Intoxicated

В доме было тепло и уютно, аромат недавно заваренного мною чая распространялся по всей комнате, а мелкие капли дождя, то и дело постукивающие по поверхности окон, придавали моему состоянию ещё больше умиротворённости и какого-то неземного блаженства. Казалось бы, я практически забыл произошедшее сегодняшним утром, но маленькая капля злобы всё ещё таилась во мне. Однако и она скоро иссякнет, ведь такие, как я, не умеют долго злиться, хоть и делают это весьма экспрессивно. По телевизору шёл очередной повтор какого-то шоу, которое я пересматривал уже, наверное, в пятый раз. Но мне по-прежнему интересно, ведь для меня всё всегда будто бы впервые. Чашка постепенно опустошалась, а дождь всё усиливался и усиливался, начиная убаюкивать меня своим звуком и запахом сырости, который я ощущал даже через закрытое окно. Веки становились тяжёлыми, безумно хотелось свернуться клубочком и, посильнее закутавшись в покрывало, уснуть, позабыв обо всём на свете. Но я не могу, мне нужно дождаться его. Повтор давно закончился, и я бесполезно переключал канал за каналом, чтобы найти хоть что-то интересное и избавить себя от наступающей сонливости. На каком-то, судя по всему, малобюджетном канале показывали передачу о каких-то старинных надгробиях и необычных захоронениях. Весьма мрачно, но меня заинтересовало. Наверное, не самая лучшая идея смотреть такое на ночь, но нужно же как-то убить время. Половина слов проходила мимо меня, а сменяющиеся на экране картинки хоть и были интересными, но всё равно не воспринимались всерьёз. Было трудно сосредоточиться на чём-то, учитывая то, что ужасно хотелось есть и спать. Я бы, конечно, мог попробовать что-то приготовить, но это может окончиться пожаром или, как минимум, запахом гари во всём доме, зная мою рассеянность, невнимательность и чрезмерную неуклюжесть. За семнадцать лет я уже сумел смириться со своей никчёмностью и бесполезностью для окружающего мира, поэтому в очередной раз испытывать судьбу не хочу. За окном послышались звуки подъезжающего автомобиля, но я не придал этому особого значения, думая, что снова проехал кто-то из соседей. Однако через несколько минут дверь в коридоре открылась с характерным звуком, и я дёрнулся от неожиданности, а после сорвался с места и, счастливо улыбаясь, побежал в прихожую. - Билл? – глаза мужчины округлились от удивления, он явно не ожидал увидеть меня здесь. – Ты что здесь делаешь? Его губы тронула лёгкая улыбка, и я, не сдержавшись, обвил его талию руками, уткнувшись носом в грудь, а после быстро отпрянул, делая несколько шагов назад. - Надо же, уже четыре секунды, скоро сможем дойти до полноценных объятий, - он стащил с ног кроссовки, отправляя их на полочку для обуви, а сам прошёл на кухню, чтобы помыть руки и проверить холодильник на наличие чего-нибудь съедобного. - Прости, что снова пришёл к тебе, - виновато улыбаюсь и залезаю на высокий стул у барной стойки, продолжая наблюдать за Томом, который, судя по всему, собрался приготовить нам на ужин омлет с овощами. - Ты же знаешь, что я всегда рад тебе. Опять с родителями поссорился? - Да, папа утром накричал на меня за то, что я споткнулся о ковёр и пролил кофе на его папки с документами. Том лишь вздохнул и заправил выбившуюся из аккуратного пучка прядь за ухо, начиная мелко нарезать овощи. Я знаю, какую боль ему всегда доставляют слова об очередной моей ссоре с родителями, ведь он единственный человек, которого спустя столько лет всё ещё продолжает волновать мой диагноз. Мама и папа перестали обращать на это внимание, обращаясь со мной, как с обычным ребёнком, а все остальные родственники и знакомые не просто перестали осторожничать, но и начали подшучивать над моей неуклюжестью и отстранённостью, чем каждый раз доводили меня до слёз. Нет, я не требую повышенного внимания к себе, просто мне и так трудно выживать в обществе, которое вызывает у меня лишь липкое чувство страха, а тут ещё и самые близкие люди стараются посильнее надавить на больное. Мама и папа откровенно смеются над узостью моих интересов и шутят каждый раз, когда я снова слишком часто меняю тему разговора; сестра постоянно норовит меня потрогать, зная, что чужие прикосновения являются для меня сущим адом, лишь только касания Тома не пугают меня и не заставляют впасть в истерический приступ, крича и плача от страха; бабушка и дедушка вечно недовольны моими оценками, хотя прекрасно знают, что мне крайне тяжело сосредотачиваться и концентрировать внимание на определённых вещах, которые, к тому же, абсолютно мне не интересны. И лишь только мой дядя Том старается быть ко мне внимательным, он всячески проявляет свою заботу, пытается радовать меня хоть чем-то и всегда поддерживает, какой бы сложной ни была ситуация. Он даже разрешает мне приходить к нему, когда находиться дома снова становится трудно и невыносимо. - Может, тебе помочь? – задаю свой вопрос, осознавая, что вдвоём мы справимся быстрее. - Только если ты пообещаешь, что снова не зальёшь наш ужин своей кровью, - усмехается и кивком головы подзывает меня к себе, давая понять, что не имеет ничего против моей помощи. - Ты так говоришь, будто я специально себе палец порезал. И вообще, я ведь могу взбить яйца с молоком, это не так травмоопасно. - Ладно, - улыбается и протягивает мне необходимые ингредиенты, продолжая заниматься своим делом. Я взял из кухонного шкафчика тарелку и вернулся на своё место, принимаясь за дело и изредка поглядывая на широкую спину своего дяди и его сильные, красивые руки, единственным изъяном которых было лишь обручальное кольцо. - Почему Ванессы снова нет дома? – задаю вопрос, который мучил меня весь сегодняшний день, стараясь сделать своё лицо как можно более безразличным к последующему за ним ответу. - Она поехала к родителям, у них там снова какие-то проблемы с их магазином, и мама попросила её помочь. - А я думал, что вы опять поссорились… Наверное, в моём голосе было слишком много разочарования, которое с каждым разом становится всё труднее скрывать. У них с Томом весьма напряжённые отношения, особенно в последние два года. Причина до безумия банальна и очевидна, однако для самой Ванессы это не составляет никакой проблемы. Дело в том, что вот уже почти двенадцать лет она не может забеременеть, казалось бы, что они перепробовали все возможные способы, но ничего не помогло, а от искусственного оплодотворения и усыновления ребёнка она напрочь отказалась, лишая Тома последней надежды на счастье. Он любит детей и всегда мечтал о своём собственном ребёнке, но из-за сложившейся ситуации ему приходится довольствоваться лишь мною. Однако даже я не способен прекратить их разлады в семье, скорее, наоборот – я становлюсь их частой причиной, ведь жена моего дяди постоянно сходит с ума от ревности и повышенного внимания ко мне. - Мы поссорились несколько дней назад, с тех пор она со мной даже не разговаривает и не считает нужным брать трубку, когда я звоню ей, пытаясь узнать, как у неё дела и когда она вернётся. - Почему ты не разведёшься? - Глупый, - я не вижу его лица, но чувствую, как его губы тронула нежная улыбка, - я люблю её. - Понятно. После его слов отчего-то захотелось забиться в угол, подтянув колени к груди, и плакать, жалуясь самому себе на жизнь. Больно осознавать, что самый близкий и родной для тебя человек не может быть полностью твоим лишь из-за таких глупостей, как штамп в паспорте, разница в возрасте и семейные узы, связывающие вас. Мир определённо настроен против меня. Ужин мы провели практически в тишине, говорить абсолютно не хотелось, а неустанный дождь продолжал убаюкивать меня своей мелодией, которая, по-видимому, не утихнет до утра. Я лениво накалывал на вилку овощи и отправлял их к себе в рот, стараясь запихнуть в себя хоть что-нибудь. Аппетит после разговора с Томом у меня пропал окончательно. Не хотелось ничего, разве что только спать, ведь сон – это единственное место, где я могу быть по-настоящему счастливым. - Может, посмотрим какой-нибудь фильм? – предложил он, отправляя посуду в посудомоечную машину. - Поздно уже, спать пора, да и ты, наверное, устал на работе. - Для любимого племянника у меня всегда найдётся заряд бодрости и энергии, - улыбается и направляется к лестнице, ведущей на второй этаж, - тебе помочь застелить кровать? - Не стоит, сам справлюсь, - иду следом за ним и, получив чистый комплект постельного белья, прохожу в комнату для гостей, в которой, как мне кажется, я ночую чаще, чем в своей собственной. Движения были ленивыми и механическими, апатия снова давала о себе знать, ещё и ненавистная неуклюжесть решила напомнить о себе, вынудив меня запутаться в простыне и споткнуться о пододеяльник, падая лицом в матрас. Это ещё больше распалило огонь горечи во мне, и я дал слезам скатиться по моим щекам. Казалось бы, какая-то мелочь, но именно такие мелочи обычно и становятся финальной точкой в цепочке моего терпения. Как же я устал. От всего. От вечных ссор с родителями, постоянного непонимания с их стороны; от мыслей о Томе и неправильности всех тех чувств, которые я испытываю к родному, чёрт возьми, дяде; от утомительной учёбы, ненавистных одноклассников и противных учителей, не уминающих возможности намекнуть мне о том, какой я тупой и недалёкий; от простых людей и знакомых, которые каждый раз подшучивают надо мной и называют аутистом, вызывая во мне страшный гнев, ведь Аспергер, мать вашу, - это не аутизм! Так сложно выживать в этом мире, когда всё будто бы настроено против тебя. Жизнь швыряет тебя из стороны в сторону, но ты всё равно поднимаешься, игнорируя новые синяки и ссадины, и продолжаешь думать о хорошем, продолжаешь верить в лучшее, получая за это лишь очередную порцию дерьма, которую все так философски называют “чёрной полосой”. И уже нет никакой надежды на то, что это когда-нибудь прекратится, что однажды я смогу почувствовать себя нормальным человеком, смогу без какого-либо страха общаться с людьми, улыбаться им. Смогу обнимать всех, кого захочу, смогу дарить любовь и получать её взамен. Этого не будет никогда, ведь мой недуг неизлечим, а человек, который может подарить мне хотя бы половину всех этих прекрасных чувств, никогда не будет моим. Вытираю мокрые щёки краешком простыни и иду в ванную, чтобы побыстрее покончить с водными процедурами и наконец-то лечь спать. Тёплое одеяло приятно обволакивало остывшее после душа тело, а мягкая подушка ещё больше нагоняла на меня сонливость, однако уснуть, почему-то, не получалось. Все мысли крутились лишь вокруг нашего разговора с Томом, постоянно останавливаясь на фразе “Я люблю её”. Глупо было надеяться на то, что он поддержит мою идею с разводом, ведь мой дядя не из тех людей, кто будет жить с человеком без наличия каких-либо чувств, но горько-тягучая, с привкусом очевидного поражения надежда всё ещё теплилась внутри меня. Да, эгоистично. Да, ужасно, но я хочу чувствовать любовь этого человека всегда, хочу, чёрт возьми, продолжать практиковать объятия и фиксировать для себя новые маленькие рекорды, которые для меня неимоверно важны; хочу вот так вот каждый вечер вместе готовить ужин и обсуждать какую-то банальщину, и вовсе неважно, что за время этого разговора я, скорее всего, несколько раз переведу тему на совершенно противоположную; хочу каждый вечер пить чай и, смотря какую-то глупость по телевизору, дожидаться его прихода, не смея сомкнуть глаз ни на секунду. Неужели я действительно так много хочу? Дверь в комнату с тихим скрипом приоткрылась, не нужно прикладывать огромных усилий, чтобы догадаться, кто решил наведаться ко мне среди ночи. Я решил не выдавать себя, поэтому продолжил лежать спиной к входу и ожидать его дальнейших действий. Матрас прогнулся под тяжестью ещё одного тела, и миллионы мурашек пробежали по позвоночнику в ожидании, что же он будет делать дальше. Тёплые пальцы прошлись по моей щеке и, поднявшись вверх, заправили несколько прядей мне за ухо, продолжая свой путь вниз по руке, в конечном итоге обхватывая мою кисть. Влажные губы невесомо коснулись моего виска, заставив жар пройтись волной по всему телу. Нет, я не боюсь его прикосновений, он единственный, кто может трогать меня, но такие манипуляции вызывали у меня сладостную негу внизу живота и всё ту же горько-тягучую, с привкусом очевидного поражения надежду, маленьким огоньком пылающую где-то глубоко в груди, грозясь перерасти в целый пожар. - И почему всё так сложно, Билл? – тихо шепчет мне на ухо и ложится рядом, осторожно обнимая за талию, уткнувшись носом в мой затылок. Действительно, Том, почему всё так сложно?