Отрицание

Кисок вспоминает хрупкие плечи, выпирающие ключицы, искусанные губы и рассеянный взгляд, который был вечно направлен в одну точку. Вспоминает то, как часто клал руку на плечи Сохвы и говорил, что их команда не провалится, что их не распустят и не отправят так быстро по домам. Саймону кажется, что ему достаточно только закрыть глаза, чтобы представить, как младший в ответ тяжело выдыхает, обречённо мотает головой, а потом часами работает над битами с текстом в своей студии. Это были три месяца испытаний. Три долгих месяца выматывающего графика и бесконечных съёмок, три месяца тёплого и холодного старого друга Сонхвы рядом с Кисоком. Саймон даже не может точно сказать, было ли это время одним из лучших или же оказалось сущим адом. Но Кисок с уверенностью может ответить, что теперь, когда он допивает четвёртую рюмку соджу и думает только о Грее, у него явно началась настоящая ломка по шоу, рэперам и соседу, пишущему ночами биты. По их частым разговорам и моментам, проведённым вместе. По взглядам, таким нежным, что у Кисока сбивалось дыхание и учащался пульс. Кисок опустошает бутылку соджу, прежде чем сам даёт себе леща, потому что такие мысли не просто не уместны, но фактически глупы. Сонхва наконец-то может отдохнуть. Кисоку в его жизни теперь места нет. Когда всё заканчивается, Грею кажется, что у него медленно, но верно происходит сдвиг по фазе. Он возвращается домой безумно уставшим, неделю после шоу не покидает четыре стены своей комнаты, а когда избавляется от синяков под глазами, начинает думать над тем, как возвратиться к прежнему ритму жизни. Биты, рэп, ещё раз биты, кофеин. Сначала он старается наслаждаться спокойствием и ощущением свободы, но спустя пару дней всё чаще начинает понимать, что в мыслях до сих пор звучит шумная музыка, толпа качает руками в такт, а затем они — Кисок, Сонхва, Джевон — счастливо улыбаются и зажигают бесконечный вечер в духе настоящего хип-хопа. И в этот момент Кисок смотрит на него, а Сонхва не сводит взгляда с Ди, который настолько живой, который заставляет фанатов кричать, который находится где-то не в этом месте совершенно. И Сонхва словно просыпается, потому что прожектора давно погасли, съёмочная группа распущена, Бёнюн получил свой приз, а Кисок помахал ему на прощание рукой. Потому что SMTM5 завершилось ещё в июле, а на календаре красуется середина августа. И чем больше проходит дней, тем сильнее недостаток чего-то привычного и родного чувствуется, ноет где-то в районе груди и просит вернуться. Но у Кисока наверняка новые проекты, куча работы и свои дела вместе с отсутствием времени на товарища по команде. Поэтому Грей просто не вылезает из студии и пишет свои песни в одиночестве. Поэтому закапывает чувства в концепции весёлого и яркого текста, который, возможно, если будет выпущен, займёт вершины чартов и заставит улыбаться. Поэтому игнорирует все звонки, пока не высвечивается шесть пропущенных от Кисока-хёна. А Саймон думает, что рехнулся окончательно. Он отправляет злобные смайлики и пишет пьяный бред Грею, который не отвечает уже полчаса и даже не замечает. Понимая, что нужно пройти все пять степеней отчаяния, Кисок осознаёт, что слишком серьёзно застревает на первой. А потом ухмыляется, потому что в голове возникает идея: если Сонхва ему не ответит, то он просто отправится к нему домой. Но после десятой или одиннадцатой рюмки Кисок слышит звонок телефона и видит высветившееся имя «Грей», улыбается не как мужчина тридцати двух лет, а как настоящая школьница, хихикает и отвечает, громко выкрикивая: — Ты какого хуя трубку не берёшь? А потом слышит с другого конца: — Прости, слишком заработался… — и спустя несколько секунд молчания: — А ты какого хуя напиваешься? Сонхва понимает, что переживает. По-настоящему волнуется, когда хён пишет, что ему холодно, потом, что он не знает, где находится и что в этом неизвестном месте совершенно никого рядом с ним нет. Но старается не подавать виду, ведь даже если Кисок поймёт, то на завтрашний день об этом уже забудет. — Пишешь, пишешь, пишешь. У тебя весь график, наверное, забит. Верно, Сонхва-я? — устало выдыхает в трубку Ди. — Даже времени на старого хёна не находишь, не звонишь. Где ты, блять, находишься всё это время? Ты ни черта не знаешь о том, как сильно я по тебе скучаю…. Выпивая пятнадцатую или шестнадцатую, а, может быть, уже давно двадцать вторую рюмку соджу, Кисок ещё не догадывается о том, что завтра, вероятнее всего, пожалеет о сказанном. Говорит долго, то повышая тон, то шепча, какие у его Грея тонкие пальцы, красивые ноги, как он часто хотел ему об этом сказать. Сонхва едет на такси к Саймону, слушает несвязную речь по телефону, чуть ли не каждую секунду краснея ещё сильнее и прося водителя поторопиться, потому что если Ди заметит кто-то из фанатов, то из этого раздуют нехилый скандал. А потом отключает телефон, ведь на синих стульчиках под козырьком уличной закусочной замечает Саймона Доминика, матерящего Сонхву, который повесил трубку, выглядя при этом до широкой улыбки на лице Грея мило. Сонхва думает, что скучал сильнее, когда в целости и сохранности доставляет до дома Кисока и, развалившись рядом с ним, лежит, накрыв их обоих пледом и не сводя с хёна взгляда. Может быть, прожектора потушены, зрители разошлись по домам, а для всех остальных шоу стало хорошим воспоминанием. Сонхва надеется, что для них с Саймоном история только началась.