t-shirt weather

У Чондэ весь шкаф забит спортивными костюмами: с понедельника по среду — черные, с четверга по воскресенье — красные, искренняя любовь только к маленьким кактусам в глиняных горшочках, которые он красиво расставляет на подоконнике в кухне (Бэкхен презрительно называет это «дешевым тамблером», потому что он-то знает, у него там блог, а еще кепка с рипндиповским котом), и ворох тетрадей и блокнотов в левом углу спальной комнаты — желание записывать всю, хотя бы немного полезную информацию не проходит с возрастом, а Чондэ все больше смахивает на идиота от обилия абсолютно бесполезных знаний. И ни одна из перечисленных его особенностей не способствует появлению адекватного, неадекватного или хоть какого-нибудь сожителя в квартире Чондэ, у которого больше нет возможности в одиночку оплачивать свою не очень-то фешенебельную квартиру, «засранную голубятню» — если устами Бэкхена, который, как независимый эксперт, комментирует каждую деталь в жизни Чондэ, и самого Чондэ тоже, емкими непечатными словами. Иногда хочется завернуть Бэкхена в его ультрамодный прозрачный дождевик и скатить по длинной лестнице в каком-нибудь торговом центре. С каждым разом душить эти прекрасные порывы все сложнее. Переезжать Чондэ не хотелось. В конце концов, несмотря на все минусы, его голубятня — полноценный нищенски-уютный уголок, лично им кое-как обставленный, обжитый, по-холостяцки загаженный. И от университета недалеко. И соседи хорошие. Помнится, Пак Чанель, живущий напротив (с наклейкой Финна и Джейка возле звонка), приглашал их с Бэкхеном вступить в его клуб «голубых-рыцарей-круглого-стола», обещая холить, лелеять, поить карахильо, угощать сигаретами-жвачками с клубничным вкусом и одалживать мангу на выходные. Бэкхен был оскорблен и долго ругался, а потом так же долго плакался, потому что сигарета-жвачка не помешала бы ему для фото в инстаграм. Чанель где-то учится, где-то пытается работать, содержит свой абсолютно непопулярный клуб, в который Чондэ все-таки вступил по доброте душевной, всегда опаздывает, имеет привычку завязывать шнурки на лестничной площадке и приглашать на разговоры за свой действительно круглый обеденный стол. Так что Чанель — еще одна веская причина не менять место жительства, а пригласить кого-нибудь разделить бремя квартплаты. Бэкхен приводит Исина в 18:27 июньской среды, когда некоторые вещи уже готовятся быть упакованными в подранные коробки из супермаркета за углом, и радостно заявляет, что отныне Чжан Исин живет здесь. И у Чондэ ноль целых ноль десятых радости по этому поводу. Почему ты не благодаришь меня, спрашивает Бэкхен. Не выебывайся, у тебя нет выбора, говорит Бэкхен. И правда. Однако Чжан Исин — проблема. Потому что он не выглядит как кто-то, с кем Чондэ может найти общий язык (ну кроме французского поцелуя, разве что, но нет смысла забегать так далеко вперед). Потому что Исин похож на тех, кто носит в рюкзаке мексиканские книги, пакетик кокаина и сладкие персики, а днем зовет пообедать в школьный буфет. На тех, кто много улыбается, разговаривает с чайником и хранит в кармане дешевое обезболивающее «от всего» и никогда им не делится. Похож на тех, кому точно не в одну с Ким Чондэ сторону. Слишком странные друг для друга. Что-то вроде. Исин перевозит свои вещи на следующее утро: чашка, тарелка, разросшийся куст бугенвиллии в синем горшке, спортивная сумка с вещами, гитара в синем чехле с нашивкой «guns and coffee» и рюкзак со всякой мелочью. А еще с книгами, кокаином и персиками, Исин ведь из таких людей. Чондэ точно знает. Нашивка привлекает его больше всего, десять с половиной минут уходит только на то, чтобы отогнать от себя навязчивую идею срезать эту занятную шутку с чужого чехла и приделать к своему новенькому рюкзаку или джинсовке. Или куда приделается. На поверку, книги не мексиканские, а китайские, вместо кокаина — пачка кофейных зерен в шоколаде, а сладкие персики давно сгнили на дне мусорного ведра, потому что у Исина на них аллергия. Бэкхен записывает на телефон громкий треск стереотипного мышления Чондэ. Зачем мне твоя буген-хфлшс-что, говорит Чондэ, переживая за свои кактусы. Зачем мне твоя гитара, говорит. Чондэ настроен почти дружелюбно, потому что других вариантов нет. Ну и еще потому, что у Исина красивая улыбка. Чуть-чуть поэтому. Чондэ обещает записать хруст костей Бэкхена, когда он все-таки спустит его с лестницы. Исин разговаривает с ним как с помешанным, тщательно подбирая слова, мягко, осторожно, отвратительно-доброжелательно, и Чондэ требуется час, чтобы понять, что дело в китайско-корейском, а не в нем. Он обещает помочь ему с разговорным внезапно даже для самого себя. Исин забирается на продавленный диван с ногами, перебирает струны на гитаре и мягкими согласными тянет что-то про «погоду для футболок». Третья струна второй лад. Вторая струна третий лад. Бэкхен профессионально подпевает своим светлым лирическим тенором, убивая атмосферу самобытности и уроков гитары для чайников в трех томах. И настроение Исина горланить эту его непонятную «погоду для футболок». Он спрашивает: «откуда ты знаешь?». Гитара продолжает играть. Аэм, Ашсемь, аккорд, которого Чондэ не знает. Снова Аэм. Он откладывает томик механики в сторону. «Кулачковые и фрикционные механизмы» как еще одна бесполезная гора мусора в голове. А вот экзамен по философии уже послезавтра. Чондэ клеит на свой «винстон» самодельную картинку тарантиновских «рэд эппл» и любуется результатом ровно двадцать три секунды и четыре миллисекунды. На двадцать третей секунде и пятой миллисекунде с дивана подает голос Исин: — Неаккуратно и вредно. Не кури. Мозг Чондэ делает лаконичный вывод: «ты жалок» и подсказывает ему обидеться. Бэкхен приближается к первому припеву, а Чондэ пожимает плечами, делая лаконичный вывод: его мозг болен и бесполезен, потому что Исин — красивый, Исина хочется узнать поближе, к Исину хочется подсесть с тонким расчетом на «мое колено к твоему равно чистая случайность, это ведь не мешает нам рассматривать летающую в солнечных лучах пыль и с улыбкой мечтать о том, чтобы Бэкхен заткнулся, да?», хочется придвинуть тот в-далеком-будущем французский поцелуй чуть поближе к настоящему от темного и мрачного «ха-ха, даже не мечтай». Ну, просто хочется. Всякого такого. Первый припев «погоды для футболок» заканчивается, второй куплет Исин уже не играет, и Бэкхен спускается с небес на землю и отвечает на забытый всеми вопрос: «мне положено знать все». Но на самом деле, это просто его любимая группа. — Не курю, — говорит Чондэ, доставая из пачки «рэд-винстон-эппл» фисташку. (но еще более «на самом деле» то, что не только один Исин может откопать что-нибудь менее известное, чем Арктические Обезьяны или Джей Пак) Мозг Чондэ делает лаконичный вывод: «я болен», потому что ни одной из составляющих Чондэ непонятно, почему Исин вдруг из тех, с кем он может поладить. Из тех, чьи книги, аллергия на персики, буген-хфлшс-что ему не безразличны, а жадность на таблетки — да черт с ней, ну правда. В ушах — тот самый треск стереотипов, потому что Бэкхен поставил этот звук на входящие вызовы. И прямо сейчас ему звонит мама. Идеально странные друг для друга — вот как думает теперь Чондэ. Спустя неделю Исин принимает приглашение в клуб «голубых-рыцарей-круглого-стола» и Чондэ думает, что, возможно, только возможно! бог есть, а жизнь любит его не только как друга, и что тот в-далеком-будущем французский поцелуй не в таких уж и непроглядных ебенях. Или даже если он и в ебенях, даже если и в непроглядных, то у него теперь не две несчастных спички, одна из которых уже догорает, а мощный шахтерский фонарь. Исин принимает приглашение, и они вместе долго разбирают слово «карахильо» по слогам. Спустя еще неделю Чондэ приводит в действие план «мое колено к твоему» — выходит отлично. Исин ему подыгрывает, поэтому все следующие шесть дней они действуют исключительно по этой схеме. Спустя еще еще неделю Чжан Исин собирает свои вещи: чашку, тарелку, разросшийся куст бугенвиллии в синем горшке, запихивает в спортивную сумку одежду, перекидывает через плечо гитару в синем чехле с нашивкой «guns and coffee» и скидывает в рюкзак всякую свою мелочь и китайские книги. Теперь Чондэ уже знает, что в его коллекции только «Записки сумасшедшего» Лу Синя и «Под крышами Шанхая» Ся Яня. С тобой было классно, говорит Исин. Я нашел вариант получше, говорит Исин. Я никогда никому ничего не обещал, а ты все еще жалок, не говорит Исин, но это висит между ними кривым хангылем. В ушах — хруст костей Бэкхена, когда он все-таки спустит его с лестницы.