Ящерка (межпланетная любовь)

Никто не мог рассказать, откуда здесь, в самом центре пустыни, появилась массивная гранитная плита, глубоко врытая в ослепительно белый песок. Её гладкая поверхность служила пристанищем для множества путников, на свой страх и риск пересекающим Белую Пустошь. Как только последнее из солнц скрывалось за горизонтом, пустыня оказывалась во власти не знающего жалости ночного народа. И тогда единственное спасение для кучки разумных существ, собравшихся вокруг костра — ворожба магов и… истории. Время было уже позднее. Народ еле слышно шушукался, кто-то сладко зевал. Поначалу никто и не заметил, как на камень шмыгнула небольшая, с ладонь, ящерка. Прижавшись фиолетовым брюшком к тёплой поверхности, она свернула хвостик кольцом и блаженно зажмурила глазки. Полумрак на сиреневой чешуе рассеивался мягким серебристым свечением, отчего казалось, будто фигурка выточена из аметиста. — Ой, посмотрите, какая красота! — воскликнул один девичий голос. Ящерка приоткрыла один глаз. — Лапочка, какая, погреться пришла! В пустыне ночью холодно! — сказал другой. Шушуканье в толпе стало громче. — Ба, да это же сисянка! — хохотнул грубый бас, похожий на каменный обвал. — Тихо! — призвал к порядку Арил, — тихо, путники. Затем старый маг обратился к ящерке: — Купол помогает каждому, кто просит о защите от демонов. Поэтому правила едины для всех, и все равны… — Но некоторые равнее, — зевнула ящерка, — как всегда. Способности, потребности… Нет, чтоб вон тех вот опросить… Чешуйчатый хвостик указал на комок нечеловеческих очертаний, что прятался за спиной мужчины в потёртом плаще. — Ты стрелку не переводи, — строго сказал Арил, — с тебя спрос особый. — Бе-бе-бе, — откликнулась ящерка, и вскарабкалась на самую высокую точку камня, — ладно. Итак… кхххм… когда камни были жидкими… — А тебя что, правда, сисянка звать? — хихикая, спросил какой-то юноша. — Звать меня Аметиста, я из рода Каменок, крепчих лав, ловчих брекчий, и благословенных аватаров элементаля Земли, — прошипела ящерка, и в фиолетовой чешуе появились багровые искорки, — ещё раз услышу хамское прозвище, и… — Купол, — веско произнёс охранник Зураб. Перепалка тут же прекратилась. — Когда-то давно, когда три солнца ещё купались в первородном огне, а животные и люди спали в утробе божественных замыслов, и не было пустынь, и не было морей, и не было гор, и всё было единым океаном кипящего камня, — певуче заговорила ящерка, — всё билось, подобно горячему сердцу, и пело. И столь прекрасна была эта песня, что потянулись к ней другие Сердца, такие же порождения первородного огня. Одно тоже было расплавленным и каменным, а второе — из газа, и тем было подобным ещё одному солнцу. Кажется, не равны соперники, да это только на первый взгляд. Как начали они тягаться, тянуться, притягивать, только ошмётки и летели. От одного — каплями, от другого — облаками. Если бы выбрала Поющая кого-то одного, и спутником его стала, всё бы и закончилось. Но не было предпочтений. Так и рассеялись два Сердца, по каплям и камешкам. И запела Поющая траурную песнь, и сделала себе траурное покрывало из облаков, и надела ожерелье из трёх лун-памяток, и собрала по крупицам любовь, рассеянную в нелепом споре, и стала тем самым миром, в которым мы все обитаем… Ящерка замолчала, и юркнула под камень. Люди, давно притихшие, всё ещё раскачивались в такт словесной вязи, купол же явно окреп, и засветился слегка сиреневатым светом. — И всё-таки, почему сисянка? — шепотом спросил Зураб Арила. — Молоко они очень любят, — так же тихо ответил маг. И, на всякий случай, уточнил: — Женское…