Don`t forget

– Привет. Ну, как себя чувствуешь, Гарри? Он приходит сюда уже третий раз. Мягко улыбается, осматриваясь вокруг, потом спокойно вздыхает, словно собираясь с духом и удобно пристраивается на длинном сером диване, устремляя туманный взгляд в потолок, похожий на небо, заволочённое тучами. Недолго посидев вот так вот, без слов или эмоций, юноша поворачивает голову в сторону мальчика, который, забившись в угол, теребит пальцем выключатель у игрушки. Ребёнок ни на секунду не отводит глаз от объекта борьбы со скукой, хотя на самом деле он его вовсе не заботил, а в голове всё будто бы перемешалось и слилось воедино, не оставив за собой ни одного чёткого контура. Только какая — то непонятная и ещё непознанная для детского сердца тупая боль, подступающая снизу. Следователь внимательно наблюдает за мальчиком, однако ответа он от него уже не ждёт. Парень отлично понимает, что объяснять семилетнему ребёнку, почему в этом мире можно запросто лишить жизни другого человека и не думать о его близких и родных, — бесполезно. Эдвард чуть заметно улыбается, всматриваясь в склоненный вниз профиль маленького собеседника, и сердце юноши начинает разрываться от сочувствия и понимания. Было время, когда он так же, как и Гарри, не мог найти ответа на единственный мучающий его вопрос «Почему?..», а неокрепшая душа металась в негодовании. – Знаешь, что я всегда терпеть не мог? - метнув мимолётный взгляд в сторону мальчика, спрашивает Элрик. Гарри тихо сидит рядом, почти ничем не выдавая своего существования. Бледные, облачённые в короткие зелёные носочки ножки не достают до пола, однако ребёнок не испытывает неудобства, как и отторжения по отношению к следователю. Со стороны Эдвард выглядит совсем опытным детективом, несмотря на двадцать три года, и разговор с семилетним свидетелем убийства своих же родителей, — задача пустяковая, вот только, сидя рядом с испытавшим ужаснейший шок маленьким, ни в чём не повинным ребёнком, он не находит себе места от страха и волнения, боясь сказать хоть одно лишнее слово, которое может солью лечь на глубокую рану мальчика. – ...то, что так мало игр и для мальчиков, и для девочек одновременно, - разочарованно отвечает на свой же вопрос детектив. - Вот ты можешь назвать мне хоть одну? Гарри продолжает смотреть в пол ничего не выражающим взглядом. Сейчас, как казалось Эду, он похож на хрупкую фарфоровую статуэтку, сотворённую для самого Господа Бога, которую вдруг ни с того ни с сего решили оживить, даруя ей способность двигаться, но забыв при этом дать эмоции и чувства. Когда мальчик, неторопливо отложив игрушку в сторону, механическим движением поправил на переносице круглые очки, попутно тряся головой, дабы откинуть набок прядь надоедливых, лезущих в глаза волос, он вдруг на мгновение бросил взгляд в сторону следователя, после чего вновь затих. Но спустя несколько минут, Гарри всё же разомкнул уста. – Ну... прятки, например... - хрипловато отозвался маленький Поттер, прерывая установившуюся в тесной комнате звенящую тишину. – Слишком банально, это не считается... - закинув руки за голову, отвечает Эдвард. Он выжидающе смотрит в чёрную как смоль макушку, едва удерживаясь, чтобы не потрясти ребёнка за плечо тяжёлой, но мягкой доброй рукой. – Я расскажу тебе про одну игру, только она немного скучная, - наиграв на лице выражение задумчивости, Элрик самозабвенно уставился в потолок, оживляя в памяти моменты своего собственного радостного, но далёкого и невозвратимого детства. Я тогда был совсем ещё маленький. Я, мой младший брат, мама и папа собирались все вместе за столом и играли: мы по очереди говорили одно и то же короткое слово, а проигрывал тот, кто первым засмеётся. Немного глуповато получалось, но забавно... Маме эта игра всегда нравилась, а отец всегда после этого брал нас на руки и выводил на улицу. Вообще он нечасто это делал — он был учёным, поэтому много времени проводил у себя... – А твой отец ведь не работал, да? - оборачиваясь к Гарри, снова спрашивает Эдвард, понимая, что ответ на этот нехитрый вопрос есть в полицейском отчёте, который, политый океанами детских слёз, забросят на пыльную полку в архиве, после чего больше о нём и не вспомнят. Мальчик молчит, не в силах выдавить из себя хоть слово. Он изо всех сил старается не закрывать глаз, чтобы вновь не оказываться на пороге кухни и не видеть окровавленных тел самых близких и дорогих ему людей, при единственном воспоминании о которых к горлу подступает комок, хочется разреветься на весь белый свет, а слёзы остаются где — то на ресницах и никак не хотят скатиться вниз, по жаждущим обжигающей флаги щекам. В ушах стоит странный шум, до ужаса похожий на состояние, когда стоишь на пешеходном переходе или вокзале: куда не глянь, - полным полно людей, все копошатся, как черви в банке, говорят, спешат непонятно куда неистовым потоком. Среди всей этой повседневной мишуры отличался лишь один звук, во мгновение разрезающий окружающий шум — звук удара, когда из ослабевших маленьких рук падает и ударяется о пол игрушка. Всё вокруг сразу замерло, померкло, потеряло цвета. «Мир, наверное, ужасное место...» Эдвард, вдруг невзначай вспомнив об отцах, быстро откинулся вперёд, оперевшись локтями о колени, и взгляд его теперь был устремлён в пол. Решив, что гнетущее молчание подошло к кульминации — а всё однажды должно заканчиваться — следователь спокойно вздохнул и, выдержав ещё одну недолгую паузу, с мягкой улыбкой на лице заговорил. Знаешь, я всегда восхищался своим отцом. Я считал его космонавтом, супергероем, властелином мира... мечтал во всём походить на него, и мне даже казалось, что и у меня есть нечто, вроде суперсил, я всегда побеждал злодеев. Только один раз не победил... и это было ужасно... – А что случилось? Инстинктивно отзываясь на голос, Элрик быстро вскинул голову, и его красивые медовые глаза встретились с двумя другими, похожими чем — то на наполненные водой стеклянные шарики, сверкающие на свету. Застывшая в них неисчерпаемая тоска заставила Эдварда на некоторое время замереть, в страхе сделать хоть одно лишнее движение в порыве изумления и оторопи. Такой пристальный и внимательный взгляд со стороны беспристрастного и равнодушного ко всему Гарри будто ввёл детектива в замешательство: такой реакции от маленького Поттера он не ожидал. Немного поразмыслив над правильностью своих действий, Эд вновь устремил глаза в пол, едва заметно пожав плечами: – Не знаю... но мне показалось, будто бы все мои суперсилы вдруг исчезли навсегда. Гарри тихо сидит рядом, затаив дыхание. Потом, не помня себя от волнения, он спрашивает следователя почти что шёпотом: – ...кто — то умер? – Да... - с натянутой грустной улыбкой отвечает Эдвард. - моя мама... я очень её любил. А отец надолго уехал и даже не пришёл на её похороны. В следующий же миг юноша почувствовал, как что — то тёплое уткнулось ему в бок, словно ища там защиты от придуманного врага. Обернувшись, следователь аж опешил, когда увидел брошенную в угол дивана игрушку и маленького мальчика, схватившего его за свитер и тихонько плачущего, словно бы он только что очнулся от страшного сна. Только это не те кошмары, которые приснятся лишь раз в жизни и навсегда забудутся, а совсем другие; те, что неизгладимым следом отпечатаются в душе ребёнка, ведь марля времени всего только маскирует глубокие раны, о которых не хочется вспоминать. Всхлипывая, Гарри поднял покрасневшие глаза на следователя, захлёбываясь собственной беспомощностью и отчаянием. Эдвард спокойно, почти незаметно прикоснулся к волосам мальчика, слегка поглаживая их мягким, нежным и аккуратным движение. – Я хочу к маме и папе... Не хочу, чтобы они умирали, не хочу!.. - сорвавшимся голосом выкрикнул маленький Поттер, облокачиваясь плечиком о бок детектива. Аккуратно наклонившись к мальчику, Элрик мягко коснулся острой коленки и, понимающе вздохнув, произнёс: – Я знаю, Гарри, знаю... Вытерев тыльной стороной ладони катящиеся по щекам слёзы, ребёнок, ещё долго всхлипывая, прохрипел что — то неразборчивое дрожащим голоском. Он испуганно съёжился и, обняв колени руками, уткнулся в них носом. – А твои суперсилы вернулись? - Эдвард утвердительно кивнул, раскидывая пальцами чёлку Поттера по бокам лба, стараясь не показывать того, что он всё — таки заметил шрам, напоминавший молнию. - И ты победил злодея? – Почти, - уклончиво ответил детектив. Около двери уже стояли несколько других детективов, беседовавших с единственными родственниками Гарри — тёткой и дядей. Его кузен топтался неподалёку, разглядывая разноцветные листовки, висящие на стене, не понимая и половины написанного. Маленький Поттер шёл не торопясь, словно бы приближение к Дурслям несло угрозу для его жизни. Идущий позади мальчика Эдвард время от времени легонько подталкивал его вперёд. Когда же оба переступили порог маленькой комнаты, в которой обычно допрашивали свидетелей, Элрик, быстро шепнув что — то мальчику в попыхах, поспешил к другому следователю за документами. Гарри старался не смотреть на свою новую семью; честно говоря, эти люди ему сразу не очень понравились, и имей он право голоса, то своим опекуном он скорее выбрал бы Эдварда, чем Дурслей. Тётя, предварительно подозвав к себе своего сына, подошла к племяннику и, кинув на него свои колючие глаза, показала на дверь. Всё ещё не спешив исполнить немую просьбу миссис Дурсль, мальчик обернулся назад, желая ещё разок взглянуть на Эдварда, в глубине души мечтая, чтобы следователь вдруг подошёл к нему и забрал с собой. Однако детектив продолжать беседовать с коллегой, абсолютно не обращая никакого внимания на маленького Поттера. От этого ребёнок вновь почувствовал себя ужасно одиноким и никому не нужным, лучик надежды угас среди беспросветной тьмы. Пока Гарри тихо стоял в углу, Элрик учтиво подошёл к мистеру Дурслю. – Извините... - не чувствуя себя ни в чём виноватым произнёс Эдвард. – Ничего. - словно отмахиваясь от надоедливой мухи бросил в его сторону мистер Дурсль. - он ведь ещё маленький... может, всё забудет... – Да, вы, наверное, правы... Забудет, да?.. Хотелось бы верить. Дурсли уже сидели в машине, ожидая племянника. Гарри, печально склонив голову стоял на пороге, не решаясь его переступить. Он понимал, что там его ждёт уже совсем другая жизнь, не похожая на ту, которой он раньше жил. – Гарри, - послышалось сзади. Внутри мальчика что — то щёлкнуло и вспыхнуло. Это было нечто среднее между радостью и волнением от которого начинается тошнота. – Удачи, - расположив руки на хрупких плечах мальчика, произнёс Эдвард. Он присел на корточки, так что его лицо было на уровне лица маленького Поттера. Юноша пристально заглядывал ребёнку в глаза. Хочу, чтобы у тебя всё было хорошо. Заметив плохо скрываемую печаль во взгляде Гарри, Элрик тяжело вздохнул. Сейчас мальчик был для него всё равно, что открытая книга, а его эмоции — как строчки на её страницах, которые не стоит труда прочитать, если ты знаешь язык. Эдвард хотел бы забрать его к себе, но не имеет права. Снова вздох. Элрик понимает, что нужно что — нибудь сказать, но не находит слов. – Мне страшно, - вдруг произносит Гарри. - я не хочу... – Гарри, послушай. Этот мягкий и приятный голос заставляет поднять опущенную голову. – Какой был самый чудесный отдых, который ты провёл вместе с родителями? Хватка следователя на плечах сжимается, мальчику становится неуютно. Он молчит, явно озадачен. За всё время, проведённое в той тесной серой комнате Поттер, кажется, позабыл обо всём на свете. Ребёнок напряжённо задерживает дыхание, но мысли с трудом лезут в голову. Наконец он говорит неуверенно: – Мы ездили в горы, и маме очень нравилось... – Вот видишь. Ты же не сразу это вспомнил, - почти шёпотом продолжает Эдвард, левой рукой поправляя съехавшие на бок очки. - А если ты и дальше будешь жалеть себя, то будет ещё тяжелее. Плохие воспоминания загромождают хорошие, и докопаться до них становится всё сложнее. Никогда, никогда не забывай то хорошее, которое с тобой было. Когда тебе первый раз удалось сделать солнышко на качелях, когда родители первый раз серьёзно тебя отругали... Нет таких воспоминаний, которые лучше стереть из памяти. Машина Дурслей начала постепенно исчезать из виду, пока окончательно не растворилась в лучах заходящего солнца. Эдвард ещё долго стоял на пороге, склонив голову набок, прислонившись ею к косяку. Сейчас он уже не был ни в чём уверен: может быть, юноша и не думал помогать маленькому мальчику, а таким образом всего лишь убеждал себя в том, что ничего нельзя изменить и по — другому быть не могло. Стало ли Гарри легче от его слов? Эдвард знал, что стало. Впрочем, это вовсе не обязательно, но парню хотелось бы на это надеяться. Всё — таки люди не настолько бесполезны, чтобы не мочь облегчить страдания другого... Don`t forget... Мир не так жесток, как ты думаешь.