for the love of anything but baseball

Это было ошибкой Савамуры. Савамура Эйдзюн идиот до мозга костей, но, по крайней мере, он достаточно мужественен, чтобы признать это. Он всегда был упрямым и упорным, и стойким, и всегда – всегда это знал. Но только то, что он знал, не означало, что его это устраивает. И что бы он ни делал, он постоянно не был собой доволен, потому что он бестолковый, такой бестолковый. Худшая часть заключалась в том, что появились признаки. Появились вопиющие признаки того, что с ним станет. Снова и снова Савамура скрывал от себя очевидное. «Это неправда», – говорил он сам себе. «На самом деле ты этого не чувствуешь» или «это пройдет». Он даже не был хорошим лжецом. Поэтому то, как он умудрялся верить себе, было выше его собственного понимания. Даже сейчас, как студент колледжа, Савамура не винит никого, кроме себя. Ему не следовало любить Миюки, и всё же он любил. – Так что верь моей перчатке и кинь мне свою лучшую подачу, – говорил Миюки сквозь улыбку. Савамура на самом деле не мог поверить, что тот был настолько прямолинейным, особенно учитывая, что они были знакомы всего пару минут. – Только так мы станем настоящими партнёрами. Если бы Савамура знал, что все эти слова на самом деле ничего не значили. - Савамура любил Сейдо каждой фиброй своей души. Игрок, которым он стал – человек, которым он стал – всё благодаря этой школе. Он многое узнал о бейсболе, но также многое узнал и о себе. Начистоту, он, скорее всего, узнал о себе слишком много. Например, он намного более упрям, чем сам думал. Множество раз ему приходилось преодолевать себя, чтобы решить свои проблемы. Изучить новые подачи, оправиться от ипса, оставить своих ближайших друзей – он был довольно крут. Также он был куда умнее, чем сам думал. В колледже он осознал, что не был глупым, у него просто были проблемы с концентрацией за постоянным исключением бейсбола, сёдзё-манги и кэтчеров-очкариков с отвратительным характером. И говоря о которых, о, да, он понял, что на самом деле гей, и что быть им – не такая уж и катастрофа. Но все эти вещи выставили его через первые несколько лет колледжа и бейсбола на более конкурентоспособный уровень. Бейсбол в колледже отнюдь не был таким же популярным, как в старших школах или у профи, но в местном масштабе любители здесь неплохо веселились. Савамура мог расти и становиться лучше там, где ему было реально весело, несмотря на то, что он не играл с лучшими игроками. Так же это очень удобно – с ним в команде были Харуичи и Канемару, и Кариба, и Шпиц-семпай, и Санада-семпай, и Райчи, и он просто не мог быть счастливее. Честно, Савамура очень счастлив. Так счастлив. Бесконечно счастлив. Хорошо. Может быть, это немного преувеличено, но он доволен. Играть в бейсбол – весело, так же как и зависать со своими сокомандниками. Просто он становится– он чувствует себя… одиноким. На самом деле, это странное чувство, потому как оно не поддаётся описанию. Даже если Савамура знает, что у него есть много друзей и он любим, ему всё ещё одиноко. Как будто у него в груди дыра. То же самое он чувствовал, когда покинул всех, кого любил, чтобы поступить в Сейдо. Это пустота, которую, по всей видимости, уже ничем не заполнить. И даже если это терпимо, бывают ночи, когда он берет шину и бегает вокруг поля, потому что не может перестать думать. Но, положа руку на сердце, он не ненавидит свою жизнь, и вещи стали куда проще, когда он научился лгать себе. Единственной проблемой являлось то, что Савамура действительно устал. Не буквально (то есть, когда в конце семестра он загружен миллиардами тестов и тренировок, то буквально), но в более переносном смысле – устала его душа, как бы странно это ни звучало. Правда в том, что последние пару лет он чувствовал себя неподвижным, точно стоя на одном месте в течение многих лет. Он чувствует, словно дни идут, но он совсем не продвигается или не набирается опыта, или не живёт. Он просто… там. Он просто блуждает по кругу в ожидании чего-то – или кого-то. Обычно он не ощущает себя так уж плохо, но порой чувствует боль в груди, начинающуюся в самые необычные моменты – когда он смотрит на старые фотографии, встречается со старыми сокомандниками, смотрит телевизор, видит кэтчерское снаряжение. Сегодняшний вечер, однако, был одним из тех, когда он ощутил трепет в грудной клетке. В этот раз он и пара его сокомандников были в караоке-баре, и Харуичи заметил, что Савамура начал вести себя по-другому. – Эйдзюн-кун, – обратился Коминато, глядя на первого понимающе. Савамура мог видеть тревогу и волнение в его глазах, скорее всего, он даже перебирал варианты того, что ему следует сказать. – Всё в порядке? Харуичи уже знает ответ на вопрос, но Савамура выучил за долгое время, что тот спрашивает просто чтобы убедиться. – Да, – лжёт он, скорее всего выдавая жалкое подобие улыбки, но, по крайней мере, он попытался. Он слишком тихий, а тихий Савамура – явный намёк на то, что он, вероятно, не в порядке. – Харуичи! С чего бы мне быть не в порядке? – фактически прокричал он, чтобы убедиться, что никто ничего не заподозрил. – Мне просто нужно в уборную. Я скоро вернусь, – он махнул на Харуичи рукой, чтобы тот сел обратно, потому что последний уже поднялся и хотел пойти за ним, чтобы убедиться. В этот раз Санада и Райчи пели песню корейского дуэта о двух влюбленных, которые больше не были вместе, и сейчас это было для него слишком сильно. Было забавно слушать, как Райчи пытается взять высокие ноты, потому что, само собой, Санада убедился, что дал понять, что не собирается петь за девушку (хотя большим вопросом стало то, что они действительно пели дуэтом, потому что, серьёзно, люди вообще сейчас так делают?). Но потом он прочёл японские субтитры на экране: «настанет ли тот день, когда мы сможем принять тепло друг друга», и решил, что ему следует убраться отсюда как можно скорее, потому что его тело, по всей видимости, забыло как дышать. Он плеснул воды себе в лицо, как только добрался до раковины, и пару раз похлопал по щекам, чтобы избавиться от собственных мыслей. Это всегда было сложнее всего – забывать. Бывают времена, когда ему действительно хочется иметь какой-нибудь переключатель, который бы выключал его мозг. Справляться с этим было просто невыносимо, потому что даже когда он выходил на пробежку, он все еще был в сознании и мог думать. Все, на что он реально был способен, – это думать о чём-то ещё или быть среди людей, смеяться и говорить о чём угодно, пока это помогает отвлечься. Когда Савамура, наконец, восстановил способность трезво мыслить, он ещё раз сполоснул лицо водой и посмотрел на себя в зеркало. «Нацепи улыбку», – повторял он себе, – «даже если придётся вырезать её на лице». – Твой контроль – не лучшее, с чего бы стоило начать, – беспечно подстёгивал Миюки. Так же как и всегда, если бы Савамура изначально не чувствовал себя плохо из-за произошедшего. Скорее всего, это была одна из попыток кэтчера заставить его почувствовать себя лучше или успокоить, и да, он знал об этом, но это всё еще причиняло боль. Савамура мог бы просто рассмеяться в ответ, но после проигрыша Инаширо ни над чем уже не было легко посмеяться в принципе. В то время у него были только страхи о «что, если», «только бы» и бесконтрольности – он в принципе не мог смеяться над тем, что грызло и изводило его, как бы он ни пытался. Ему, скорее всего, стоило знать, что контролировать свои чувства куда сложнее, чем подачи. - – Эй, Савамура! Тецу только что снова написал мне с вопросом о том, почему ты не возвращаешься домой на каникулы. Что мне ему ответить? – Джун-семпай никогда не был сентиментальным человеком, когда дело касалось поездок домой. Но если шла речь о Тецу-семпае, который хочет устроить встречу старых сокомандников, то он был вынужден поддержать последнего, и обычно отвечал первым. Савамура, с другой стороны, никогда не планировал возвращаться. – Ну, просто извинись от меня и объясни, что у меня здесь много дел по школе. Как только он опустил взгляд в свои заметки, которые он заучивал для экзаменов, он заметил, что все смотрели на него слишком скептично. В остальные дни он бы проигнорировал это, но когда весь из себя самый громкий Шпиц-семпай тихо осматривает сверху вниз, Савамура ничего не может поделать со своей тревожностью. – Если ты, конечно, не хочешь, чтобы я сам это сделал. – Савамура, – осторожно начал Шпиц-семпай. – Прошлые три года ты говорил, что был занят, но я не знал, чем ты на самом деле занимался. – Я правда хочу всех увидеть, но это всё не такая уж и большая проблема. Тем более, всем так или иначе будет плевать, приду я или нет, – Савамура известен за факт, что он может быстро стать раздражающим, так почему же все так озабочены его отказами? Джун покачал головой. – Серьёзно? Потому что каждый год все спрашивали, где ты. И бедный Коминато придумывал для тебя идиотские отмазки, – Савамура мог сказать, что пытался оставаться спокойным и не кричать, и благо, потому что с давних пор он усвоил слишком хорошо, что если не послушать свой внутренний голос, то люди начнут выходить из себя. – Это мой последний год в школе с вами, ребята, и я был бы очень признателен, если бы моими последними воспоминаниями с вами были только счастливые. – Шпиц-семпай, – Савамура изогнул бровь в раздражении, – ты не умираешь. Тебя на это Харуичи подстегнул? Он повернулся к Коминато, который сидел позади него, глядя осуждающе. – Ты подстегнул его на это, не так ли? – На самом деле, это был Тецу. Послушай, все ведь идут – Канемару, Кариба, Коминато. Просто пойдём с нами в этот раз. Тецу не позволит мне оставить всё это просто так. Давай же. – Я не хочу, – Савамура становился всё более раздражённым. Он понимал, что пара ребят на самом деле хотели бы увидеться с ним, и он чувствовал то же самое, но он не мог использовать этот шанс. Джун оставался сдержанным, тем не менее, повышая свой голос. – Ой, да ладно тебе! Там будут все! Фуруя, Курамочи, Мию– – Нет! – он не хотел слышать это имя. Не сейчас. Не в тот момент, когда у него контрольная через час. Ему нужно суметь сосредоточиться, а со всеми этими мыслями у него точно не получится, и его сердце снова начинает делать «ту самую штуку», когда начинает болеть. Он попытался успокоиться и глубоко вдохнуть, игнорируя удивленные лица сокомандников. – Я подумаю, окей? Просто дайте мне написать контрольную. Очевидно, он лгал. Он даже не планировал думать об этом, но, видимо, некоторые из ребят действительно не собирались оставить это просто так. После теста Канемару с особенным упорством пытался выяснить, почему тот был так против. Тем, кто на самом деле знал причину, был Харуичи, но он ни за что не расскажет всё остальным. – Бакамура. Обычно я забиваю на твоё упрямство, но не в этот раз. Не делай этого для нас. Сделай это для родителей. Когда ты последний раз проводил с ними зимние каникулы? – Давай, Эйдзюн. Фуруя хотел тебя повидать и узнать, как поживает его соперник, – Харуичи, на удивление, тоже старался втянуть его в это изо всех сил. К счастью для него самого, Савамура был тем ещё упрямцем, поэтому так просто не сдавался. – Я хочу всех увидеть, но– – Савамура, – Кариба был предельно серьёзен, так что говорил мягко, понимая характер Савамуры. – Помнишь, как упорно ты работал, несмотря на ипс? Ну, даже если все не были столь открыты насчёт этого, – он приостановился, подбирая нужные слова. Он тихо присел, с наивностью вспоминая ушедшие дни. – Савамура, мы все считали тебя тем, кто держит всех нас вместе. Ты был важен для каждого. Мы хотим, чтобы ты пошёл. Все хотят. Савамура чуть ли не краснел, слушая такие прямолинейные речи от Карибы. Было очень смущающе слышать что-то, сказанное настолько открыто. Он очень, очень тяжело вздохнул перед тем как, наконец, сдаться. – Ладно! – делая глубокий вдох, он вымученно провёл рукой по лицу. – Ладно, – всё-таки не настолько уж он был и упрям. – Даже если ты вернёшься позже, мы тебя притащим, – продолжил Канемару, всё ещё предельно серьёзный. – Мы притащим тебя, запихнём в чемодан, и притащим. – Ладно! Ладно! Я понял! – даже несмотря на то, что Савамура не хотел признавать это, оно, всё же, было неизбежно. В итоге ему нужно приехать на какое-то время, и, возможно, покончить с этим. Кроме того, после одного визита он сможет прожить без них три года снова. – Ну, – громко начал он, натягивая небольшую улыбку, – когда отправляемся? – На самом деле, меня не волнует, что люди думают обо мне, – сказал Миюки с этой типичной, очерченной на лице усмешкой. – Даже если я должен буду быть плохим парнем, я пойду на что угодно, чтобы сделать всё самое лучшее для команды, – громко хихикнул он, смотря на поле. Савамуре было интересно, чувствовал ли себя кэтчер когда-нибудь одиноко. Сейчас он всего лишь на втором году и не знает Миюки так долго, но он определенно знает, что тот, на самом деле, очень закрытый человек, который всё держит в себе. – Но что, если бейсбола больше не станет? – осторожно спросил он, избегая стуков в груди. Что бы он ни пытался вытянуть из него, всё это были мелочи, о которых лучше даже не спрашивать. Но Савамуре всё равно не хватало здравого смысла. – Если не говорить о бейсболе, – продолжил он, – волнуешься ли ты о других? Волнует ли тебя, что думают о тебе твои друзья и родители? Улыбка Миюки медленно сползла с лица, он перевёл взгляд с поля на питчера. Савамуре было интересно, улыбался ли тот когда-нибудь по-настоящему. Вроде настоящей улыбки и настоящего смеха, потому что он не думает, что вообще когда-нибудь видел это. Были ли те улыбки прикрытием его настоящих чувств? Он, в действительности, даже не знает, о чём Миюки на самом деле думает – он никогда не знал этого – но что бы это ни было, похоже, что Савамура задел его. – А что? – спросил Миюки, точно бросая вызов. – С чего ты взял, что я о ком-либо забочусь? Савамуре стоило знать, что даже он сам не был исключением. - Когда Савамура вместе с остальными сокомандниками вошёл в старый тренировочный зал, он был практически завален любовными и обвиняющими приветствиями, насколько это вообще было возможно. Он получил кучу пинков (в большинстве от своего старого соседа по комнате) и вопросов о его исчезновении и отсутствии какой-либо связи. Но все они дико улыбались, и на их лицах было такое облегчение, точно они нашли своего пропавшего ребёнка. Савамура не мог поверить, насколько все выросли и изменились. Было странно видеть некоторых из них так или иначе, с тех пор как много выпускников подались в профессионалы как после школы, так и после колледжа. Стоя перед такими замечательными людьми, он чувствовал, словно они слишком знамениты для него. Но впервые за долгое время его живот сводило от такого количества смеха и волнения, словно он снова увидел свою семью. Он чувствовал что-то похожее со своей настоящей семьёй и со своими старыми друзьями из средней школы, но это было что-то иное. Другое понятие семьи, дорогое его сердцу. Но даже сквозь всё это счастье его не покидала тревожность. Мысли в его голове расходились, и он пытался заглушить их, смеясь всё громче, оставаясь ближе к Крису-семпаю, крича на Фурую, что он намного лучше, чем был раньше. Савамура знал, что он был здесь. Савамура мог чувствовать его присутствие, потому что сердце колотилось так сильно, что, казалось, ещё немного, и оно вырвется из груди. Но он понял, что если игнорировать это и притворяться, что тебе всё равно, это пройдёт. Ему не обязательно с ним говорить. Он мог бы поговорить с кем угодно ещё, потому что они все скучали по нему, и он скучал по ним. Но как только люди начали расходиться, брать в руки биты или перчатки и делать то, чем они наслаждались друг с другом больше всего, Савамура начинал нервничать всё больше. Да, он хотел присоединиться, но это бы означало, что его втянут подавать ему, а он не может смириться с этим сейчас. Этот порыв волнения и упорства – чувство «партнёра» – были теми вещами, которые ему пришлось забыть давно. Это было причиной, почему он оставил свою перчатку дома. И сейчас, наконец, он был один, все выходили один за другим, и часть его хотела ударить себя, потому что он с лёгкостью мог выйти тоже, но он остаётся прямо здесь, открытый и беззащитный. Он начал думать, что это его воображение, потому что краем глаза заметил человека, идущего прямо к нему, и мозг говорил ему бежать, но тело не слушалось, и почему его ноги просто послушай– – Эй, Савамура, – у Савамуры кольнуло в ушах, а сердце пропустило удар, потому что, несмотря на всё, что говорил ему мозг, он был так счастлив услышать своё имя, вылетающее из этих уст, и его уши были так рады услышать своё имя этим голосом, и даже если он практически чувствовал нервную ауру Харуичи за несколько километров, пока его тащил Курамочи, он игнорировал это, потому что все его чувства сосредоточились на «здесь и сейчас», и это было так больно, и ему всё ещё было плевать. А потом он почувствовал, как закипает его кровь, как кричит его кожа, когда на затылок опустилась чужая рука, нежная, но крепкая, излишне задерживающаяся дольше положенного. Он чувствовал, как всего его пронзают тысячью маленьких иголок, когда смотрел на мягко улыбающегося человека перед собой, намного мягче, чем собственные глаза привыкли видеть, и тридцать секунд казались тридцатью годами, пока они безмолвно смотрели друг на друга, точно в самые души. Разум двигал мысли в бешеном ритме и говорил ему «улыбнись», «это неважно», «успокойся», «ничего такого», «не плачь», «это ничего не значит», только чтобы потом полностью остановиться после одного простого (почему его рука всё ещё на его шее): – Эй. И каждой унцией своего существа Савамура пытался натягивать улыбку, напоминая себе, что должен вырезать её на своём лице, потому что это была его собственная вина, и теперь он должен иметь дело с последствиями, и он должен успокоить себя, что, нет, кэтчер не сказал это с дрожью в голосе, это было просто воображение (почему его рука всё ещё там). – Привет, – ответил он настолько твёрдо, насколько мог, удивлённый, что получилось настолько хорошо. – Миюки, – Савамура даже не мог вспомнить, когда он произносил это имя в последний раз, но, кажется, в этот раз начала течь кровь, когда он вырезал улыбку на своём лице. Тёмная и малиновая, но неотъемлемая – необходимая – чтобы выжить. Спустя пару мгновений Фуруя предложил Савамуре показать ему те новые подачи, над которыми он работал. – Я бы с радостью всё показал, но я не взял свою перчатку! Прости! – отстранившись от другого парня и повернувшись, ответил он громко. – На самом деле, – вставил слово Тецу, отбив мяч, – у нас в сумке есть несколько запасных. Там есть для левшей, можешь взять. – Я тоже хочу посмотреть, как бросает этот идиот! – Рассмеялся Курамочи, глядя на Миюки, кивая в сторону. – Почему бы тебе не половить его подачи, Миюки? Остальные сокомандники начали с азартом переговариваться, соглашаясь с Курамочи. – Да! – С гордостью подтвердил Зоно. – Прямо как в старые времена! Савамура напрягся, чувствуя на себе взгляд кэтчера, но избегая смотреть в ответ. Он также почувствовал ауру Фуруи, способную разрезать напряжение, пока тот кидал ему перчатку из сумки. Если бы Савамура был честен с собой, то да, он хотел бросать и да, он хотел показать, чему научился. Но в реальности, что бы он ни делал – неважно, насколько старался – ничего не будет как прежде. Ничего впредь даже не подразумевало собой быть как прежде. В этой реальности Савамуре пришлось понять, что не всё получается так, как тебе того хочется. «Как в старые времена?» Боль в его сердце вспыхнула снова, сильнее, чем что-либо ещё, ему было нужнее всего уйти прочь от него. – Ну, на самом деле, старые времена, которые я хочу сейчас вернуть в своей памяти, это питчинг Крису-семпаю, – он задался вопросом, прозвучало ли это так, как следовало. Он подошёл к ближайшему бейсбольному мячу, фальшивая улыбка всё ещё показывалась другим на глаза, он повысил свой голос, пытаясь звучать настолько нормально, насколько возможно. – Пожалуйста! Крис-семпай, половите мои подачи! – он закончил с низким поклоном, надеясь на положительный ответ. Это, наверное, было самой простой вещью, которую можно произнести, поскольку это не было ложью – он хотел побросать ему так же, как и все остальные. – Конечно, – очевидно удивлённый, его излюбленный наставник, кто относился к нему с такой любящей добротой и терпением, спас его уже, наверное, в миллионный раз. – Фуруя, как насчёт побросать Миюки? – Харуичи, как всегда понимающий ситуацию, прорезал комнату голосом. – Как в старые времена, – снова, со строгостью в голосе, сказал он, поворачиваясь к Миюки. Так что пока он кидал подачи своему наставнику и все пялились, бросая комментарии и подтрунивая его удивительными замечаниями, он делал всё, что мог, чтобы игнорировать неприятное давление в желудке от разочарования, игнорировать воспоминания, которые был вынужден задавить в себе ещё давно, и взгляды из-под маски, предназначенные ему. Оба сидели в тишине по большей части. Савамура только что закончил пробежку и заметил Миюки, сидящего на лестнице, когда смотрел за поле. Он принёс ему воду, сказав «ты идиот, поэтому, наверное, забыл взять», и Савамуре пришлось сделать всё, чтобы угомонить бабочек в своём желудке. Но он знал, что это было всего лишь действие как капитана команды, поскольку он никогда не был столь вдумчивым до момента становления им. Миюки не подходил для разговоров, если это не касалось бейсбола. Так что, когда Савамуре было нечего сказать, он, как правило, сидел тихо и краем глаза наблюдал за кэтчером. Несмотря на то, что они сидели так уже много раз, этот был другим. Было что-то другое в поведении Миюки, похожее на нервозность. Савамура решил проигнорировать это в тот момент, так или иначе, он просто наслаждался временем, проводимым с ним. Миюки, по сути, ни с кем, кроме Курамочи, так больше не делал, и Савамура бы соврал, если бы сказал, что не чувствует себя чуточку особенным. – Могу я тебя спросить кое о чём? – Миюки в итоге нарушил тишину. Его голос звучал куда серьёзнее обычного. После кивка Савамуры он продолжил. – Тебе нравится, что я ловлю твои подачи? Савамуре пришлось бороться с сильным желанием завалить его похвалами. Было много всего, о чём он хотел сказать, но в итоге решил высказаться просто и прямо – как всегда. – Подавать тебе – это чёртово благословение. Едва ли Савамура знал, что это так же было чёртовым проклятьем. - На следующий день все собрались в старой клубной комнате, где тренер Катаока приготовил им специальный обед. Савамура подавал крайне хорошо, поскольку в его команде были Кариба и Крис-семпай. Он даже отбил бант на первую базовую линию и заработал ран, когда Канемару обыграл Фурую. Он всегда помнил благодарить бейсбольных богов за свою гибкость. Было очень холодно, но все хотели сыграть в честь старых времён. Честно говоря, они бы играли всю ночь, если бы после пятнадцатого иннинга не повалил снег. Но даже после всего веселья и воспоминаний он не забыл об этом специальном поле, куда ему стоило вернуться в последний раз. Он сел на ступеньки в своей куртке, игнорируя замерзающую задницу, но, по сути, его куртка была достаточно длинной, чтобы на неё сесть. Это пройдёт. Каждый момент на этом поле был памятью. Такое хотелось запомнить навечно. Игры в колледже были взрывными, но ни одна команда не сможет сравниться с той, что у него была в Сейдо. Ни одна школа не сможет сравниться с Сейдо. Никто не сможет сравниться с людьми, которых он здесь встретил. Он был наедине со своими мыслями, пока, к сожалению, не услышал треск снега за спиной. – Харуичи! – он повернулся, улыбнувшись, чтобы сказать тому уйти. – Я же сказал, что вернусь через– Однако, повернувшись, он не заметил никаких признаков розовых волос – вместо этого он увидел некую пару очков, от которой нигде не скроешься. Он медленно повернулся назад, снова смотря на поле, чтобы успокоить своё сердце. – Даже не поздороваешься? – отшутился Миюки (он звучал разочарованно?), подходя к питчеру. Савамура напрягся, когда кэтчер подсел рядом, пытаясь сопротивляться желанию придвинуться ближе настолько, чтобы их плечи соприкасались. – Думал, найду тебя здесь. Тепло, которое он чувствовал с Миюки, было слишком сильным, чтобы думать о противоречиях вроде «как может такой холодный парень давать столько тепла». Прочистив горло, Савамура коротко кивнул в ответ. – Ну, ты нашёл меня. Неловкое молчание накрыло их с головой. Если бы люди умели слышать мысли, то мысли Савамуры звучали бы слишком поломано, потому что он никогда не выглядел так, будто знает, что сказать. Он видел, как Миюки беспокойно покачивает ногой, то, что он обычно делал, когда нервничал. Это было тем, что он усвоил в старшей школе, увидев его говорящим с командой, когда тот стал капитаном. – Сегодня ты играл по-настоящему хорошо, – он смотрел на поле и продолжил, когда не дождался ответа, – не могу поверить, насколько лучше ты стал. Сердце Савамуры делало это снова. «Борись», – думал про себя он. – Могу сказать то же самое о тебе, – честно ответил он, надеясь, что не прозвучал слишком слабо. – Но учитывая, что ты профессиональный кэтчер, тебе лучше играть хорошо. Миюки ухмыльнулся, наконец смотря на Савамуру. Так он выглядел давным-давно, когда они были моложе. Это было больше похоже на него. – Как всегда язвишь, – пожал плечами он, вернув свой взгляд на поле. – Но, думаю, это то, что мне всегда в тебе нравилось. Отчего-то на этих словах у Савамуры свело желудок. Он, очевидно, снова слишком преувеличил значение двойного дна у этой фразы, но это всё ещё его тревожило. «Ну, по-видимому, недостаточно», хотел сказать Савамура, но он не был настолько мелочным. – Одно из моих многих замечательных качеств. Тишина настала снова, давая Савамуре время больше времени подумать о том, что он хочет сказать, но что он хочет сказать? На самом деле, больший вопрос в том, что он может сказать? Потому что, на самом деле, есть много всего, что он хочет сказать, но не может. Куда разговор пойдет дальше? – Если честно, я удивлён, что ты пришёл, – перегруженный мозг Савамуры вмиг остановил работу, чтобы послушать Миюки. – В смысле, ты не приезжал ни разу за все эти три года, и я подумал, что ты не вернёшься, – Савамура желал, чтобы эти грустные нотки были плодом его преувеличений снова, так что он напомнил себе, что у Миюки нет этих чувств. Миюки всё равно. – Но прежде чем ты уедешь, я хочу узнать, не против ли ты позависать. – С тобой? – несмотря на то, как хорошо он сдерживал эмоции, он позволил себе упустить удивлённый взгляд. – Ну, со многими из нас. Коминато и Фуруя тоже пойдут. Как и Канемару. – Ох, – Савамура молился, что не звучал расстроенно. – Когда? – Вообще, через два дня, – Миюки посмотрел на него с небольшой улыбкой, отворачиваясь и снова качая ногой. Савамура видел, как он сглотнул, точно пытался набраться мужества и сказать что-либо. – И я, – он приостановился, смотря на питчера последний раз, – Бакамура, я правда хочу, чтобы ты пошёл. – Ты самый раздражающий человек на Земле, Миюки Казуя, – Савамура в отчаянии взмахнул руками. – Если ты чего-то хочешь, просто скажи мне! «Потому что я сделаю для тебя что угодно», – закончил он про себя. Лицо Миюки было нечитаемым, и Савамура был почти уверен, что тот пытается найти способ поиздеваться над ним. Вместо этого, однако, он просто кивнул. – Хорошо, – сказал он очень серьёзно, так что, в отличие от остальных случаев, Савамура расстроился. Савамуре интересно, почему он никогда не слушал собственных советов. - Несколько часов прошло в компании, прежде чем Савамуру осенило. Люди ушли в галерею, в кино, ушли доедать тот обед, но спустя время все начали разбредаться по небольшим группкам. Харуичи был с Савамурой, но у последнего было чувство, что Фуруя хочет побыть наедине со своим другом, поскольку они нечасто видятся. Савамура решил пойти взять ещё пару томиков манги в магазине неподалёку, только чтобы выяснить, что Миюки плетётся за ним. Даже после попыток избегать его он всё ещё был настойчив, и, само собой, у Савамуры бы духу не хватило заставить его уйти. Но в то время, когда они остались наедине, Савамура пришёл к выводу. Больше не важно, насколько сильно это болит. Всё было хорошо и, честно говоря, как всегда глупое, эгоистичное маленькое сердечко Савамуры было столь мазохистичным, что он решил, что это нормально – причинять себе такую боль. Миюки был нужен ему. Он решил, что Миюки может сделать что угодно, и он позволит ему уйти. Чёрт, он позволит открыто им пользоваться, обращаться с ним, как с дерьмом, давать ему клички, что угодно, лишь бы он оставался рядом. Это всё, о чём Савамура думал ночью. Он боролся с этим, думая о том, как разозлится Харуичи, если узнает. – Бакамура, – сказал Миюки, перевешивая руку через плечо питчера, – если будешь так много думать, то взорвёшься. Что реально может взорваться, так это сердце и терпение Савамуры. Он нацепил самый хмурый взгляд из возможных, прежде чем отбросить руку Миюки, застывая перед этим. – Заткнись! Что ты– что это? – Достал для тебя, – он передал стаканчик в руку Савамуре, пристально наблюдая. – Это горячий шоколад. Савамура открыл стаканчик, чтобы проверить, только чтобы обнаружить, что Миюки запомнил, что ему нравятся маленькие кусочки шоколада, брошенные внутрь. Савамура тихо закрыл крышку, представляя грустного и насупленного Харуичи, если бы он был здесь. Он вырезал улыбку на своём лице уже в миллионный раз, посмотрев на Миюки и решив, что он сможет так жить. – Посмотри-ка, в конце концов, не такой уж ты и бессердечный ублюдок! – может быть, он лучший лжец, чем сам думал. – Спасибо, конечно, но с чего вдруг? Ему не стоило спрашивать. – Для чего мне причина? – ответил он куда серьёзнее, чем прежде. Савамура было подумал, что словил страдальческое выражение на лице Миюки, но снова скинул это на преувеличения. – Я просто подумал о тебе, пока покупал себе кофе. Он позволит Миюки разрушить себя. – И что это, блять, такое? – Миюки открыл дверь, обнаружив под ней Савамуру, сжимающего в руках чашку. Питчер нахмурился, протягивая руку. – Просто возьми! Я делал себе горячий шоколад и подумал, что ты тоже захочешь. Смотря на Савамуру с подозрением, он взял чашку и понюхал. Жидкость была очень тёмной, и Савамура знал, что, скорее всего, слишком сладкой для Миюки, поскольку он больше любит кофе. – Ты пытаешься убить меня, или что? – Нет! – Он не мог поверить, какой же Миюки придурок. Вот он, тратит своё время, чтобы отдать ему что-нибудь, когда он мог бы тренироваться, а с ним обращаются, как с убийцей. – Забудь! – он отвернулся, чтобы потопать обратно, но почувствовал руку на своей талии, тянущую его назад. Удивлённый, он позволил затянуть себя в комнату кэтчера и обернулся, когда Миюки закрыл дверь. – Эй, Бакамура, – Миюки был куда ближе, чем Савамура думал, почти зажимая его между собой и дверью. Одна рука держала чашку, в то время как вторая всё ещё была на талии, притягивая ближе, прежде чем Миюки наклонился. Савамура, похоже, перестал дышать в тот момент, потому что ещё никогда он не был так физически к нему близко. Его лицо было примерно в дюйме или двух от собственного, и он продолжил. – Почему ты принёс мне это? – он спросил на удивление тихо, по-прежнему смотря игривым взглядом. Миюки перестал быть прежним после травмы. Конечно, он всё ещё был нормальным в окружении остальных, но Савамура знал, что он что-то скрывает. – Ты выглядел немного расстроенным после травмы, поэтому и принёс, – он смущённо отвел взгляд в сторону, пытаясь скрыть подкрадывающийся румянец. – Обычно это помогает мне почувствовать себя лучше, – когда Миюки не ответил спустя пару секунд, Савамура злобно посмотрел на него, стыдясь, что вообще пытался. – Если ты не хочешь, то– – Нет, – сказал Миюки сквозь смех, яркий и совсем не такой, как его обычное гоготание – реальный смех, – и сердце Савамуры начало биться сильнее. Он залез в петлю ещё дальше, когда Миюки наклонился чуть ближе, притягивая его к себе, и заключая во что-то, похожее на объятия. Савамура был уверен, что его сердце дико забилось, пока они были грудь к груди, и он клянётся, что с сердцем Миюки было то же самое, но он забыл и обо всём этом, когда Миюки прошептал ему на ухо: – За мной долг. Савамура достаточно глуп, чтобы до сих пор этого ждать. - – Ну, – сказал Курамочи, оглядывая своих сокомандников, – не хочу этого говорить, но я правда буду скучать по вам. Поезд был готов к отправке. Большинство парней попрощались ещё после той ночи, и лишь несколько из них пришли на станцию, чтобы проститься. – Если Джун будет вас доставать, просто дайте мне знать, – доверчиво оглядел всех Тецу. – Я об этом позабочусь. Савамура мог поклясться, что Джун покраснел, но он решил не обращать внимания, высматривая Харуичи. Он разговаривал с Фуруей, Канемару и Тоджо какое-то время, и не было похоже, что он готов уезжать. Даже Кариба выглядел расстроенным, но, к счастью, Крис-семпай смог отвлечь его от ситуации. Был ли Савамура готов уехать? Самой тяжёлой частью сценария было решение, как попрощаться с Миюки. Он не очень уверен, почему тот решил поплестись с ними, но всё это время он стоял рядом с Савамурой, помогая ему с чемоданами. Савамура выяснил, что кэтчер давно хотел ему что-то сказать, но всё не решался. Миюки всегда был осторожен касательно таких ситуаций. Он знал, что у него есть всего один шанс, чтобы сказать это, поэтому всё стоило рассчитать. Савамура видел это тысячи раз, когда тот разговаривал с командой до и после матча. Его задумчивое лицо. Савамура просто позволит ему сказать, когда тот будет готов. – Савамура, – наконец, прошептал Миюки, чтобы никто больше не услышал. – Я кое-что решил, и ты, скорее всего, возненавидишь меня за это, – Савамуре хотелось сказать, что он бы ни за что не стал ненавидеть его, потому что если бы он хотел, он бы возненавидел уже давно. – Плевать, если мне придётся выследить тебя. Больше ты не исчезнешь с лица Земли снова. Миюки был довольно скверным, в своём репертуаре. Было похоже на странное дежа вю, поскольку это уже происходило с ними. Они расставались ранее, но в последний раз, когда это случилось, Савамура остался разбитым на столько мелких осколков, что потребовалась вечность, чтобы собрать всё обратно. Это произошло и в старшей школе – он смотрел на Савамуру, на то, каким он стал сейчас, ставя руку на пояс, пытаясь убедиться, что питчер понял, что он имеет в виду. Даже не проронив и слова, оба знали друг друга достаточно, чтобы понимать скрытый смысл. Кому-то понять будет трудно, но Савамура понял. Он всегда знал, что Миюки имеет в виду. – На самом деле, мне плевать, в какую команду я попаду. Савамура знал, что тот лжёт. Миюки был настроен на победу, поэтому пошёл бы в самую лучшую по его предчувствию. – Любой команде повезло бы получить тебя. Третьегодки только-только выпустились, и Миюки привёл Савамуру на поле после церемонии. Здесь произошло много важных вещей для них обоих. – Я собираюсь сказать тебе кое-что, Савамура, – сказал Миюки, поворачиваясь к нему. Он поставил руку на пояс, то, что он всегда делал, когда хотел что-либо прояснить. Это было знаком слушать внимательно. Грустно, что иногда его так просто прочесть. – Несмотря на то, что я собираюсь стать про, я всё ещё буду рядом. Савамура не отвернулся, когда он сказал это. – Я знаю, – ответил он, потому что это было тем, что он выяснил и без слов. – Я хочу быть рядом. Дождись меня – обещание, которое он пытался донести. Савамура до сих пор желает, чтобы он этого никогда не понял. - – На самом деле, я не смогу, – отклонил он очередное предложение Харуичи на поход в кино. – Я собираюсь позависать с Миюки. Он решил игнорировать осуждающие взгляды друга, зная, что иначе всё станет ещё хуже. – Снова? Эйдзюн, прошёл уже месяц с зимних каникул. Ты провёл с ним много времени. – И? – Савамура не понимал, какое это имеет отношение к делу. – Это плохо? Он уже знал ответ на вопрос. – Йомиури Джайантс, хах? – улыбался в трубку Савамура. – А что? Они хорошо платят, они выигрывают– Я тоже буду в Токио, – Савамура услышал нервный смешок на том конце трубки, и он знал, что тот имел в виду. – Ну, так как там межсезонные? – Хорошо. Всё и правда было хорошо. Но это реально всё, как оно было. Хорошо. – Хорошо? – Я скучаю, – выпалил Савамура прежде, чем успел остановить себя. Он ждал ответа, пытаясь оставаться спокойным. – Да, – по ощущениям прошло лет десять, прежде чем он ответил. – Я знаю. Ему следовало знать, что Миюки не чувствовал того же – он даже не ответил взаимностью. - – Чёрт возьми, твоя квартира просто огромна! – Савамура прошёл дальше, заценивая телевизор. – Ты реально можешь себе всё это позволить? – Я же сказал, что платят хорошо, – хихикал он, наблюдая за ошалелым Савамурой. Последний, тем временем, проложил себе путь на кухню, открывая холодильник. – Ох, ну конечно, целая гора кофе, – он захлопнул дверцу с ноги, поворачиваясь обратно к Миюки. – Ну, какие планы на вечер? – он постоянно зависал у Миюки последний месяц, мотаясь туда-сюда между ним и школой. В связи с бейсбольным сезоном они стали видеться реже, но всё ещё находили время в промежутках утомительного расписания. Хотя в квартире Миюки он был впервые. Обычно они оставались в отеле или в старом доме Миюки. Его отец почти не бывал там, поэтому дом всегда выглядел пустым. Миюки пожал плечами. – Что угодно, я думаю, – Савамура задавался вопросом, что происходит в голове Миюки, когда он произносит такие вещи. Они оба знали, что он просто хочет посмотреть фильмы или побездельничать. Ему не нравилось ходить в общественные места, поскольку люди стали его узнавать. Он сказал, это всё потому, что хочется спокойно отдохнуть, но Савамуру не покидало чувство, что тот просто не хочет, чтобы его видели с ним. – Ещё одна обычная ночь. – Так ты и Курамочи собираетесь делить квартиру до следующего сезона? Миюки вернулся из кухни, держа в руках кофе и шоколадное молоко. – Они хорошо нам платят, но на первый сезон мы делимся с другими людьми, чтобы научиться жить самостоятельно. Хотя, я и без того привык, так что это выгодно только для Курамочи. Савамура моргнул на такое беспечное отношение. – Привык? В каком смысле? – он наблюдал, как Миюки глубоко вздохнул и улыбнулся. – Мы все жили в общежитии в Сейдо, плюс мой папа почти не бывал дома раньше, – он схватил пульт, включая телевизор. – Я могу о себе позаботиться. Но у тебя всё ещё есть последний год, прежде чем ты начнёшь жить самостоятельно. Это правда, что у него остался всего год, но он не чувствовал себя готовым. – В колледже будет трудно. – Колледже? – Миюки нахмурил брови, смотря на Савамуру. – Ты всё ещё метишь в колледж? Что насчёт про лиги? Я думал, мы– Терпеливо ожидая, Савамура сел рядом, заканчивая фразу: – Мы что? – Ничего, – Миюки потянул питчера за руку на себя, ложась обратно на диван. Инстинктивно обвил руками его талию и положил голову ему на грудь. – Давай просто поспим. Савамуре стоило дать Миюки договорить. - Харуичи относился к нему более осуждающе последние пару недель, и Савамура понимает, почему. Он понимает, что Харуичи переживает, и он благодарен за это, потому что знает, что его сосед – большая причина, почему он смог сложить себя по кусочкам обратно. Он поднял его с колен и он всегда был рядом ради него. Но суть в том, что Савамура иногда не может поговорить с ним, потому что знает, что тот скажет. Это повторяется снова и снова. Однако в последнее время всё стало ещё хуже. Он был ещё более расстроенным, чем обычно, всегда хотел знать, куда они ходят и чем занимаются, и почему снова зависают вместе. Несмотря на то, что они в колледже, они оба уже взрослые и могут о себе позаботиться, поэтому обращение как с ребёнком выводило Савамуру из себя. – Ну извини, что пытаюсь общаться со старыми друзьями, – Савамура начал повышать голос, потому что всё, чего он хотел – мирно страдать, и это Харуичи не касается. – «Старыми друзьями?» – Савамура мог видеть, насколько он был расстроен, видя его глаза сквозь чёлку. – С одним другом, ты хотел сказать! – Ну, я должен с чего-то начать! – неубедительно прокричал он в ответ. – В чём твоя проблема? – Моя проблема? – раздражённо спросил Харуичи. – Моя проблема в том, что ты снова собираешься причинить себе боль! – Я что, твой ребёнок? – его голос всё ещё повышался в течение их спора. – Я уже взрослый! Я могу о себе позаботиться! – И что, ты предлагаешь мне сидеть в сторонке и наблюдать, как твоё сердце разбивается? – розовый оттенок его волос точно становился ещё ярче, когда он злился. – Я наблюдал, когда тебе разбили его однажды, и я не позволю случиться этому снова! – Тогда, блять, не смотри! Беспокойся о себе! Харуичи злобно рыкнул и притопнул ногой. – Я клянусь, Эйдзюн– – Что! – рыкнул Савамура в ответ. – Что ты сделаешь? – Савамура бросил на него недоверчивый взгляд. – Кто ты вообще такой– – Твой лучший друг! – крикнул он на Савамуру, и последний не смог не заметить отчаяние в его голосе. – Я – твой лучший друг! Я – тот, кто видел, как твое сердце крошится на кусочки! Я – тот, кто смог склеить тебя обратно, когда он бросил тебя! – Харуичи тыкал пальцем в никуда, пытаясь доказать свою точку зрения. – Я прошёл это всё вместе с тобой, и– Савамура смотрел на него, задыхающегося, пытающегося успокоиться. – И что, Харуичи? – Я не хочу быть вынужденным снова видеть тебя таким. – У тебя снова практика? – Савамура знал, что он был безрассудным, но это уже четвёртый раз, когда он меняет их планы. Они не виделись уже три недели. – Ну, Савамура, – ответил в трубку Миюки, – учитывая, что бейсбол – моя работа, да, у меня снова практика. Оба часто спорили в последнее время, и не решали это в реальности, что брало своё. У него была своя команда, чтобы беспокоиться, и это его последний год в старшей школе, после чего придётся принимать важные решения. Савамура не хотел его расстроить, потому что они оба играли хуже, когда были в таком состоянии. – Прости, – Савамуре пришлось извиниться снова, как всегда. – Я просто– Я на самом деле скучаю по тебе. На том конце трубки снова с мгновение была тишина. – Да, – приостановился он. – Я знаю. Савамура просто хотел знать, почему Миюки никогда не отвечал ему тем же. - Теперь они делали это постоянно. Целовались, зависали и трахались – это случалось постоянно. Кроме этого они ничего не делали. Впрочем, Савамура прекрасно сам всё знал, чтобы ему указывать. Он убедился, что Миюки не делает этого, потому что заботится или что-то в этом роде. Всё это лишь для того, чтобы хорошо провести время, потому что сердце Савамуры ноет после того, как они достигли апогея, как после чёртового взрыва. Во-первых, всё было легко и мило, потому что их разочарования были застроены стенами. В первый раз Савамура плакал, когда доехал домой, но это было лишь минутной слабостью. Но с каждым разом он ощущал, что проходить через это становится всё сложнее. Каждый раз его сердце начинало болеть всё сильнее и сильнее, и сильнее, и всё пришло к тому, что он больше не мог чувствовать боль, потому что настолько, чёрт возьми, привык к ней, и если даже это не самое худшее, то у Савамуры реальные проблемы. И потом всё стало ещё хуже, потому что, само, блять, собой, Миюки просто обязан был начать вести себя с ним странно. Ночью он вдалбливался в него медленнее обычного, растягивал больше, и целовал его буквально везде. Он говорил ему все эти «ты так прекрасен», «ты идеален», «ты мне нужен». Если бы Савамура хотел быть обманутым, ему даже не надо было бы заниматься сексом с парнем. Теперь его живот сводит, потому что, блять, Миюки знает, что делает, но все эти дни становятся всё сложнее для Савамуры. Он больше не может думать трезво и всё больше и больше приближается к безумию. Он не может сдерживать в себе столько чувств, и он боится, что в одну из ночей он просто выплеснет всё это, потому что он больше не может так продолжать. Миюки играл с ним, и даже несмотря на то, что он знал об этом, он говорил, что всё в порядке, но боль в его сердце пыталась сказать, что это не было так. Ему хотелось вопить и кричать, и рычать, потому что это, по крайней мере, заглушило бы его неугомонное сознание, твердящее прекратить это всё к чёртовой матери. Он пытался сказать Миюки, что больше так не может, что ему нужно снова изолировать себя от него, но слова так ни разу и не были сказаны, потому что они должны были знать друг друга достаточно хорошо. Он понимает скрытые послания Миюки – он, блять, пытается понять Миюки – так почему же сам Миюки не может понять Савамуру? Почему он не может понять, что ему больно? И всё это больше не просто секс или поцелуи, потому что какого чёрта он продолжает позволять Миюки делать всё это с ним? Савамура на самом деле не мог понять, как у Миюки это получается. Как он может быть настолько хорошим лжецом? Как он может вести себя так, словно всё в порядке? У Савамуры ушли годы, чтобы выстроить стену и вести себя, будто ничего не произошло. У него ушла вечность, чтобы снова натягивать улыбку, когда хочется рыдать, чтобы смеяться, когда нечего сказать, чтобы лгать себе и успокаивать себя, что всё будет хорошо, когда он знал, что не будет. В итоге, через практику, у него получилось всё осознать, но он так и не смог вести себя нормально рядом с Миюки, как со всеми остальными, после стольких лет отсутствия связи. И всё же, не похоже, что у Миюки с этим были какие-то проблемы. Савамура просто предположил, что Миюки мог слишком долго обманывать себя. Или он попросту настоящий лжец. Несмотря на причину, он не может избавиться от ощущения, что его сердце снова раскалывается на части. И теперь не ясно, как он будет собирать всё обратно, потому что в первый раз ему пришлось пройти для этого через ад, и он чертовски уверен, что не сможет сделать это ещё раз. И пока Савамура был заворожен лёгким касанием плеч, своим именем из чужих уст и мелкими наблюдениями, о которых он думал слишком много, Миюки, скорее всего, было плевать, и именно это разрывает Савамуру. Это та часть, которая заставляет его думать о том, как долго ему придётся жить в агонии, которую он думал, что похоронил в глубине своей души, пока Миюки продолжал жить нормально, очевидно, ничего не чувствуя. Разве он не знал, как себя чувствовал Савамура? Разве он не знал, что это разрушает его? Как он может улыбаться так, словно он не знал? Как он мог вести себя, будто все было в порядке? Дождаться его? Дождаться его? Савамура ждал его целую вечность. И Савамура был достаточно глуп, чтобы делать это – он был достаточно глуп, чтобы верить пустому обещанию. Почему он просто не может полюбить его в ответ? – Я люблю тебя, – Савамура больше не мог держать это в себе. Все его чувства начинали кипеть, и он не хотел заставлять себя в них вариться. То, как Миюки хаотично в него вдалбливался, шепча, насколько Савамура потрясающий, захваливая и целуя его. Савамура любил его до самых своих восемнадцати лет, и всё, чего он хотел, чтобы Миюки полюбил его в ответ. – Да, – вздохнув, ответил Миюки. – Я знаю, я знаю. Почему Миюки просто не полюбит его в ответ? - – Всё это было ошибкой. Савамура не совсем понимает, о чём говорит Миюки. Он прекратил обуваться и посмотрел на него, в любопытстве нахмурив брови. – Что ты имеешь в виду? Миюки не мог даже посмотреть на него. – Я не могу продолжать всё это. Савамура всё ещё не особо понимал, о чем Миюки говорит, но он заметил, как последний смотрел в окно, и он выглядел расстроенным. – Приходить в твой дом? – Да, – кивнул Миюки, все ещё не смотря на него. – Всё это. – Почему ты злишься? – Савамура был очень сконфужен, ведь он просто сказал ему о своём решении. Миюки редко терял контроль над эмоциями, поэтому видеть его столь расстроенным пугало Савамуру. – Я не собираюсь этого делать, – он покачал головой. – Я не могу потерять тебя. - Савамура смотрел на Миюки, не зная, что конкретно ему сказать. – Миюки, ты можешь посмотреть на меня? Последний даже не шелохнулся, всё ещё пялясь в это чёртово окно. – Миюки, – слабо, боясь повысить голос хотя бы немного, обратился Савамура. – Пожалуйста, посмотри на меня. Он делал это снова. – Потерять меня? – спросил он. Его начало трясти, потому что таким он Миюки ни разу не видел. – Поговори со мной. - Почему он не мог просто поговорить с ним? Почему он не мог просто посмотреть на него? – Я сказал, посмотри на меня, чёрт возьми! – Савамура даже не узнал свой собственный голос, когда выкрикнул это, и, по всей видимости, Миюки тоже, потому что он обернулся с широко распахнутыми в удивлении глазами. – Потому что, если ты собираешься сделать это со мной снова, – сквозь зубы рявкнул он, сжимая кулаки, – если ты собираешься сделать это со мной снова, будь любезен, блять, смотреть на меня, пока говоришь это. Миюки сжал челюсти. – Это было ошибкой. Всё это. – Пожалуйста, скажи мне, что случилось, – вскрикнул Савамура. Он бы рухнул на колени и умолял об этом, если Миюки попросил бы. – Я сделал ошибку, и теперь исправляю её. - – Ошибку? – огорчение, злость, боль – ни одно из этих слов не было достаточно сильным, чтобы описать то, что он чувствовал. – Ты был тем, кто сказал– – Я знаю. И теперь я говорю тебе, что был не прав. Я не прав. Всё становится сложнее. Савамура хотел смести этот жалкий вид с его лица, ведь это же Миюки Казуя – известный бейсбольный игрок, любовь всей его жизни, его капитан. – Ты, – Савамура провёл рукой по волосам, – Ты хочешь сказать мне, как это сложно? – Это всё не по-настоящему! – вскрикнул Миюки. – В этом всём нет никакого смысла! Неужели тебе всё это не наскучило? – Я всё не так понял, – осуждающе указал на него Миюки, – Я думал, ты– ты сказал– – Неужели всё это только из-за того, что я сейчас сказал? – спросил он недоверчиво. - Он снова делает это. – О, так ты подумал, что можешь решать за нас обоих, да? – критично воскликнул он. – Ты расстроился из-за чего бы там, блять, ни было, и теперь сбегаешь? – громко и уродливо рассмеялся Савамура. – Ну, так скажи мне. Скажи, что вывело тебя из себя на этот раз. – Не дави на меня, Савамура. – Или что? Ему следовало быть счастливым за него, ради всего святого, и вместо этого он решает, что больше никогда не захочет поговорить с ним снова. – У нас всё было спланировано! Мы говорили об этом, но, видимо, этого было недостаточно. Если ты не хотел всего этого, то мог бы просто сказать. - Савамура подошёл ближе. – Если ты не был счастлив, ты должен был сказать об этом! – Что я должен был сказать? – рявкнул Миюки. – Что ты хочешь, чтобы я сказал? – Что я должен был сказать? – Савамура чувствовал слёзы, стекающие по его щекам, но ему было плевать. – Я не готов идти в профессионалы! – Я бы тебе помог! – крикнул Миюки в ответ. – Мы должны были быть партнёрами! - – Я хочу, чтобы ты сказал мне, почему! – Савамура не собирался лить слёзы. Ему надоело плакать. – Потому что ты выбрал его вместо меня! – Что? Кого? – Савамура посмотрел вокруг, прежде чем повернуться обратно. – Кого я выбрал? – Криса! – Савамура смотрел, как он пытается сдерживать злость. – Ты ясно дал понять, когда выбрал его вместо меня! – Ты имеешь в виду в Сейдо? Чт– – Во время зимних каникул, Савамура. – Точно! Мы должны были быть партнёрами! И, не смотря на это, ты больше не хочешь быть со мной? – Ты выбрал колледж вместо того, чтобы пойти в профи! – он ударил рукой по стойке. – Ты выбрал колледж вместо меня! - Уже во второй раз в жизни Миюки отталкивал его. – Миюки Казуя, – он набрался смелости спросить – даже если он уже знал ответ, он всё равно собирался спросить. – По крайней мере, скажи мне, – ему было нечего терять. Он собирался потерять Миюки снова – что ещё у него есть? – Ты хотя бы любил меня? Савамура не знал, имел ли он в виду в этот раз, или он просто повторят вопрос нескольких лет давности. – Миюки, я люблю тебя! – как он может думать иначе? – Я люблю тебя. Он проследил за реакцией Миюки, наблюдая, как последний вздрогнул от его слов. Это было моментом, когда Савамура осознал. – Ты не любишь меня в ответ? - Миюки вздрогнул. Савамуре следовало знать. Почему Миюки просто не может сказать это? – Миюки, ты любишь меня? Пожалуйста, – взмолился он, – пожалуйста, скажи, что любишь меня. – Пожалуйста, скажи, что любишь меня. Почему Миюки просто не может сказать это? - Миюки облокотился о стойку, закрыв лицо руками, прежде чем смог посмотреть взмокшими от слёз глазами на Савамуру, и ответить: – Я не могу. – Я не могу. - Это было виной Савамуры – всё это было ошибкой. Он был достаточно глуп, чтобы верить, что Миюки может полюбить его в ответ. Он не мог его заполучить, и он знал это. Это было его ошибкой – любить Миюки больше, чем тот любил Савамуру. Это было его ошибкой – не заставлять Миюки любить его больше, чем он сам от него хотел. – Я хочу кое-что попробовать, – сказал Миюки, когда они сидели на лестнице ночью перед их первым Кошиеном. Он говорил очень медленно и деликатно, так, словно он может всё испортить, и Савамура никогда его таким не слышал. Он не был уверен, что чувствовать по этому поводу. – Ну, хорошо. Что это? – Савамура понял, что это о чем-то бейсбольном, потому что это всё, из чего Миюки состоял – бейсбол, очки, подколы, никаких эмоций. Но затем, неожиданно, Миюки резко приблизился к нему, кладя руку на его затылок и уставившись на его губы. – Если ты хочешь, чтобы я остановился, просто скажи мне. Савамура всё ещё не особо вникал, что тот собирается сделать, но он просто оставался на месте и пытался дышать, поскольку начал чувствовать себя слегка опьянённым. Не вникал он до того момента, как губы капитана коснулись его собственных. Он закрыл глаза, потому что из всего, чему его учил Миюки, ничто не заставляло его нервничать так сильно и чувствовать себя столь уязвлённо, как сейчас. Это закончилось куда быстрее, чем Савамура надеялся, но чёрта с два он пойдёт и признает это. Когда он открыл глаза и посмотрел на Миюки, наблюдающего за ним с какой-то нежностью, Савамура впервые в жизни осознал, что он может читать его. Впервые в жизни парень, который показывал лишь замкнутость и противное поведение, ослабил перед ним свою защиту. Впервые в жизни Савамура мог видеть блеск в его глазах – то, как забавно и довольно приподнялись уголки его губ – тем не менее, он так же видел, как последний напуган, и Савамуре на самом деле не хотелось сделать ничего, кроме как схватить его и сказать ему, что тоже напуган, потому что никогда не видел его таким – он был его партнёром – он не должен был выглядеть так. Но вместо этого Савамура просто схватил его за ворот футболки и прошептал прямо в губы: – Я не сказал останавливаться. Савамуре просто следовало остановить его.