Пункт третий — начать копать. Когда Кэссиди выходит под палящее техасское солнце под изумленным взглядом Кастера — ему кажется, что копать глубже уже некуда. Его лопата только что стукнулась о ворота Ада.