***
— Поешь, — Император флегматично кидает взгляд на поднос с едой. Чондэ морщится, еще чувствуя во рту солоноватый привкус, и он уверен, что если он съест что-то, то его несомненно вырвет на царское татами. Он отрицательно мотает головой, — я сказал, поешь! Молодой человек вздрагивает и под тяжелым взглядом Императора пихает в рот сладкую сливу, морщится и дышит быстро-быстро. Взгляд Бэкхёна смягчается, становится более тёплым и он мирно поглаживает Чондэ по пояснице. — Господин, — в императорские покои покои входит один из слуг, высокий и длинноногий, его голос кажется грубоватым, в его руках праздничное кимоно, — нам пора подготовиться к встречи гостей, — он низко кланяется в знак уважения. — Конечно, Чанёль, — Бэкхён в одно чёткое движение скидывает с плеч шелковый халат и в пару шагов подходит к слуге. Тот действует слаженно и уверенно: накидывает на плечи Императора кимоно приятного темно-фиолетового оттенка с очень сложным узором из золотой нити, тонкий пояс кимоно завязывает сложным узлом сзади и ловко поправляет рукава, что немного закрывают кисти рук. Чондэ жмется к холодной стене, когда Бэкхён кидает на него взгляд. Он загнан в угол, пойман, и лишен даже той малости, которую еще вчера мог назвать «свобода». От сливы в горле першит, а к глазам подступают слезы. Чондэ смаргивает с глаз тяжелые капли, когда в императорские покои возвращается Чанёль. Он скалит зубы, нахально улыбаясь и это совсем не нравится Чондэ. — Император приказал тебе идти к нему, — он изгибает бровь и кидает на татами к ногам Чондэ кимоно, — он хочет видеть тебя только в этом. Надеюсь, сам справишься. Чондэ почему-то чувствует себя униженным. Он надевает кимоно на голое тело и завязывает пояс на слабый узел спереди. Чондэ надеется, что в таком виде он не походит на дешевую юдзё. Чанёль ведет его по широким коридорам Северного Дворца, вверх по лестнице и пропускает в резиденцию Бэкхёна. Император упивается своим слугой. Он кажется невозможно доступным: острые ключицы видны под запахом, тонкая ткань дорогого кимоно, — небольшой подарок от Бэкхёна за ласку — не на йоту не скрывает белоснежной кожи и угловатых худых бёдер. Чанёль одним взглядом понимает, что Бэкхёну необходимо и скрывается за массивной дверью. — Тебе нравится мой подарок? — Император похлопывает рядом с собой, призывая Чондэ сесть. Тот лишь нерешительно кивает, полностью принимая своё положение, — умница. С этим узлом ты похож на распутную дешёвку, — Бэкхён небрежно развязывает пояс с явным намерением, — мне нравится. Чондэ сомневается, что именно узел делает его похожим на дешевку. Скорей всего то, что он так просто может шастать по Северному дворцу лишь в кимоно, которое он принял от своего Господина за грешную ночь, проведенную с ним. Юноша непосредственно осторожно и неумело мажет мягкими губами по мраморно-белой как-то по-особому аристократичной коже Бэкхёна и чувствует под языком, как бьётся пульс. На вкус он, как китайский зелёный чай с примесью саке. Бэкхён никак не реагирует на жалкие потуги слуги доставить ему удовольствие. Со временем Чондэ всему научится, сомневаться не приходится. Старший запускает руку ему в волосы и не двусмысленно направляет Чондэ к себе между ног. Дверь тяжело открывается, Чанёль кланяется, когда входит и немного смущается, когда видит слишком откровенную картину. — Простите, Господин. Но гости требуют немедленной встречи с вами, — ему едва удается договорить, когда дверь открывается еще шире. — Бэкхён-сан, вы задерживаете меня, — вошедший даже не удостоил Императора поклоном, как и те, кто зашли следом. Ханьфу из дорогого шелка с широкими рукавами в пол говорили о высоком статусе гостя. — Исин-сан, вы рано сегодня, — Бэкхён слабо застонал, направляя Чондэ так, что бы он мог взять в рот его член по самое основание, — я ждал вас немного позже. Исин морщится, будто увидев что-то отвратительное, но достойно выдерживает взгляд Бэкхёна, ни разу не моргнув и не отвернувшись. Замысловатый узел, в который были собраны смолянистые волосы гостя, делали его лицо немного вытянутым и угрюмым, несмотря на тонкие и очень приятные черты лица. Отвратительнее этой сцены может быть только то, что она распаляет. Кимоно уже спало с плеч Чондэ на пол, его горячий рот принимает член Бэкхёна полностью, и парень морщится в тот момент, когда нос находится слишком близко к волосам на лобке. — Вы подождите, пока я закончу. Чондэ выпускает член изо рта и осторожно надрачивает Бэкхёну, растирая собственную слюну по стволу и вбирает в рот покрасневшую набухшую головку, сосредоточив плавные движения языка на крошечном отверстии. Бэкхён издает грудной стон, когда Чондэ сжимает руку вокруг ствола, имитируя тугое проникновение, толкаясь бёдрами в ответ. Закрытый рот глушит ещё один стон, а Чондэ продолжает неторопливо дрочить. Большим пальцем он растирает выступившую смазку на члена императора, а зубами оттягивает тонкую кожу у основания головки, вызывая дикий восторг у старшего. Исин поздно понимает, что кровь приливает не туда, куда хотелось бы. Рука сама опускается на мягкую ткань ханьфу, и кажется, что это не его рука, а теплая и ловкая рука слуги Бэкхёна. Член предательски пульсирует, но ему никто не мешает самому дрочить на отличный вид молодых горячих тел. Он достает член из складок ткани и ведет ладонью вдоль ствола, закусив губу и всматриваясь, как Чондэ расстилается перед Бэкхёном. Язык слуги опускается к яйцам и вылизывает каждый из них, оттягивая кожу и легко посасывая. Член Бэкхёна мгновенно выплескивает сперму, а уши режет его тянущий стон. — Чанёль, не поможешь нашему дорогому гостю? — Слуга, опешив, нерешительно подходит к Исину и опускается перед ним на колени. Бэкхён чувствует свое превосходство, потому что Исину нравится. Смотреть, участвовать. Нет разницы. Жаль, что он во время беседы вечно смущается да в глаза не смотрит, но это пережить можно. Бэкхён наслышан о оргиях китайских императоров, наверняка Исину не впервой. К вечеру Чондэ меняет простынь на татами и готовит воду для купания на вечер. Бэкхён приказывает остаться с ним. — Я говорил, что ты больше подходишь на звание моей первой жены? — морщится повелитель от резкого запаха лавандового масла, которым Чондэ растирает его грудь. Но делает он это с такой любовью и преданностью, что он готов немного потерпеть. Даже этот аромат ни на йоту не уменьшает концентрацию легкого возбуждения во всем теле. — Да, — Чондэ морщит аккуратный нос от того, что запах оказался слишком сильный. Кажется, судьба у него такая: и вода горячее, чем нужно; и масла на ладони слишком много; и переизбыток Бэкхёна в голове. — Не плохая перспектива, правда? Какой рывок в социальном положении, — Бэкхён позволяет себе довольно улыбнуться слуге и окатить его водой с ковша. Пусть помнить, что нужно знать меру в лавандовом масле.Часть 1
25 июля 2016 г. в 11:47
Бэкхён обнаружил в себе небольшой дефект, когда пришло время обеспечить страну наследником. Главная жена, выбранная свитой, совсем не подходила для такой чести, как вынашивание Императорского отпрыска, да и сам процесс соития не приносил телесного удовлетворения. Южный Дворец пополнился наложницами: большеглазыми, белокожими, полностью преданные своему господину. И не было аристократа, который бы не позавидовал Императору.
К семнадцати годам Южный Дворец был заполнен красавицами, каких свет невидовал, к двадцати — их было не меньше сотни, но Бэкхён не унимался, даже не смотря на то, что уже трое из наложниц вынашивали его отпрысков.
Он много пил, как все; был жесток, как все; и, в общем-то, мало чем отличался от простолюдин, разве что голубой кровью в венах да шелковым кимоно с широким запахом.
Тело странно реагировало на близость с молодыми мальчиками: прислугой, сыновьями лекарей, обычными смертными из поместий, симпатичными парнишками без рода и племени. Особенно на мальчишку, который прибирался в его покоях. Кожа его, как молоко — белая-белая, а губы алые, подобно спелой вишни. Он приходит сразу после того, как Бэкхён открывает глаза, приносит воду, тёплый чай и саке, низко кланяется и быстро уходит. Подготавливает воду на утро и всегда делает ее горячее, чем необходимо, и Бэкхён, вероятно, казнил бы любого другого за систематическую оплошность, но только не этого мальчишку. Он младше Бэкхёна на несколько лет, никогда не смотрит тому в глаза — боится. И Бэкхён не понимает, как такой, как он, может испытывать к этому пареньку подобные чувства; подмечать и запоминать такие мелочи, как форма глаз, губ, едва заметный запах свежей травы, который исходит от его одежды. Бэкхён даже не знает его имени, лишь смотрит, внимательно, не упуская мелочей.
Правитель входит бесшумно, лишь тонкая ткань алого кимоно немного шуршит от слабого ветра, что летает по коридорам Северного Дворца.
Мальчишка тщательно протирает одну из книг, стряхивает пыль с полки и ставит её на место, делает шаг вперед и ведет куском тряпки по пузатому боку расписной вазы.
— Это нефритовый хрусталь, подаренный моему отцу Китайским Императором, — голос Бэкхёна усиливается вакуумном помещения. Мальчишка неожиданно вздрагивает всем телом, а ваза летит вниз и с пронзительным звоном разлетается на крупные куски. Его мелко трясет, а глаза расширяются до размера блюдца.
Бэкхён выдержано мягко кидает взор тёмных глаз на тонкие черты лица паренька, на чуть открытую шею за воротом простенького чёрного кимоно и морщится — у него аллергия на подобную красоту.
Мальчишку немного потряхивает от страха, он широко распахивает карие глаза, в низком поклоне шепча тихое «простите».
Его Императорское Величество находит разумным подойти к мальчишке неприемлемо близко, огладить бледную исхудалую щеку ладонью, и поднять его голову вверх, с каким-то садистским удовлетворением наблюдая, как по лицу катятся прозрачные слёзы, задерживаясь на подбородке и срываясь на его одеяние, украшенное золотыми узорами в виде незатейливой сакуры.
— Как тебя зовут? — Бэкхён не сводит изучающего взгляда и оглаживает покатые плечи мальчишки сквозь толстую грубую ткань.
— Чондэ, — голос юноши дрожит и падает буквально до низкого шепота. Он прижимает хрупкую руку к груди, а второй — больно царапает тонкое запястье. Страшно взглянуть на Императора, когда он так близко, так непозволительно близко.
Бэкхён большими пальцами размеренно массирует напряженные плечи, чувствуя, как возбуждение нарастает с каждой секундой.
— Чон-дэ, — приторно сладко тянет Император над ухом мальчишки, горячо выдыхая ему в шею, от чего по телу пробегает волна мурашек — от прогрессивно растущего страха, который сковывает глотку. Чондэ всё отчетливее понимает намерения Императора и это вводит его в состояние крайнего ужаса, — ты походишь на мою главную жену.
— Чем же? — Чондэ дрожит под руками: это чувствуется подушечками пальцев. Бэкхён безэмоционально смотрит ему в глаза, пытаясь найти в них что-то, кроме страха. Но там лишь он.
Бэкхён морщится. Отпрыску голубых кровей чуждо то, что его не хотят так же, как хочет он. Чондэ простолюдин, обычный раб без воли, зависимый от японской аристократии, от Императора. Бэкхён подается вперед, впечатываясь в Чондэ всем корпусом и сильнее сжимает худые плечи в своих руках.
— Отлично бы смотрелся подо мной, — Бэкхён обжигает горячим дыханием нежную кожу на шее Чондэ, перебирает руками ниже, оглаживая худые руки, грудь, ребра, которые можно пересчитать пальцами, впалый живот, спускаясь ниже. Старший не пил, но он опьянен. Опьянен красотой Чондэ.
В голове мальчишки пусто — крикнуть, эхо будет, а в глазах — тянущая пустота. Сознание отказывается работать, когда горячие губы Императора прихватывают кожу на шее, скользят к скуле и касаются губ, мягко и пьяно.
Чондэ до боли кусает свои губы и прикрывает глаза. Он не хочет этого, но и быть обезглавленным тоже не хочет. Бэкхён опускает руки к хрупкой талии, и умело развязывает слабый узел на поясе кимоно, одним ловким движением сбрасывая его с плеч Чондэ, оставляя волочиться на согнутых предплечьях мальчишки. Было бы разумным самому получить удовольствие, но Чондэ всем своим видом напрашивается на ласку. Его тело неестественно худое и бледное, настолько, что четко виден контур каждого ребра; его губы сладкие, как налитое соком яблоко; его глаза, как два сапфира. И если бы Бэкхён мог, то несомненно сделал бы его своей главной женой.
Император чётко ощущает тугой узел внизу живота и сладкую негу, что разливается по всему телу. Член упирается в фунтоси, на что старший отрывается от увлекательного занятия в виде вылизывания груди Чондэ, перехватывает запястье и нетерпеливо кладет его ладонь себе на член, обращая сильное возбуждение в иное русло — оно катится по телу, вызывая бурю импульсов и взрывы множества огоньков перед глазами.
Чондэ с трудом находится в сознании, а когда его рука оказывается на промежности Императора — и вовсе грозит покинуть черепную коробку и упорхнуть восвояси. Но какая-то часть здравого смысла остается и бьется в голове, предостерегая юношу от необдуманных решений. Молодой человек сипло выдыхает меж сильно стиснутые зубы, и на пробу первый раз поглаживает член, ощущая под руками не только дорогую ткань, но и жар. Пожар внутри Бэкхёна — он горит и сгорает, оставляя после себя тлеющие угольки сильного желания. И он готов осыпать Чондэ золотыми дарами, когда парень сильнее сжимает пальцы, и кинуть в ноги все Императорские богатства, что бы он продолжал. Бэкхён не слышит собственного низкого стона и совсем не видит испуганного взгляда Чондэ, его припухших раскрасневшихся губ, что дрожат от накатившего ужаса, от того, как ему мерзко трогать молодого Императора.
Бэкхён толкается узкими бёдрами навстречу руке Чондэ, а тот мелко дрожит и не смотрит никуда, кроме как на витиеватый узор на красном кимоно Императора. Его целуют в плечо, мажут горячими влажными губами по груди, задевая соски, а руки Бэкхёна опускаются на бёдра, проводя горячими пальцами по узким бёдрам и пробираясь ниже, к ягодицам. Он сжимает их с такой силой, что вызывает у Чондэ нехватку воздуха в организме. Юноша осторожно ступает назад, медленно перебирая ногами. Его опускают на татами, и окончательно сбрасывают кимоно. Чондэ спешит прикрыться и свести ноги. Он не хочет, что бы с ним делали это. Молодой Император смотрит грозно, так, как должен смотреть правитель, вот только взгляд этот под пеленой зверского желания чужого тела. А Чондэ подобно мыши, загнанной в угол — некуда деться.
Бэкхён кидает его одеяние в сторону и настойчиво давит на плечи, призывая мальчишку действовать. Сильное возбуждение отдаёт слабой болью в паху, но когда Чондэ осторожно отодвигает запах и холодными руками освобождает член, создавая контраст горячей плоти и холодных пальцев, о дискомфорте и говорить нечего. Каждое его касание раззадоривает и возбуждает еще больше. Чондэ осторожно лижет головку, морщась от солёного привкуса во рту, который принес с собой член; неуверенно смыкает губы на контуре тёмного конца, не прекращая работать языком.
Бэкхён тяжело вздыхает и поддается бёдрами вперед, входя во важный горячий рот полностью. Император сходит с ума от того, как горячо и узко в девственном рту мальчишки. Он выходит полностью, растирая чужую слюну по стволу, проводит головкой, сочащийся от смазки, по приоткрытым губам Чондэ, и большим пальцем любовно вытирает с его лица проступившие слёзы.
— Ну чего ты? — голос правителя падает до хриплого шепота. Чондэ поджимает пухлые губы и отрицательно машет головой. Император вытирает последнюю слезу с раскрасневшегося лица и невесомо целует в опухшие губы, — умница.
Бэкхён наспех отодвигает фунтоси Чондэ в право, осознавая, что все делал правильно и ведет пальцем, по слабо вставшей плоти вдоль темной вены до самого основания. Чондэ кусает щеки, как бы он этого не хотел — кровь кипит, а молодой Император невероятно красив. Постыдно признавать, но Чондэ хочет участвовать в продолжении. Бэкхён подталкивает его вниз и тянет за предплечье так, что бы юноша повернулся к нему спиной, тянет фунтоси вниз до колен и нагинает его под собой, заставляя упереться лицом в подушки.
— Хочешь, что бы я излил в тебя своё семя? — Бэкхён проводит тыльной стороной ладони между ягодиц, чувствуя жар, плюёт в сморщенное отверстие и приподнимает Чондэ за бёдра вверх, — знаю, что хочешь. Но достоин ли?
Император приставляет головку ко входу, делая пробный толчок, а Чондэ издает тихий глухой стон, что тут же растворяется в пустоте. Чондэ разгорячен, он хочет. Правда хочет. Совсем нет сил даже оставаться на коленях, и парень почти ложится на холодное белье животом, каждое касание горячего члена о мягкую ткань отдаётся вспышками фейерверков под веками.
— Ты получишь это, если хорошо попросишь, — Бэкхён невыносимо горячо дышит между лопаток и наваливается сверху всем телом, сильнее вжимая Чондэ в постель. Он мажет губами по вдруг ставшей чувствительной коже и скучающе надрачивает свой член, растирая обильно выделяющуюся смазку по головке.
— Пожалуйста, — голос Чондэ дрожит, а глаза смыкаются, принимая неминуемое поражение перед правителем, — я хочу почувствовать вас в себе. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.
— Хорошие мальчики, любящие своего Императора достойны этого, — сладко выдыхает старший куда-то в плечо, прихватывая тонкую кожу зубами. Чондэ стискивает челюсти, и сжимает в руках подол кимоно, когда правитель входит на половину. Глаза затуманивает прозрачная пелена из слез, а тело сковывает от сильной боли, что поднимается от ягодиц, выше; ноги дрожат, а руки исступленно врезаются в ткань, а через нее — в холодный деревянный пол. Каждый новый толчок отдается новой порцией боли, но Бэкхён доволен. Его голубая кровь буквально закипает в жилах от этого мальчишки — такого узкого и горячего внутри, что голову сносит. Он размеренно покачивает бёдрами, заставляя Чондэ приподнять таз, мажет руками по бокам, груди, спине и вслушивается в его стоны, что слабо слышны на фоне своих собственных, которые, казалось, слышит весь Северный Дворец.
Бэкхён неестественно заламывает руку Чондэ за спиной, чтобы тот выгнулся, и входит до упора, наслаждаясь хлюпающими звуками кожи о кожу, проводит языком по спине, собирая капельки пота. Чондэ тихо всхлипывает на выдохе и топит стон в подоле императорского кимоно. Бэкхён нервно подаётся бёдрами навстречу ягодицам Чондэ, член пульсирует внутри горячего молодого тела, испуская в него густое семя, он обмякает внутри, но Император не спешит его вытаскивать и по инерции продолжает толкаться вперед. Чондэ изливается с заминкой в пятнадцать секунд на дорогую ткань императорского татами, его бьет послеоргазменная дрожь. Он лишком обессилен, чтобы подняться на ноги, а в голове сплошной туман, чтобы понять весь масштаб катастрофы произошедшего. Но Бэкхён молчит, ложится рядом и вымучено прикрывает глаза. Кажется, он еще никогда не был настолько удовлетворён.