Марс. Чужой среди своих.

— Значит, это его сын? — Нехотя спросил Евгений Николаевич, допивая чай. — Это ничего не значит, Гордеев! — Рассерженно ответила Валентина. — Марс только мой! И я не с кем не собираюсь его делить. — Валь, — Гордеев пытался ее успокоить, но сам был на нервах. Одно не верное движение, и все тут взлетит на воздух. — Я понимаю твое состояние… — Мое состояние? — Она было начала кричать, но вспомнила о мальчике, который сидел в своей комнате. — Мое состояние? Я растила Марса одна, понимаешь? Нет, ты не понимаешь, и не когда не поймешь, что значит мать одиночка, что значит растить бол… — тут она сдержалась. — Больного? — Договорил Евгений Николаевич. — Что с ним? — Обеспокоено спросил тот. — Уже все хорошо, но в детстве была… Ну… — Говори. — Она села напротив бывшего мужа и виновато опустила голову вниз. Перед глазами поплыли картинки того самого дня. — Марсу два месяца. Маленький кроха, даже родничок еще не зарос… Тогда я еще была с Дороховом, вроде и жили не плохо, но в тот вечер, все как будто переменилось. Он пришел сам не свой с работы. Я вышла его встречать в коридор, он оттолкнул меня и быстрым шагом направился к кроватке Марса. Что было потом — ужасно! — На Глазах Валентины появились большие капли слез, — он просто швырнул его об стенку. Маленького, совсем беззащитного мальчика, он просто кинул в стенку. Я, конечно, перепугалась, взяла ребенка и уехала от него к своим родителям. Но квартира оказалась пуста. Я не успела всего на три месяца. Три жалких месяца, понимаешь? Они умерли… — Тут она совсем разревелась, хотела кинуться в объятия бывшего, но на его шее висела табличка «ЗАНЯТ! ЖЕНАТ! ДВОЕ ДЕТЕЙ!». И Валя остановилась. Зато Евгений, пренебрегая своим клеймом, легонько обнял ее за плечи. — И что было дальше? — Дальше, ходили по врачам, плюс нужны были деньги на похороны. Взяли кредит под большие проценты, недавно вернула. Но тогда, слава Богу, он ничего Марсу серьезного не нанес, можно сказать, что моему сыну немного, совсем немного, повезло. — Валь, — он улыбнулся, а женщина словно и утонула в его горячих объятиях. — Почему не писала? Не звонила? Мы бы тебе помогли. — Женя, ну к кому я напишу или позвоню, если у вас там у самих заботы-хлопоты? Я сама прекрасно справилась с Марсом. И, как ты можешь видеть, у меня замечательный и умный ребенок. Иногда, даже, слишком умный. Ведь нельзя вспомнить лицо человека, которого ты видел в два месяца… — Она тяжело вздохнула, — а он вспомнил. Даже не знаю, что с ним такое? — У тебя замечательный сын, — почти шепотом проговорил мужчина. — Женя? — Спросила она, — тебе домой-то не надо, девять часов уже, жена потеряет еще! — Лера с детьми сегодня утром уехали в Питер на неделю. У Леры там подруга по переписке, ну и вот, поехали развеяться, отдохнуть. — Значит, жена в «командировке», а муж к другой женщине уже усвистал? Ай-ай-ай, Гордеев, вот приедет Лерка, кастрирует тебя! — Валентина засмеялась и тоже обняла Евгения. — Ну, — мужчина немного помялся, зажав верхнюю губу, — мы же ей не скажем? — Уже темно, ты можешь остаться, а завтра поедешь на работу. — Хорошо, — тут же согласился тот. — Но спишь на этом диване, — она указала на мягкий рыжий диван в кухне-гостиной. — Слушаюсь. — Я тебе постелю. — Из своей комнаты вышел Марс. Он уже переоделся в пижаму. — Умываться пошел, мой хороший? — Да, мама. — Мальчик быстро шмыгнул в ванную комнату и закрыл за собой дверь. Послышался шум воды, вытекающей из крана и подающей в белую ванную. — А моих не заставишь надеть даже пижаму. — Проговорил Гордеев. Валентина застелила диван. Евгений уселся на него, немного попрыгал, проверяя мягкость, и довольно улыбнулся. Марс к тому времени вышел из ванной, он улыбнулся следователю, проходя мимо, и напомнил ему про конфеты и про убийцу. Евгений тогда тоже ему улыбнулся. Свет в квартире погас. Но никто не спал. Валентина лежала на боку, отвернувшись к стене, и думала. Её мысли перепутались, свернулись в клубок, и снова перепутались. Она то улыбалась, то хотела заплакать, то становилась злой, но потом снова улыбалась. Гордеев тоже не спал, он смотрел в потолок, где свет от фонарей играл с тенями ночи, рисуя нехитрые узоры. Марс, включив свой маленький карманный фонарик, смотрел на нарисованный Ремилем портрет. /Взгляни в эти глаза, разве они тебя не пугают? Меня так очень! / «Руди, Руди… Друг ты мой сердечный. Эти глаза давно стали для меня родными» /И ты уверен, что это твой отец на сто процентов? / «Ты опять говоришь загадками, Руди. Мама же ясно сказала, что…» /Мама не говорила, что это твой отец! Вспомни внимательно разговор/ «Хм, она сказала, что я похож на своего отца» /Да, но не сказала, что это он./ «Тогда я ничего не понимаю» Ночь была теплая и тихая, Марс перевернулся на спину, забросил руки под голову и закрыл глаза. Руди ему теперь не отвечал, наверное, тоже уснул. Марс на секунду открыл глаза, снова закрыл. Представил нарисованное лицо и глаза открылись сами собой. «Я ничего не понимаю» — думал он, засыпая.