love me like u do

Рафаэль прячется в горловину глубокой кофты, желая согреться, и пытается унять дрожь в ногах. Перестать трястись не то, чтобы получается, потому что он должен прибыть с минуту на минуту, и только от одной этой мысли внизу живота начинает тянуть чуть ли не так же сильно, как пустое пространство между рёбрами. Рафаэль правда скучает. Кофты, пахнущие Германом, давно потеряли свой аромат, монотонные сообщения стали надоедать ещё, кажется, на вторые сутки, и Рафа так бесит, что Герман занят, так бесит их вечная невозможность найти щель в графиках, что он находится на взводе последние полторы недели точно. Перестань вести себя как идиот, говорит он сам себе, выдыхая и пытаясь унять дрожь предвкушения внутри, но это не то, чтобы помогает, так что он просто закусывает губу и пытается отогнать все мысли прочь, и именно в этот момент электричка тормозит. Грёбанный Герман. Грёбанный Сафин. * Он влетает в объятья парня — своего парня — с невиданной сверхскоростью, такой, что Герман почти отшатывается, прежде чем засиять встречной улыбкой, а потом прижимает Рафаэля к себе и делает глубокий вдох. — Я скучал, — говорит он, слишком отчаянно сильно (для Рафаэля) цепляясь за ладонь парня, и Рафаэль знает, что это неправильно, но ничего не может поделать с тем, чтобы поцеловать Германа — быстро, смазано, но так чувственно, что нужда во всяких словах отпадает. Я тоже, говорит этот поцелуй сам за себя, и сердце Сафина сжимается почти до боли, потому что он знает, что значит для Рафа публичное проявление чувств. Я тоже. * Герман тащит его в какую-то богом забытую кафешку, и Рафаэлю хочется почти застонать-заскулить от разочарования, потому что он, ну, подросток, а метки, которые так сильно любит оставлять Гера, и так сильно любит выставлять напоказ Раф, уже абсолютно испарились с его шеи, ключиц и плеч. Раф облизывает губы с абсолютно диким взглядом, но всё-таки, прежде чем отправиться следом за парнем, ухмыляется и псевдо-невинно произносит: — Только я буду жульен, папочка. Возможно, он окончательно сбрендил и сошёл с ума, но в какой-то момент ему кажется, что Герман почти рычит. * Когда они, наконец, заваливаются в квартиру Германа, Рафаэль собирается первым делом отправиться в душ. Правда собирается. Он стягивает с себя кофту, совершенно не стесняясь, потому что они раздевались друг перед другом сотни раз, но, когда вслед за ней на пол летят джинсы, Герман подлетает к нему в считанные движения, руками исследуя тело, а губами, всё так же знакомо и привычно, касаясь шеи, оставляя на ней пробный поцелуй-укус и вырывая из горла Рафаэля хриплый стон-одобрение, но всё же тот недовольно ведёт плечом, до крови закусывая губу. Герман без стеснения пропускает руку под боксёры, сжимая задницу, а следом вопросительно приподнимает бровь, на мгновение отстраняясь. — Блять, — срывается с губ Рафа прежде, чем он успевает что-либо подумать. — Я устал после дороги, весь потный и грязный, поэтому, блять, Гер, я нуждаюсь в душе. — Я нуждаюсь в тебе, — выдыхает со стоном Герман, прижимаясь к Рафаэлю как можно ближе и ощущая стояк того. В собственных джинсах становится всё теснее, но он всё же заставляет себя чуть отстраниться. Опять. — Пожалуйста, папочка, — облизывая губы, хлопает глазами Раф, и Гера ненавидит его, просто, чёрт возьми, ненавидит. * Рафаэль выдыхает, когда заходит в ванную. Он аккуратно прикрывает дверь, становясь прямо перед зеркалом и замечая красное пятнышко, которое в скором времени совершенно точно превратится в засос, он расслаблено улыбается. Он чувствует себя здесь как дома, потому что всё здесь насквозь пропитано Германом и, ох. Рафаэль оборачивается, когда чужие руки притягивают его к себе, собственнически, заявляя свои права, и он ничего не может поделать с собой, когда прижимается бёдрами ближе-ближе-ближе, распахивая губы в немом крике и просьбе. Больше, ему нужно больше. Герман выцеловывает его плечи бережно, зализывая все укусы и покрывая те нежными касаниями, и, когда ноги Рафа начинают подкашиваться, он просто прижимает парня ближе, заставляя того слышать между шумом воды только «Мой, мой, мой». — Твой, — рвано выдыхает он, ощущая, как Гера, грёбанный чёртов вампир, засасывает его молочную кожу, осторожно прикусывая зубами, а потом зализывает, словно кот, приводя кожу к невероятной чувствительности. — Ох, блять, да, чёрт, папочка, именно так, — Раф уже не сдерживает поток ругательств, слетающих со своих губ, но он отчётливо слышит, как дыхание за спиной становится ещё тяжелее, медленнее, глубже. — Не называй меня так, — на самом деле рычит Герман, и Рафаэль позволяет себе оглянуться через плечо назад, замечая, как расширены зрачки парня. Он выпячивает задницу ещё сильнее, потираясь о член парня, и это ощущается так хорошо, о господи, слишком хорошо. — Почему нет, папочка? — Клянусь, ещё одно слово и я, — Герман рвано выдыхает, проводя рукой по мокрым волосам, и Раф поворачивается к нему, полностью открываясь, полностью доверяя. Так, как может довериться только Герману. — И я трахну тебя прямо возле этой стенки, не дойдя до кровати. Трахну так, что, блять, ты завтра не сможешь ходить. Раф одним движением вырубает воду, кладя свои руки Герману на плечи и притягивая того для поцелуя, нежного, глубокого, полного доверия и просьбы довериться тоже. Герман выдыхает, всё же закрывая глаза и отвечая на поцелуй не совсем уверенно, но Раф позволяет себе вести их это одно длинное мгновение, а потом он медленно отдаляется, смотря в глаза парня честно и открыто, следом произнося: — А теперь просто хорошенько отлюби меня, ладно? Так, как это умеешь делать ты. Раф пытается привести мысли в порядок, но прежде чем он успевает что-либо сделать, Гера появляется перед ним, осторожно касается губ и безмолвно просит повернуться, что он и делает, прогибаясь в спине и ощущая, как внутрь проникают сразу два пальца. И это ощущение так желанно. Он хотел этого слишком долго, слишком сильно, потому что это Герман, его Герман, тёплый, родной, желающий оставлять свои метки по всему телу парня, и, блять, Раф любит его чересчур сильно. Он стонет, когда ощущает, как парень разводит внутри него пальцы, задевая ту самую точку, и следом его ноги опять подкашиваются — он хватается за полку, роняя шампунь, но не то, чтобы его это заботит. — Ещё, — выдыхает он, распахивая глаза шире, и перед его глазами пляшут искры, разноцветные, яркие, ослепляющие. — Блять, ещё, милый, или я, клянусь… — но продолжение фразы тонет в очередном полустоне, полукрике — яростном, громком, отчаянном. Рафаэль никогда не умел быть тихим. Герман добавляет ещё смазки и вводит третий палец, становится до невозможного горячо, слишком жарко, слишком интимно, и Рафаэль уже насаживается на пальцы того сам и стонет опять, слушая бормотание Геры: — Вот так, мой маленький, да, мой хороший. Блять, какой же ты красивый и раскрытый. Только для меня. — Только для тебя, — задыхаясь, вторит словам Германа Раф, а потом поворачивается к тому лицом, выгибаясь. — Блять, да ты тра-ах-нешь меня сегодня или не-еех-т, — захлёбывается стонами он, и Герман вынимает пальцы, закусывая губу и чувствуя в себе невероятную жажду. Он совершенно не знает, как вообще можно насытиться этим мальчиком, как можно напиться им до дна, как можно наполниться им до конца и без остатка так, чтобы потом не хотелось попробовать его ещё, ещё и ещё. Рафаэль словно ёбанный наркотик для Германа, и он каждый раз с нетерпением ждёт новой дозы. Герман входит резко и до конца, подхватывая парня под лопатки, и у Рафа поджимаются пальцы на ногах, потому что этого всего одновременно недостаточно и слишком. Герман прикусывает кожу на шее парня возле самой венки, вызывая у того стон, смешанный с лёгким шипением, и, блять, это так лично, так интимно, так приватно, что до этого момента он ни разу не мог полностью понять, как скучал по этому мальчишке. Рафаэль невесомый, он обвивается вокруг поясницы Геры, расцарапывая спину того в кровь, он изгибается до хруста в позвоночнике, когда парень входит в него под тем самым углом, и он настолько хрупкий, что Герману просто не хочется его отпускать, только медленно и нежно… любить, до дрожи в ногах и полной потери сознания. Раф кончает с пронзительным стоном, буквально вгрызаясь в собственную губу в попытке быть тише, он пачкает их обоих, но Герману всё равно, потому что он целует Рафаэля резко, грубо, страстно, прежде чем кончить в того с таким же громким стоном и матами. Они сползают на плитку, тяжело дыша, и Герман включает тёплую воду, позволяя вдохам и воде быть единственными источниками шума несколько мгновений. — Ты же знаешь, что я люблю тебя, правда? — осторожно произносит Рафаэль, неуверенно касаясь ладони Геры, но тот просто переплетает их пальцы и, улыбаясь, кладёт свою голову парню на плечо. — Конечно, знаю, малыш, — широко улыбаясь, произносит он, и счастливый Раф читает в этом уверенное «И я тебя».