Ложь - единственное пятно.

С самого начала я знал, что конец неминуем. Я понимал, что любовь моя обречена на вечное уныние и гнет. Общество никогда не примет то, что противоречит природе. Я переступил черту допустимого в мечтаниях. Только там я остаюсь живым. Но я силен и переборю слабость. Так почему сердце беспокойно сжимается, а душа жаждет вырваться из бренной оболочки стоит ему только отвести раздосадованный взгляд, и снять чистую улыбку с прокушенных губ? Иногда я задумываюсь, а наше ли это тело? Одно идентично другому, но первая душа отлична от второй. Мама, давно позабывшая нас, и отец, снующий во тьме потухших уличных фонарей под покровом ночи, разве мы близнецы? С годами каждый, постигая новые ступени жизни, учится сдерживать эмоции и прятать горечь за, наигранными до тошноты, шаблонами, зачастую желая переписать историю из-за несбывшихся надежд на лучшее будущее. И я не исключение. Но он, тот, кто составляет большую часть меня, любит. Любит жить. Любит верить. Любит прощать причиненные другими раны, что не затянутся. Он любит боль. Да, это не может не раздражать. Это заставляет обратить все свое презрение в серые, восторженные и чистые блестящие глаза. Да, это бесит. Но только я могу почувствовать полную отдачу брата в чувствах, имею право добиться чистосердечного признания и неловкой позы, будоражащей взрослеющее сознание. «Это ложь, иллюзия, неведение. Все, что угодно, вплоть до фанатизма, но только не любовь. Это ненормально» - только в этом и заключались мои прежние мысли. Я должен был избавиться от этого навязчивого чувства, но оно заседало только глубже, опрометчиво раня меня. «Он парень. Он наивен. Он мой» - вскоре признал я неприкрытую правду. Сама мысли о том, что его тело, его душа, его жизнь и его эмоции – все это единолично мое согревает нутро лучше горячего шоколада. А на что похоже это чувство? На расцветающий цветок, распускающий свои ползунки по всему телу. Из-за него можно напрочь о дыхании. Но и его путы смыкаются сильнее, не позволяя дышать. Они обжигают по-разному. Будь то мимолетно вспыхнувшая страсть, горько жгучая ревность или любовь, пламя которой не угасает, словно отпечаталась в голове и, плотно сжатых от досады и разочарования, зубах. «Что еще нужно?» - а вот тут появляется пустота. Если мне и правда ничего не нужно, то для чего весь этот фарс? Какая цель у чувств и эмоций? Для того, чтобы наслаждаться? Вот и я не знаю ответа. Может, он знает? Близнец прямо передо мной. Глаза с щенячьей преданностью взирают на меня, а улыбка не по годам мила. Или это обман зрения? Светлые волосы, собранные в небольшой хвост, отливают серебром. Одет он по-домашнему: светло-голубая футболка измалевана гуашью, рабочие темно-зеленые штаны ободраны на коленях, некогда белые носки сползают со стопы, удлиняя вязаное изделие. Он не художник, а только красит стены. Свои стены. И окрашивает их в свой мир. А на лице, возле щеки, кремовый завиток от очередной сласти. Ладони тут же запотевают, губы пересыхают. - Зайдешь? – кивает в сторону своей комнаты, улыбаясь, из-за чего проявляются ямочки на щеках. – Ты ведь поговорить хочешь? Он читает мои мысли? Я киваю. Впустив меня в комнату первым, он разваливается на кушетке и потягивается, частично обнажая плоский живот. «Ты не заболел?» - лишь минут через пять дойдет до меня его вопрос. И я вновь отмахнусь, виня во всем высокую температуру комнаты. - Так чего ты хотел? Он подбирает очередную банку содовой с пола и делает глоток. Брат что-то говорит, пуская в банке с газировкой пузыри, отчего жидкость прошлась по его шее, едва выступающему кадыку, острым ключицам, в итоге впитавшись в кофту. Становится жарко, и я снимаю с себя рубашку, оставаясь в майке. - Артем, для чего нужны чувства и… - Любовь? Выдохнув, я киваю. Он смышленый, пусть и бывает глупым. Выжидающе, с непониманием смотрит на меня, прекращая улыбаться. - Я просто не понимаю. Для чего все это? Хочу узнать, для кого они. И что дают? Минута, две. Мы молчим. Внезапно он начинает тихо посмеиваться надо мной. Тихо так, театрально придерживая рот ладонью. - Прости, Даник. Просто это было ну очень смешно. Вот смотри, - откладывая напиток в сторону, Артем спрыгивает с дивана, вразвалочку подойдя ко мне. Обжигает своим дыханием мои губы и внимательно смотрит в глаза. – Я люблю тебя. Как же просто об этом сказать. Но мне до безумия больно и приятно одновременно. Хочется плакать, но от счастья. Бить кулаками стену и кричать на весь мир о том, что творится внутри. Это необъяснимо. Мне страшно. А если это только сладкий сон? Можно ли мне коснуться желанных губ? Но реальность неожиданно. Имею ли я тогда право разрушить тонкую грань наших братских, наикрепчайших, уз. - Как брата, конечно. Неужели мое лицо было настолько жалким, что он решил уточнить? Осколки летят, изрезая душу, перерезая путы цветка, не прекращающего пульсировать из самого сердца. Зачем он это сказал? Ведь те слова не были бы ложью, а просто остались бы недосказанными. Но это чувство не похоже на боль, оно глубже вонзается в плоть, заставляя разум задыхаться. Что это? Отчаяние? Я не знаю, но лекарство тут же появилось. Его смех и улыбка. Его теплая щека прислонилась к моей, а руки обняли за шею, прижимаясь и касаясь подушечками пальцев моих плеч. И в этот момент я понял, что никогда, как бы не пытался утихомирить ураган внутри, не смогу вырваться из этой паутины, сплетенной раскаленной проволокой. - Ты ведь чувствовал? Правильно, это и есть счастье. Это – смысл жить и радоваться жизни. Если ты чувствуешь боль – ищи ближнего по духу, чтобы восполнить недостаток счастья. Если ты счастлив – чувствуй больше. Но сделай так, чтобы ни оставить ни одного темного пятна на себе. Даже если элементом, являющимся самым главным достоянием тебя, стала ложь. Тело без чувств – просто кукла. Сломанная кукла, неспособная петь, - он долго молчит, глядя сквозь меня. - Чтобы не оставить осадка внутри, тебе достаточно улыбаться. Улыбаться для меня. Мой близнец еще не понимает, что во всем мире для меня существует лишь он. Он не видит истины, скрывшейся за оболочкой семейного тепла. Или отрицает существование иной? Интересный парадокс: когда нас было только двое – мы были счастливы. После того, как «друзья» принялись обступать каждого, стало лишь хуже. Я учился плотно сжимать губы в единую полосу и не плакал, когда предательство перевалило за чашу терпения. Я хватался за грудь, сжимая трепещущее сердце, дабы остановить его непрерывное стучание. Я не люблю дешевизну. - Знаешь, зачем я все это делаю? Я готовлюсь стать лучше. Мой талант обязательно признают, даже если его будет всегда не доставать. Я буду добиваться всего, следуя тенденциям. Пусть у меня будет свой особый стиль, отличный от иных мастеров своего дела, но идея будет та же. И меня признают. Понимаешь, Даниял, я буду кому-то нужен. Во мне будут нуждаться. И в меня будут верить. Совсем поверхностно, но я перестану бояться лезвия судьбы, забывшись. Это не счастье, но вполне хватает, чтобы перестать задыхаться от нехватки свободы. Да, мы оба всегда были одни.